История одной песни
ЖДИ МЕНЯ
Окончание. Начало см. в № 12 за прошлый год.
Третье письмо:
21 февраля 1999 года. Беэр-Шева.
Здравствуйте, дорогой Алексей Кириллович!
Пишу Вам сразу после телефонного разговора (вернее, трёх сразу – один за другим).
Сразу по получении письма я, естественно, позвонил Дрори и прочитал ему, переводя с листа на иврит. Он расчувствовался и не мог говорить. Потом сказал: «Самая большая моя мечта – спеть „Жди меня“ в России. Но так как это невозможно, я хотел бы, чтобы эту песню спел по-русски Иосиф Кобзон.» (Дрори, ничего не понимая, любит сидеть перед экраном телевизора и смотреть трансляции концертов из России. Юбилейный, почти девятичасовый, концерт И.Д. Кобзона он высмотрел от начала до конца – всю ночь!)
Вы правы, Алексей Кириллович, что стихи на иврите звучат молитвенно. Я много мог бы рассказать Вам об этом языке; он, естественно, совершенно не похож ни на один известный Вам; библейские тексты, включая «Песнь песней», в переводах (даже самых лучших) настолько далеки от оригинала, что их нельзя назвать переводами; это скорее вариации на тему. А вот обратное явление – переложения на иврит – зачастую получаются удачными. Песни Б. Окуджавы, Вл. Высоцкого, Ал. Галича здорово переведены Коби Шаретом (сыном бывшего премьер-министра Израиля Моше Шарета); их у нас любят и поют. Кстати, кассету с такими песнями я переписал Гр.Як. Бакланову, когда он гостил в Израиле.
А вот стихам Константина Михайловича особенно повезло. Секрет их завораживающего звучания на иврите заключается ещё и в том, что глаголы в повелительном наклонении единственного числа на иврите имеют род, т.е. по-русски заклинание «жди меня» может быть обращено и к мужчине, и к женщине, а на иврите «ат хаки ли» можно сказать только женщине; обращение к мужчине «жди меня» прозвучит «атá хакé ли». Следовательно, переведённые стихи лингвистически приобретают адресата, и это – женщина.
Ещё добавлю, что, к примеру, фраза «вэишту кос яин мар / зэхер нишмати» не только абсолютно означает «выпьют горькое вино / на помин души», но, восходя своими оборотами к библейским текстам, придаёт стихам ту самую молитвенность, которую Вы так точно подметили, не понимая языка, лишь по звучанию. И так на протяжении всего стихотворения.
Обнимаю Вас.
Илья.
Эпилог: СНИМАЕТСЯ КИНО!
Переписка с Алексеем Симоновым продолжалась.
«У меня на выходе новая книга», – сообщил Алексей Кириллович. Вскоре пришла бандероль: издательство «ХХ век», много фотографий – с отцом, с мамой, с друзьями, геологические экспедиции, съёмки фильмов.
Совпали два события: выход книги и шестидесятилетие автора. Отмечали в ЦДЛ.
Перед началом официальной части виновник торжества включил присланную мною запись: израильский певец Арик Лави исполняет песню «Ат хаки ли» («Жди меня») – на иврите.
Юбиляр поднялся на сцену. (Вспоминаю – из школьного курса: «Я вышел на трибуну в зал… Мне зал напоминал войну…» Нет-нет, на этот раз тишина не напоминала «ту тишину, что предвещает первый залп», зал не «напоминал войну», его заполнили не «друзья и враги», на Алексея смотрели глаза друзей.)
– Я счастлив… – начал Алексей Кириллович выступление, – я счастлив: сегодня стихи моего отца, написанные им по-русски, звучат на древнем языке моей мамы.
