Жизнь и судьба

Трудное возвращение

Я там был, и я туда не поеду

Борис очень не хотел ехать в Германию.

Что можно рассказать о последних годах, прожитых им на Украине? Рухнул Советский Союз, деньги сгорели, многие начали уезжать. Борис стал часто болеть. Инфаркт – два месяца пролежал в больнице. А что такое больница на Украине или в России? Надо было нести в больницу абсолютно все – простыни, подушку, кружку-ложку, два раза в день принести покушать. Выписался, через полгода прихватило желудок. Поставили диагноз – язва двенадцатиперстной кишки. Опять больница, опять то же самое. А друзья все уезжают – кто в Израиль, кто в Германию. Борис и говорит: «Давай уедем в Израиль. Потому что невозможно жить так». Надежда: «Боря, Израиль – это Восток. Пусть Ближний, но Восток. Я ни за что не поеду в Израиль. Давай-ка лучше, если уж ехать, поедем в Европу». Тут как раз знакомые уезжают в Германию. Борис: «Ты не знаешь, что такое фашисты. Я там был, и я туда не поеду».

В итоге все-таки поехал, а как пришли Халфины к такому решению – об этом позже. В то время (1993 год) как раз началась «эта эпопея», рассказывает Надежда, и был создан на Украине Фонд Взаимопонимания и Примирения. Стали жертвам фашизма выплачивать деньги. Встал вопрос о выплате денег, понадобились документы. А документов не было. Те, что были – булькнули, известно куда. Как доказать, что ты был в Германии? Начали искать документы.

Документы

Прежде всего Надежда написала письмо в Арользен (с 1997 г. переименован в Бад Аролзен), город, где делают международные розыски. В скором времени оттуда пришел ответ: мы получили ваше письмо, но у нас очень много запросов, пожалуйста, потерпите. Ждите. Сколько ждать? Тем временем другие уже начали получать выплаты, а им все не отвечали. Надежда предложила: давай будем писать в сам город Нюрнберг, бургомистру. «Я тогда не знала, что это бургомистр, сказала – председателю горисполкома!». Стали писать, на русском языке, было это примерно в 1998 году. Приходит ответ: «Мы письмо ваше получили, отправили его во все инстанции Германии. В германский центральный архив, на завод MAN, где работал Борис Халфин, в трамвайное депо, и в городской архив. Ждите, вам обязательно придут документы». И первым пришло письмо из городского архива Нюрнберга. Там сразу же нашлись документы Бориса...

Из ответа, пришедшего из городского архива Нюрнберга Халфину Борису:

«Исходя из имеющихся документов полиции по делам иностранцев мы подтверждаем следующее: Альшанов Борис, дата рождения 05.05.1922, место рождения – Днепропетровск, украинец, православный, холостой, в период с 28.02.1942 г. находился в Нюрнберге и работал электротехником при Werke und Bahnen Nuernberg (сегодня – VAG. – О. Г.). Последняя справка датирована 29.12.1943 г. Документы о дальнейшем пребывании не найдены».

Тем временем из некоторых других инстанций приходили письма: «Под бомбежкой документы пропали». Но справки из нюрнбергского архива было бы достаточно, чтобы подать заявление в фонд и получить первую выплату. Если бы в документах Бориса и бумагах, полученных из архива, стояла одна и та же фамилия... Но нужно было доказать, что Халфин и Альшанов – одно лицо. А как докажешь? Доказательств нет.

Трудно представить, но Надежда и Борис занимались этим вопросом три года... Надежда сидела в архивах – «как на работу ходила». Ничего. Стала ходить в городе на все мероприятия, имеющие отношение к войне, бывшим остарбайтерам и узникам концлагерей (доклады, собрания, встречи, в т.ч. в еврейских центрах). Писала докладчику записочки – «Спросите, кто был во время войны в Нюрнберге и работал на заводе MAN». Долгое время не было никаких откликов. И вдруг, слава богу – нашлись 2 человека! Тоже из Днепропетровска, работали вместе с Борисом монтировщиками. Конечно, вспомнить и узнать кого-то было очень трудно – столько лет прошло! Но один из них сразу узнал Бориса – «а, да мы с тобой спали на соседних нарах!». Когда стали вспоминать, как работали, как жили, как голодали – все факты совпали, и эти двое пошли в суд и засвидетельствовали, что знали Бориса Халфина как Альшанова.

