Жизнь и судьба

Трудное возвращение

Надо записать, чтобы знали и помнили

Эта история рассказывает о человеке, прожившем почти всю свою жизнь на Украине и в возрасте 76 лет эмигрировавшем в Германию. Но сюда он приезжает не впервые. 15-летним мальчишкой Борис Халфин попадает в Нюрнберг, где в течение 3 лет находится на принудительных работах.

В этом рассказе встречаются удивительные факты. Участников описанных в нем событий осталось очень немного. Жестокость и доброта, мистика и суровый реализм, счастье и боль. «Надо записать, чтобы оставить детям, для истории. Я знаю всю историю Бориса, хотя он, правда, не слишком охотно говорил об этом, ему было очень тяжело вспоминать», – рассказывает жена Бориса, Надежда Халфина. Они прожили вместе более 40 лет, 5 лет назад Борис умер. Здесь, в Германии, он очень хотел побывать там, где прошли три года его юности. От многих мест не осталось и следа. На месте одного из лагерей для подневольных рабочих в Нюрнберге (Russenwiese) когда-то была памятная табличка, но и она в последние годы куда-то исчезла. Кое-где удалось сделать фотографии, например, Борис на фоне трамвайного депо в районе Maximilianstrasse, где он мальчишкой вместе с другими подневольными рабочими мыл ночью трамвайные вагоны. Сегодня на месте этого депо идет большая стройка. Таково течение жизни: все меняется, уходят люди, здания, остаются и теряются где-то в прошлом важные события. Но история Бориса будет жить на страницах нашей газеты, мы надеемся, что и на страницах немецкой прессы, и в памяти многих людей.

 Борис Халфин

Пусть едут другие, нам ехать не на что

Борис Давидович Халфин родился 14 марта 1926 года в Днепропетровске, в еврейской семье. Он был вторым по счету из шестерых детей. Когда началась Вторая мировая война, его старший брат пошел служить в армию, был офицером. В Днепропетровске из шестерых детей остались пятеро: Борис (15 лет), брат Саша (13 лет), еще 2 братика и сестричка, маленькие. Отец Бориса был, как говорили на Украине, биндюжником – имел лошадь, работал на базаре, привозил, отвозил, и этим зарабатывал себе на хлеб. Жили очень скромно. Другие родственники имели не такие большие семьи, им было проще, и они успели эвакуироваться, когда началась война. Они войну пережили, избежали страшной смерти, многие из них живут и по сей день. Давид Халфин с семьей, как и многие другие семьи, к великому их горю, не уехал. «Пусть едут другие, а нам ехать не на что. В 14-м году немцы евреев не тронули, да и куда мы поедем с насиженного места?!».

Оккупировав Днепропетровск, немцы поступили здесь так, как поступали везде. Повесили по городу объявления: «Граждане еврейской национальности обязаны явиться такого-то числа к центральному универмагу. При себе иметь легкую одежду, питание на 3 дня и ценные вещи». Все евреи, оставшиеся в Днепропетровске, собрались и пришли туда, куда им сказали. Многие были уверены – их отправят в Палестину. На площади их продержали целый день. И до последнего момента, когда уже начало темнеть и эсэсовцы с собаками стали отбирать вещи и строить колонны, Давид не понимал, что их ведут на расстрел. А тут понял. У него на руках был маленький ребенок, у матери – второй, шестилетний стоял рядом. И отец шепнул: «Боря, бери Сашу, попробуйте проскользнуть, может быть, хотя бы вы спасетесь». Старшие братья сумели проскочить в толпу украинцев, стоявшую по краям площади, и толпа сразу спрятала их. Остальных днепропетровских евреев, 10 тысяч человек, 13 октября 1941 года отвели за днепропетровский ботанический сад и расстреляли.