(В скобках – несколько слов о маме. Евгения Самойловна Ласкина, представительница большой еврейской семьи, значительная часть которой переселилась в Израиль, была замужем за К.М. Симоновым. «Моя мама была зав. отделом поэзии журнала „Москва“, и довольно большое количество и ныне знаменитых, и просто хороших поэтов считали ее крестной матерью, – рассказал А.К. в интервью журналисту Владимиру Нузову, – а на днях на 70-летии Владимира Войновича я ему попенял, что в своей бессмертной повести „Иванькиада“ он не назвал одного человека, организовывавшего общественное мнение в защиту интересов Войновича. А этим человеком была именно моя мама.» Следует добавить, что «Мастера и Маргариту» М.А. Булгакова К.М. Симонов принёс в редакцию журнала «Москва» – к Евгении Самойловне. «Опубликуй с любыми купюрами, – попросил К.М. – После этого удастся напечатать полностью.» Именно благодаря усилиям родителей Алексея Симонова великий роман увидел свет.)
Итак –
– …я счастлив: сегодня стихи моего отца, написанные им по-русски, звучат на древнем языке моей мамы.
Первый залп! – тишину взорвали аплодисменты.
В конце 2004 года мне в Беэр-Шеву позвонил Алексей Симонов:
– Еду!
Сколько раз я слышал от него: «Приеду…» А теперь – в определённой форме и в настоящем времени:
– Еду!
И вот – дорога по холмистой пустыне, мы едем из столицы Негева в Арад, к Шломо Дрори.
Встретились два друга, знакомые и уже полюбившие один другого – по переписке, по телефонным разговорам; Алексей Кириллович и Шломо провели вместе несколько часов, почитали «Жди меня» – вперемежку, по-русски и на иврите, строфа за строфой. «Молодой» Симонов даже подкартавил по-отцовски, голос очень похож, прикрой глаза и – авторское исполнение! «Жди меня, и я ве'нусь, только очень жди…» Следом – Шломо: «Ат хаки ли, вэ-ахзор, рак хаки эйтэв…» Я, конечно, включил камеру, теперь у меня хранится уникальная видеозапись!
Попрощались, Шломо остался со своими воспоминаниями и переживаниями в Араде, Алексей Кириллович вернулся в Москву с CD, заполненным фотоснимками, с видеокассетой – записью интервью на израильском телевидении – и с двумя газетными публикациями.
Прошло совсем немного времени, и опять телефонный звонок из Москвы:
– Еду!
Приехал не один, на этот раз с кинооператором Игорем Мардмиловичем.
– Московское правительство выделило средства на съёмки фильма об отце. А как можно рассказывать о жизни и творчестве поэта Симонова без израильской истории его самого известного стихотворения? Будем снимать Дрори.
Мы приехали в Арад за час до условленного времени.
– Съездим к гостиничному комплексу.
Проехали высотные здания гостиниц, припарковались, вышли из машины. В этом месте сходятся Иудейская и Негевская пустыни, вдали видна трапеция Массады, внизу (1000 метров под нами) Мёртвое море, за ним Иордания. Завораживающая панорама! Оператор расчехляет камеру, начинаются первые съёмки нового фильма.
У Дрори нас, естественно, ждали.
Оператор предложил: будем снимать во дворе: нет надобности в искусственном освещении, всё естественно – зелень, весна, цветение.
Дрори рассказывает – теперь в объектив кинокамеры: о стихах поэта Константина Симонова, переведённых на иврит Авраамом Шлёнским (сам переводчик любил подписываться «Авраам Шлионский»), однако теперь Дрори вспоминает новые подробности тех давних военных дней: увольнительная, прогулка по Хайфе, клуб… встреча с милой девочкой… влюблённость… любовь… Да вот и фото.
Шломо улыбается: а ведь всё это случилось благодаря песне «Ат хаки ли». Вся жизнь приобрела особый смысл, цвет, содержание, песня родилась и повела за собой.
Алексей добавляет: в те самые дни, когда молодой боец еврейского ополчения встретился в 1944 году в Италии, в городе Бари, с мамой, чудом спасшейся в Катастрофе, и пел ей песню «Ат хаки ли», Константин Михайлович Симонов возвращался из Югославии, где он находился в журналистской командировке – от газеты «Красная Звезда» – у партизан Иосипа Броз Тито. Самолёт совершил посадку – в Бари (!). Автор «Жди меня» провёл в этом городе несколько дней. Встреча автора стихов и создателя песни могла состояться, они были рядом, но… Судьба отсрочила встречу на шесть десятилетий и подарила её не автору стихов, а сыну поэта.