Выписка из свидетельских показаний:

«В 1942 г. в феврале месяце я принудительно был угнан в Германию, г. Нюрнберг. Гражданина Халфина Бориса Давидовича, 1926 г. рождения, я знал как Альшанова Бориса Васильевича, 1922 г. рождения. В Германии мы работали в одном цехе и жили в одном бараке.

Свою фамилию (как я узнал после войны) гр. Халфин поменял на Альшанов из-за того, что он по национальности – еврей, под страхом расправы над ним фашистов».

Выписка из постановления суда:

«Как утверждает заявитель, он был вывезен принудительно в Германию с 29.02.1942 в г. Нюрнберг, электротехник, зарегистрирован при «Верке унд банен Нюрнберг» (трамвайное управление) в качестве работника предприятия. Изменения, которые он указал в анкетных данных были вызваны тем, что в год оккупации г. Днепропетровска его семья была полностью расстреляна и поэтому он пытался избежать общей участи.

... Суд решил установить факт, что архивная справка, выданная городским архивом г. Нюрнберга на имя Альшанова Бориса Васильевича, 1922 г. рождения, принадлежит Халфину Борису Давидовичу, 1926 г. рождения».

Таким образом Борису удалось получить первую часть компенсации. Но пока все эти дела «варились», между Борисом и работником городского архива Нюрнберга, господином Герхардом Йохемом, завязалась переписка.

Письма

В октябре 2000 года на имя Бориса пришло письмо из Нюрнберга.

«Как мы узнали из вашего запроса и своих документов, во время Второй мировой войны Вы должны были выполнять здесь принудительные работы. Ваше насильственное изгнание с родины и принудительные работы на город Нюрнберг были преступлениями Германии перед Вами лично и перед украинским народом, о которых мы искренне сожалеем. Нам хочется, чтобы вы знали, что мы здесь не забыли ваши страдания, и мы хотим внести вклад в то, чтобы, наконец, вы получили компенсацию за это. Кроме того, просим сообщить нам о Вашем пребывании в г. Нюрнберге и о Вашей сегодняшней жизни. Городской архив в настоящее время готовит публикацию, в которой мы хотим показать нашему населению, при каких условиях должны были жить мужчины и женщины, бывшие на принудительных работах.»

Подпись – работник городского архива г. Нюрнбегра, Герхард Йохем. Борис ответил на это письмо. Все письма – и из Нюрнберга, и в Нюрнберг – писались на русском языке. Письма из архива были написаны на хорошем русском, лишь некоторые неправильно употребленные обороты позволяли догадываться, что письмо писал немец-переводчик.

В декабре приходит следующее письмо:

«Большое спасибо за ответ на наше письмо. Рассказ о ваших страданиях на Украине и в г. Нюрнберге – дальнейшее доказательство нечеловеческой беспощадности, с которой национал-социалисты обращались со всеми другими народами в Европе и особенно с евреями. Компенсации, которые скоро будут выплачиваться, носят, можно сказать, только символический характер, так как убитых они не делают живыми, а причиненную боль – неиспытанной.

В связи с описанием вашего побега во время налета военной авиации в ночь с 8 на 9 марта 1943 г. и условий в так называемом «Arbeitserziehungslager» в лагере «Russenwiese», подтверждаемых многими другими бывшими там заключенными, мы можем подтвердить вам, что вы были там заключенным. Такие показания может сделать только тот, кто это сам испытал. Условия заключения в «Arbeitserziehungslager» можно было сравнить с концентрационными лагерями СС: недостаточное кормление, самая тяжелая работа, телесные повреждения вплоть до убийства.

Мы надеемся, что данное подтверждение поможет вам получить самую высокую сумму компенсации, предусмотренную для бывших заключенных. Просим вас сообщать нам о ходе вашего дела касательно выплаты компенсации, особенно тогда, когда в связи с этим у вас могут возникнуть проблемы».

Во многих землях Германии в тот период были созданы фонды, приглашающие бывших заключенных концлагерей и подневольных рабочих посетить город, где они находились во время Второй мировой войны. Фонды брали на себя оплату проезда и недельного проживания этих людей. Из письма Бориса в Нюрнберг, Герхарду Йохему:

«У меня есть заветная мечта – побывать в тех местах, где прошла моя юность, опаленная пожаром войны... Очень бы хотелось снова увидеть город, где я начинал свою трудовую деятельность. Есть ли и в Баварии фонды, с помощью которых я мог бы приехать в Нюрнберг?»