Облава

Что же было дальше? Дальше Борю с Сашей прятали соседи. Прятали на чердаках, в подвале. Братья сидели голодные. Однажды старший, Боря, не выдержал, решил выйти на привокзальную площадь, раздобыть что-нибудь поесть. И попал под облаву. Немцы устраивали облаву на молодежь, сажали в товарные вагоны и отправляли в Германию, на принудительные работы. В этот момент Боря уже знал, что родителей расстреляли за то, что они евреи. Да и хлопцы в поезде подсказали: возьми русскую фамилию, так будет лучше. У Бори в школе был когда-то любимый учитель математики – Альшанов. Поэтому Боря назвался Альшановым, Борисом Васильевичем. И год рождения себе «взял» другой – 1922. Никто не проверял, ведь никаких документов у него при себе не было.

В Германии

В октябре 1942 года Бориса привозят в Нюрнберг. Здесь он долгое время работает на заводе MAN, выпускающем военную технику. До начала войны Борис успел окончить 7 классов школы и профессиональное техническое училище, выучился на сварщика. Слесарем-сварщиком он и работает на заводе, в цеху, где производят железнодорожные платформы, вагоны и т.п. «Остарбайтеры» живут здесь же, в холодном цеху, и работают по 10-12 часов в сутки «под плетками». Питание – похлебка из гнилой брюквы и 200 г хлеба в сутки, все были «пухлые от голода». 

В ночь с 8 на 9 марта 1943 г. на Нюрнберг был совершен крупный налет военной авиации. Борис рассказывал, что бомбили днем, но стало темно, как ночью. Завод MAN во время бомбежки был основательно разрушен. И в какой-то момент многие подневольные рабочие на заводе пытались бежать. Молодые парни прыгали со второго, третьего этажа и бежали в лес. В лесу прятались, ночью спали на деревьях, привязываясь веревками, чтобы не свалиться вниз. Не помогло: пришли гестаповцы с собаками, всех поймали и посадили в тюрьму, тюрьма находилась в том самом здании суда, где потом проходил нюрнбергский процесс; окошко, за которым сидел Борис, можно найти и сегодня. После тюрьмы он попадает в карательный лагерь «Руссенвизе» – кромешный ад. Чашка эрзац-кофе и кусок хлеба – вот и вся еда на день; спят на обычных металлических сетках и ежедневные экзекуции, от которых многие умирали. Сколько Борис находился в этом лагере, он не помнит. Оттуда его под конвоем СС водят на работу в трамвайное депо, мыть по ночам трамвайные вагоны. «Вот ведь насколько педантичный народ, немцы! – говорит Надежда. – Война, страх, ужас, а вагончики мыли ночью. Правда, дармовая рабочая сила...».

Рассказывал Борис о и том, как издевались над ними, как избивали до смерти надзиратели, за малейшую провинность. Там, в депо, раздевали, укладывали человека на бревно и избивали резиновыми шлангами. Рядом стояла ванна с солью. Избитых бросали в эту ванну. Выживал – так выживал, нет – значит, нет. Борис был в этой ванне дважды... Спрашивается: где предел подлости человеческой? Где разум? А ведь надо было работать! Не выйдешь на работу – не получишь еды. Рядом с Борисом работали французы, так им регулярно приходили посылки с продуктами, одеждой. Приехавшим из России, из Украины не приходило ничего – из Советского Союза запрещено было посылать посылки на запад. Французы делились с ним гостинцами, и если бы не они, он не знает, как выжил бы.

А вот другой пример. Там, в депо, работал мастер один, немец. Фамилию Борис так и не смог вспомнить – то ли Ваймер, то ли Раймер... И почему-то Борис ему понравился, и он приносил ему тайком завтрак, даже эрзац-кофе приносил. А ведь это был большой риск, за мастерами тоже следили СС-овцы. Он где-то прятал принесенное, Борису моргнет, покажет – иди там, возьми. Тот шел, прятался где-нибудь в депо, съедал... Не раз приносил. Наравне с тем ужасом были и такие люди.

Халфины пытались разыскать потомков этого мастера, не смогли – фамилии-то нет. Последняя ниточка – попытаться выяснить в архивах, кто работал тогда в депо, кто ночью работал, с заключенными. Или задать этот вопрос в немецкой прессе – может быть, дети, внуки этого человека помнят что-нибудь и откликнутся? Кто отрывал от себя кусочек, бутерброд отдавал такому мальчишке?