Первые кадры будущего фильма были сняты в Араде, на Земле Израиля. А из Москвы опять позвонил Алексей Кириллович:
– Фильм закончен. Две серии по пятьдесят две минуты каждая. Называется «К.М.» Сегодня принимала комиссия.
– Какая комиссия? – спрашиваю. – Худсовет? Госкино?
– Представители московского правительства. Они финансировали съёмки.
– В фильм вошли кадры, снятые в Израиле, –говорит Симонов. – Разумеется, и песня – на иврите. Кроме того, мы пригласили аккордеониста, он подобрал мелодию, и мы поставили её фоном. Вышлю тебе DVD.
Мы попрощались. Я положил трубку и тут же поднял её. И набрал арадский номер телефона Шломо Дрори.
Happy End
Состоялось!
Супруги Симоновы прилетели в Израиль 15 ноября одним самолётом с московской делегацией, в основном с «Мосфильма».
В беэршевском международном кинофестивале участвовали 80 фильмов, из них двадцать российских плюс «К. М.» Алексея Симонова – 21-ый.
Показ «К. М.» состоялся в зале Дома учителя (16 ноября, начало в 17:30). После просмотра первой части (52 минуты) состоялось обсуждение, затем демонстрировали вторую часть (тоже 52 минуты). Были статьи в «Вестях», «Спутнике», в сетевой газете «IsraMir», интервью А. Симонова в субботней полуденной программе Игоря Мушкатина по радио «РЭКА» (русская служба «Голоса Израиля»), выступление Алексея Кирилловича в беэршевском клубе кинолюбителей.
Шломо Дрори на просмотр фильма не приехал, такой подвиг уже, к сожалению, ему не по силам: 85 лет, инвалидная коляска…
6 декабря 2007 года на адрес моей электронной почты пришло письмо, отправленное из Москвы в 12 часов 08 минут пополудни.
Вот его текст:
Добрый день, Господин Войтовецкий!
Иосиф Давыдович заинтересовался переведенной на иврит песней Симонова. Но, к сожалению, мы не можем скачать эти три варианта из Вашего официального сайта. Если Вас не затруднит, перешлите нам пожалуйста материал по mail, вложенными приложениями. С уважением, офис Кобзона И.Д.
Разумеется, я ответил немедленно. Как говорится в одной российской рекламе, ЖДЁМ-С…
Вышеприведённому письму предшествовала переписка с моим добрым товарищем, телеведущим российского канала «Культура» Славой Флярковским.
Привожу тексты трёх его писем.
15.09.2007
Здравствуйте, Илья!
Приятная неожиданность! Мы так давно не общались, ни реально, ни виртуально.
. . . . . . . . . . . . . . .
Спасибо за удивительную историю, прочёл её только что ночью, после работы, прочёл, как хорошую литературу. По таким историям в Голливуде в один вечер пишется сценарий.
Вашу просьбу постараюсь выполнить, хотя Иосиф Давидович, как настоящий небожитель, едва уловим.
28.09.2007
Здравствуйте, Илья!
Я переправил всё, о чём Вы просили, ближайшему помощнику Кобзона. Тот подтвердил получение и твёрдо обещал, что познакомит Иосифа Давидовича с этой красивой историей. Кобзон сейчас в длительной поездке, кажется по России… Будет в Москве 6-7 октября.
Вот всё, что мне известно.
Привет Вашим девочкам.
Владислав.
02.12.2007
Привет, Илья!
После всех своих гастрольных туров мне перезвонил, наконец, Иосиф Кобзон.
Поинтересовался подробностями истории Шломо Дрори.
Попробую-ка я связать вас напрямую.
Передайте мне, пожалуйста, ещё раз номера ваших телефонов для быстрой связи.
Спасибо.
Произошло ещё одно обыкновенное чудо…
03.10.09
«Произошло ещё одно обыкновенное чудо…»
Процитированная фраза была – с надеждой – написана мною второго декабря 2007 года за 43 минуты до полуночи.
Минуло почти два года. Чудо всё ещё не произошло. Но, как говорится, надежда умирает последней.
…4 августа день рождения Шломо Дрори. Я, естественно, позвонил в Арад – поздравить именинника.
– Он в больнице, – грустно сказала Шуля. – Сердце…
Дня через два я отправился навестить больного.