Йохем ответил, что к великому сожалению, в Баварии люди еще не готовы к тому, чтобы принимать людей, которые были здесь на принудительных работах и в концлагерях, а большинство людей здесь не очень интересуется судьбой бывших подневольных рабочих. Но ему, Йохему, очень хочется познакомиться с Борисом, поэтому он возьмет оплату его проезда и недельного проживания в Нюрнберге на себя. «Прошу вас считать мое предложение помочь вам при осуществлении вашей мечты личным делом между вами и мной, так как Нюрнберг (еще) не имеет программы посещения для бывших принудительных рабочих. Я не могу делать это для каждого человека, но мне хочется познакомиться с вами лично и показать вам мой город.»

После того, как Йохем написал, что чувствует себя виноватым и просит прощения у Бориса за то, сколько горя ему причинили, и что поможет всем, чем сможет – Борис, который до сих пор твердил: «Не поеду, потому что там фашисты», разрыдался как ребенок, и сказал: «Раз там есть такие люди, поедем в Германию».

В Германию на ПМЖ

Йохему не потребовалось тратить свои средства на приезд Бориса. В 2001 году Халфины получили разрешение на выезд в Германию и в марте 2002 года приехали в Нюрнберг.

Когда поняли, что поедут скоро, сообщили об этом и Йохему. Он пишет:

«Ваше переселение вместе с женой в Нюрнберг для вашей жизни означает перемену, которой почти не можно верить. Я очень надеюсь, что переселение происходит без проблем, и что путешествие для вас означает спокойную жизнь в старости, а не страх и беда, как это было 60 лет тому назад. Нехорошо, однако, письмо Украинского Национального Фонда, копию которого Вы мне выслали. Доплата к компенсации в размере 240 DM – сумма совершенно несоответствующая и непомерная. А высказывание, что „немецкая сторона решает“ – неправильное, так как Украинский Национальный Фонд исключительно принимает решения о заявлениях, связанных с компенсацией.

По вашем прибытии в г Нюрнберг я был бы очень рад встретиться с вами. Желаю вам с женой всего доброго. Храни вас бог.»

Прибыв в Германию, Халфины попали в город Хехберг (пригород Вюрцбурга). А в октябре 2002 переехали в Нюрнберг – спустя ровно 60 лет после того, как Борис впервые попал сюда.

Трудности эмиграции. Болезни

В мае 2002, будучи уже в Германии, но пока не в Нюрнберге, Борис продолжает писать Герхарду Йохему:

«Страна ваша сказочно-прекрасная, но нам очень тяжело, пока адаптируемся. Спасибо вашим медикам, подлечили мне сердце, дома я бы не смог оплатить такую операцию. Сейчас болеет жена – бронхопневмония – видимо, перемена места жительства тяжелый процесс, не только морально, но и физически... Я думаю, мы с этим справимся и даст бог еще немного поживем в вашей удивительной стране.

К великому сожалению, я не могу вам ни позвонить, ни писать на немецком языке. Курсы немецкого языка мы посещаем, кое-что остается в памяти, но очень трудно составить правильно предложения. Слишком много нам лет и не та память, что была в молодости... Но мы не теряем надежды освоить разговорную речь, я думаю, это дело времени. Очень бы хотелось пообщаться с вами без переводчика, но увы, ничего пока не поделаешь. Не зная языка, законов, мы чувствуем себя, как на необитаемом острове. Как глухонемые...».

В каждом из своих писем Герхард Йохем пишет Борису: «Учите язык, я хочу общаться с вами один на один, без посредников».

В Хехберге Халфиным много помогает фрау Лейман, работница благотворительной организации AWO. У той двое детей. Она советовала супругам остаться жить в Хехберге. Халфины очень сблизились с этой женщиной, Борис рассказал ей всю свою историю. И когда дошел до места, где эсэсовцы ведут на расстрел его родителей, младших сестер и брата, фрау Лейманн расплакалась. Спросила: «Вы хотите остаться в Хехберге?» – «Нет, мы поедем в Нюрнберг». – «Боже мой, вам столько горя причинили в Нюрнберге, и вы хотите там жить?» – «Вот где мне искалечили юность, пусть там теперь кормят до конца моих дней...».