Возвращение

В мае 1945 г. в Нюрнберг пришли американцы. Освободили город. Подневольные рабочие, те, кто выжили, были страшные, как скелеты. И американцы почти полгода их «откармливали», агитируя, чтобы все они ехали в Америку. Однажды сказали: «Идите по городу и берите себе все, что хотите». И ребята понеслись... Прибарахлились, конечно. Был там один здоровый негр-американец, и вот этот негр посадил Бориса на студебеккер, показал все рычаги, поездил с ним,  и Борис за короткое время выучился водить машину. Потом ему это очень помогло... «Приходили американцы и говорили: подумайте, вы поедете в себе на родину, попадете в тюрьму – уже тогда американцы знали об этом!» – рассказывает Надежда, и вспоминает слова Сталина: «У меня нет военнопленных, нет угнанных, у меня есть предатели». Никто не признавал тогда, что эти люди пострадали, они были виновными. Пятнадцатилетний мальчишка, пойманный на улице и силком отправленный в Германию, был предателем, изменником родины.

Настало утро, пришел «большой американский начальник», построил всех и сказал: «Кто согласен ехать в Америку, шаг вперед. Кто нет – два шага вперед, оставайтесь, за вами приедут». Все, кто был постарше, кто уже знал, что такое сталинский режим и пострадал от этого режима – все сделали шаг вперед. Им сразу же дали какие-то талоны, деньги, посадили на самолет и отправили в Америку. «А дураки молодые остались – на родину же надо ехать!» – восклицает Надежда. Приходят гэбисты, говорят: «Вот, ребята, вы молодцы, что остались, те, кто уехал – предатели и изменники родины, а родину-мать нельзя предавать. Вы молодцы, вас будут встречать с цветами». Встретили...

Надежда рассказывает со слов Бориса: «Поехали домой. Пересекли границу, и то ли в Бресте, то ли во Львове, была ночевка – палатки раскинули, улеглись спать. Каждый положил возле себя вещи, которые вез из Германии. И вдруг в 3 часа ночи падает палатка – пообрезали веревки. Все кричат, не понимая, что происходит. На людей наставили автоматы: пикнешь – убью! Наши, гэбисты! И забрали у них все вещи. Первое, что он тогда подумал: какой же я был дурак, что не поехал в Америку!».

Следующий эпизод: где-то в дороге Борис зашел в общественный туалет. И там, в этот самый туалет «ухнул» его бумажник с документами, какими-то деньгами. «На Украине это произошло. В Германии таких туалетов нет», – продолжает Надежда. Мало того, что у него забрали все вещи, так еще и потерял документы. Каким «боком» вылезет потом эта потеря, никто и представить себе не мог... Приехал в Днепропетровск, гол, как сокол. Квартира, где когда-то жил Борис с родителями, братьями и сестрами, оказалась занятой одним гэбистом. Только при помощи брата-офицера, через областной военкомат удалось освободить квартиру, чтобы снова жить в ней.

 Нюрнберг, 1945 г.,
Фото сделано после освобождения из лагеря.

Борис справа; слева его товарищ по лагерю

Он вернулся на Украину с радостью, он возвращался к себе на родину. Сразу встал вопрос: куда-то надо идти учиться. Он хотел в техникум, ведь у него было 7 классов образования. Но куда бы он ни пошел – его нигде не принимали. Во всех анкетах указывалось, что он был угнан в Германию. Везде им, этим молодым людям, была закрыта дорога. Тот негр-американец, он просто спас его – вернувшись на Украину, Борис сказал, что потерял права, но он водитель. И 50 лет крутил баранку! Шофером работал, дальнобойщиком. Был «трудоголиком». Работал до 67 лет, только в 94-м году вышел на пенсию. Если бы не болезнь, работал бы и дальше. Но поехал в рейс в Венгрию, и напарник привез его с инфарктом, Борис чудом остался жив. Только после инфаркта Надежда настояла на том, чтобы Борис ушел с работы. И он вышел на пенсию.

(окончание следует)