– Его уже выписали, – сообщила дама в справочном.
На мой телефонный звонок на этот раз ответил сам Шломо – голосок тихий, слабенький.
Я не стал утомлять его долгими расспросами и разговорами. А он всё-таки не преминул спросить:
– Всё ещё нет вестей от Йосэлэ?
(В скобках объясню: «Йосэлэ», «Рэйзэлэ» и т.д. – ласкательная форма имён «Йося» и «Рэйза» на идише. Читавшие Шолом-Алейхема могли обратить на эту форму внимание).
– Всё ещё нет…
– А мне уже исполнилось 88, – грустно подытожил Шломо.
– До ста двадцати, – высказал я традиционное еврейское пожелание.
– Ну, если так, если до ста двадцати… тогда – может быть…
Ау, Иосиф Давыдович Кобзон! Где же Вы, небожитель Вы наш? Отзовитесь…
* * *
19 октября 2009 года
Тут мне хочется рассказать ещё об одном, не сбывшемся, к сожалению, чуде.
Однажды в пятницу, лет десять назад, мне в Беэр-Шеву позвонил из Арада Дрори.
– Моя жена в гостинице «Мория» на Мёртвом море держит небольшой магазинчик сувениров. Представь себе: вчера заходит женщина, и Шуля видит, что ей знакомо её лицо. Женщина не говорит на иврите. Позвали девочку, владеющую русским.
– Кто ты? – спросила Шуля посетительницу. (На иврите, как и в других восточных языках, не существует обращения на «Вы»).
– Я певица Людмила Зыкина, – ответила женщина.
– Что ты говоришь? – воскликнула Шуля. – Этого не может быть!
Переводчица, девочка из России, подтвердила: да, перед нами певица Людмила Зыкина.
– Знала бы ты, как мой муж любит тебя! – радостно проговорила Шуля.
– И вот, – с торжеством в голосе сообщил мне Шломо, – нынешним вечером в гостинице я встречусь с Людмилой! – Шуля с ней договорилась.
«Зыкина» – слово труднопроизносимое, особенно буква «ы», её в большинстве языков нет. А имя «Людмила» для всякого читающего человека почти родное – благодаря, естественно, А.С. Пушкину.
– Приезжай, – попросил Шломо. Я пообещал.
В телефонном справочном я выяснил номер телефона гостиницы «Мория» на Мёртвом море. В справочном гостиницы мне отказались назвать номер комнаты, в которой остановилась «туристка из России Людмила Зикина» (именно «Зикина» – так на иврите записывается фамилия, через «и»), но перевели линию на внутренний телефонный номер.
– Слушаю.
– Людмила Георгиевна?
– Да-да.
Сбивчиво я пересказал ей сообщение Шломо Дрори. Людмила Георгиевна удивилась:
– …Нет-нет, ни с кем я этим вечером не встречаюсь. Нет-нет, никаких встреч…
– Как же – не встречаетесь! Как же – «никаких встреч»! Вчера в магазине сувениров… женщина сказала вам, что её муж в вас…
– Ах, да-да, вчера какая-то сумасшедшая бросилась мне на грудь и стала говорить-говорить-говорить, что её муж в меня влюблён. Ну, подумайте: разве могу я встречаться со всеми мужчинами, которые в меня влюблены… да ещё если об этом рассказывают их сумасшедшие жёны!
– Людмила Георгиевна! – патетически воскликнул я, пытаясь удержать её от намерения прекратить беседу. – Людмила Георгиевна, послушайте меня!
Торопясь, перебивая самого себя, сбивчиво и невнятно я пересказал великой русской певице историю еврейского юноши, потерявшего в мясорубке Второй мировой войны маму и нашедшего её – благодаря песне на стихи Константина Симонова.
– Приходите, – коротко закончила беседу Людмила Георгиевна. – Я буду ждать вас в холле гостиницы.
Я тут же засел за приготовление к встрече.
Перво-наперво я подготовил и распечатал текст стихотворения в оригинале и в переводе на иврит – еврейскими и русскими буквами – для удобства чтения, именно тот самый листочек, который приведён в самом начале этой публикации.