Но и переехав в Нюрнберг, Борис никак не может привыкнуть к новой жизни. «Потихоньку обживаемся, конечно, для нас этот период как «космические перегрузки», город большой, языка не знаем – очень тяжело, но говорят, так бывает со всеми эмигрантами. Иногда от отчаяния хочется бежать домой на Украину... но – увы... Спасибо, чужая страна нас приняла и заботится о нас, а наша родина бросила нас на выживание... Мне стыдно за свою страну, но, проработав там 55 лет, я не смог жить на мизерную пенсию, которую получал в Украине.»

Немного отвлекает Халфиных от грустных мыслей волнистый попугай Кеша, купленный ими в Днепропетровске и прошедший вместе со своими хозяевами «огонь, воду и медные трубы» эмиграции. Кешу купили совсем маленьким, и уже через полгода попугайчик заговорил. Много слов знал: «лехаим», «шалом», «Кеша хорошая птичка, Кеша кушать хочет, Кеша умный, красивый», даже «Гитлер капут!».

Надежда рассказывает, что каждый год они ездили домой, в Днепропетровск. Пока здоровье позволяло... Борис не мог не ездить, он сильно не хотел жить в Германии. Рыбак «до мозга костей», он страдал здесь, в чужой стране, где, чтобы держать удочку, необходимо сдать экзамен, а на это нужно по меньшей мере хорошее знание языка и здоровье. Он страдал без рыбалки, без Самары (приток Днепра. – О.Г.), где у них с Надеждой была когда-то дача и лодка, без общения. Надежда о муже: «Он очень много читал, был любознательным человеком, интересным собеседником, умел себя в любой компании вести, и я его за это безумно любила. Если он чего-то не знал – просто промолчит. Если знал – веско, спокойно, конкретно расскажет. Выдержанный, добрый, порядочный, умный человек».

После переезда в Германию на Бориса обрушились одна за другой болезни, последовали тяжелые операции. Сперва рак кишечника. «Я молю бога, чтобы он помог моему мужу перенести эту тяжелую операцию и еще пожить на этом свете, а иначе зачем же мы сюда приехали?..» – из письма Надежды Йохему. Потом операция на сердце. Спустя год – злокачественная опухоль желчного пузыря. Три тяжелейшие операции, после каждой – курс реабилитации, но Борис так хотел жить, и после каждой операции «приходил в себя», и ехал в Днепропетровск. На третий год поехали в Днепропетровск, и там он пожелтел, ему стало плохо. Приехали – снова рак, метастазы. Врачи и Надежда сделали все возможное – но предстояла 4-я по счету операция, которой бы Борис не выдержал. Он не хотел даже умирать в Нюрнберге, просил жену – «поехали домой, поехали домой...» Но как, да и куда было везти его в таком состоянии?! 23 июля 2005 года, в возрасте 79 лет он умер.

Через месяц после смерти Бориса по непонятной причине умер и Кеша, волнистый попугайчик.

Болезни, пребывания в больнице, курсы реабилитации, поездки – на протяжении последних лет жизни Бориса эти обстоятельства постоянно мешали его встрече с Йохемом. Несколько раз собирались, назначали встречу, и неожиданно возникало какое-то препятствие, приходилось встречу отменить. Уже когда он был при смерти, Надежда выбралась к Йохему. Что это была за встреча, что чувствовали эти оба человека, рядом с которыми должен был быть и третий, но этот третий в тот момент умирал – больно думать. Так и не получилось у Халфиных встретиться с Йохемом в спокойной обстановке, поговорить обо всем, что накопилось, наболело в душе.

Уже после смерти Бориса неожиданно пришел ответ из Арользена. Они нашли – что же они нашли? Медицинскую страховку Бориса 40-х годов! Насколько педантичная нация! Подневольный рабочий имел в Германии медицинскую страховку в AOK...

«У меня нет журналистского образования, и никак я не могла собраться с духом и сесть за записи. Я часто думала, что мне нужно встретить человека, который бы помог мне в этом. Когда вы мне сказали, что хотите записать историю Бориса для вашей газеты, я очень обрадовалась», – заканчивает свое повествование о Борисе Надежда.

После своего приезда в Германию эмигрантом он прожил в Нюрнберге почти 3 года. Ровно столько же, сколько пробыл здесь подневольным рабочим.

Со слов Надежды Халфиной записала

Ольга Гринева