Затем записал на кассету песню «Жди меня» – «Ат хаки ли» в исполнении Арика Лави (другого исполнения у меня тогда не было).
И – стал ожидать наступления вечера.
. . . . . . . . .
Подъезжаю, паркую машину. Возбуждённый Дрори расхаживает туда-сюда перед входом в гостиницу. Вынимаю из багажника портативный магнитофон, кассету с записью песни и листочек с распечатанным текстом. Шуля заблаговременно подыскала комнату с розеткой для подключения магнитофона, с удобными креслами.
Мы включили «аппаратуру», проверили, что она работает, и я вышел в холл. За одним из столиков сидела Зыкина с дамой помоложе, перед обеими стояли чашечки с кофе.
– Людмила Георгиевна, добрый вечер!
– Добрый вечер! – Женщины, оставив недопитый кофе, поднялись. Мы проследовали в комнату, где нас ожидали Шломо и Шуля.
После взаимного пожатия рук и представления все утопили себя в глубоких креслах, я подал певице текст песни и нажал на клавишу магнитофона.
Зазвучало вступление… мягкий речитатив пропел: «Ат хаки ли, вэ-ахзор»… я пристально наблюдал за лицом великой певицы, а она следила за текстом, и губы её шевелились, беззвучно выговаривая на незнакомом ей языке чуждые её слуху звуки: «Ат-ха-ки-ли-вэ-ах-зор».
Закончился первый куплет, Зыкина кивнула, улыбнулась, выждала, когда закончится проигрыш и негромко, вторя Арику Лави, запела следующий куплет. Она выговаривала ивритские слова чётко, членораздельно, не отрывая взгляда от листа и чуть-чуть щуря глаза.
– Прекрасная песня, – сказала Людмила Георгиевна, и я перевёл – для Дрори:
– Шир нээдáр.
Вмиг осипшим голосом Шломо скорее прошептал, чем сказал:
– Тодá рабá…
– Большое спасибо, – тоже осевшим голосом перевёл я.
– Прекрасная песня, – повторила Зыкина. – С вашего позволения я возьму кассету с собой. В Москве мы оркеструем мелодию, и я выучу песню по-русски и на иврите. В начале мая я собираюсь к вам в Израиль на гастроли – с камерным оркестром «Россия». Девятого мая, в День победы, я обязательно исполню эту песню на концерте в Иерусалиме. Но я поднимусь на сцену не одна. Вы (она кивнула в сторону Шломо) подниметесь на сцену вместе со мной. Мы споём «Жди меня» вдвоём, дуэтом. Договорились?
Я изо всех сил старался переводить синхронно, чтобы Шломо и Шуля воспринимали слова певицы в момент их произнесения.
Нам повезло: никто из нас троих в те минуты не умер от счастья, а ведь такое могло случиться... На прощанье Людмила Георгиевна подарила Шломо и мне по кассете «Течёт река Волга». Вот она – передо мной.
А приезд певицы с оркестром «Россия» в Израиль не состоялся – ни в ближайшем мае, ни через год, ни через два, и – вообще – больше в зарубежные гастроли она не ездила. А недавно ушла из жизни.
Я позвонил в Арад:
– Шломо, умерла Зыкина.
Он ничего не ответил, помолчал, а потом прошептал:
– Слышишь, Шуля?.. Умерла Людмила…
28 августа 2010 года, суббота, 17:00.
4 августа я позвонил в Арад на домашний телефон Дрори. Ответила Шуля. Я поздравил её с днём рождения мужа, ему в этот день исполнилось 89 лет.
– Шломо очень слаб, – сказала Шуля. – Он не сможет с тобой поговорить.
– Передай ему мои поздравления и пожелание…
– Да-да, конечно…
Сегодня, в субботу 28 августа 2010 года, приблизительно в 16:30, раздался телефонный звонок. Друзья знают, что мы стараемся не нарушать святости субботы, если звонят, то по самому экстренному поводу.
Я поднял трубку.
Это был внук Шломо Дрори.
– Сегодня умер дедушка. Похороны завтра, ещё неизвестно, в какое время. Когда буду знать, сообщу.
ВОТ И ВСЁ.
Кладбище Арада, где похоронен Шломо Дрори