Литературная страница
Письма из детского дома*
* Продолжение. Начало см. в №№ 2, 3.
У меня два имени
23 декабря, 1959 год. В этот день мы не ходили гулять на улицу. Мороз на улице свыше двадцати градусов и снежная метель, которая хлестала по окнам; казалось, что она выдавит все стёкла. После тихого часа мы вошли в зал, и нашему взору предстала пушистая, огромная, до самого потолка, ёлка. Свежий, еловый запах стоял на весь зал. Мы так обрадовались этому сюрпризу и стали ходить вокруг ёлки и внимательно разглядывать её. Воспитательница принесла огромную коробку с ёлочными игрушками, поставила её на стол и ушла.
Один мальчик взял со стола бумажный фонарик, из тех, которые мы делали накануне, и повесил его на елку, затем другой, третий, и т.д., и все наши фонарики висели на ёлочке. Вернулась воспитательница с двумя новенькими коробками и открыла их. В одной коробке были большие шары, в другой чуть поменьше. Коробка с большими шарами приковала всё моё внимание: шары словно вбирали в себя весь свет и тут же щедро, в каком-то блеске выпускали его. Разных цветов, они причудливо искажали отражения предметов. Я буквально загорелся этими шарами. Воспитательница сказала, что шары будем вешать самыми последними. Все стали с удовольствием украшать лесную красавицу. Воспитательница из большой коробки доставала игрушки и клала их на стол, а со стола кто-нибудь брал игрушки и быстрыми шагами шёл к ёлке, выбирая место, куда бы их повесить.
С каждой минутой ёлочка становилась наряднее и наряднее, а я всё стоял и не отходил от шаров. Уж очень хотелось мне вешать эти шары, и я ждал, когда воспитательница разрешит. Ты, Нина, меня спросила: «Чего не украшаешь ёлочку?», «Я буду шары вешать», – ответил я тихим голосом. Вокруг ёлки было всё время оживление: игрушки вешались, перевешивались, что-то обсуждалось, а я смотрел то на ёлочку, то на шары. Огромная коробка опустела и вот сейчас должна дойти очередь до шаров, я уже предупредил воспитательницу, что буду вешать шарик первым. У меня внутри всё радовалось, – вот он наступил кульминационный момент, я уже начал протягивать руки, чтобы бережно взять шарик, но открылась дверь и нянечка сказала, что к Давиду пришли, и позвала воспитательницу. Воспитательница вышла из зала, поставив коробку на стол, и сказала, чтобы её не трогали.
А к кому пришли, кто такой Давид? Я этого Давида в нашей группе не знал, да и никто его не знал. Все стали бурно обсуждать, да кто же из нас Давид? То, что это должен быть мальчик – точно, но кто он? Мы знали всех поимённо и стали это имя, Давид, примерять к каждому. Это к тебе пришли! Но каждый называл своё имя и вопрос как бы сам по себе отпадал. Кто-то сказал, что это ко мне пришли. Я уверенно отрёкся от этого имени, ведь меня зовут Додик, и всё смотрел на шары и ждал возвращения воспитательницы. Через пару минут вошла воспитательница с нянечкой. Нянечка взяла меня за руку и пыталась сдвинуть с места, я стал упираться, глядя на шарики. «Идём, ведь это к тебе пришли», – сказала нянечка. «Как ко мне? Ведь меня зовут Додик!» – изумленно ответил я. «К тебе, к тебе, тебя зовут Давид, вернёшься быстро». Воспитательница опять подняла коробку с большими шарами, я уже смотрел на них трагически. Нянечка стала выводить меня из зала. Как я расстроился!!! Ведь будут вешать без меня! И почему это я вдруг стал Давидом?
Мы вошли в гардероб, и я увидел свою маму с перетянутым синенькой ленточкой большим белым свёрточком, который лежал на скамейке. Мама, увидев меня, заулыбалась, поцеловала меня и поздравила с днём рождения. Я сел рядом с ней. Мама стала расспрашивать про все мои новости. Я душой был у шариков, мне хотелось быстрей к ним вернуться и украшать ёлочку. Главную новость я рассказал – про ёлочку, и что мы её сейчас наряжаем. Мой взгляд всё время был прикован к сверточку. Что там такое? Через какое-то время из свёрточка послышались какие-то звуки. Мама взяла свёрточек на руки и стала слегка покачивать. Она сообщила мне, что это мой братик. Волна радости окатила меня с головы до ног. У меня братик! Как хорошо, что у меня есть братик! – думал я про себя. «Покажи мне, мама, братика», – попросил я. Мама подняла у изголовья свёртка уголочек. Я ничего в свёрточке не увидел, т.к. было всё глубоко спрятано, но всё рано я был счастлив.
Теперь всё моё внутреннее состояние разрывалось на две части: быть возле ёлочки и возле братика одновременно. «Как зовут моего братика?» – заинтересованно спросил я. «У него нет имени, ещё никак не назвала», – услышал в ответ. У меня два имени, а у него пока и одного нет! – удивлённо подумал я. Сидел возле мамы и мечтательно думал, как буду с ним играться и ухаживать за ним! Мои мысли прервали шаги нянечки, которая вошла в гардероб и сказала моей маме, что пора уходить. Гробовая тишина длилась секунд пять, и вдруг моя мама сказала: «Мне некуда идти». То, что сказала мама, меня буквально поразило! У меня было такое состояние, будто я вместе со скамейкой проваливаюсь вниз!
Волна стыда окатила меня! Всё моё лицо покраснело, по нему пробежал обжигающий жар. «Вы должны покинуть помещение. Вы здесь не останетесь», – сказала нянечка и вышла из гардероба. Через несколько минут, выйдя из оцепенения, я спросил у мамы: «Почему тебе некуда идти?» «Я могу идти только на мороз», – получил я шокирующий ответ. Словно скребком разворачивали всё моё тело, скребком скребли мою душу, им беспощадно разрывали мои нервы. За что мне такое наказание, за что? Лучше бы не приходила совсем! Зачем мне всё это? Зачем?... Опять вошла нянечка и настойчиво попросила, чтобы мама покинула помещение, уже поздно, и ушла. «Мама, ты должна уйти», – дрожащим голосом сказал я. «Хорошо, сейчас уйду» – последовал ответ. «Мама, береги братика. Сохрани его, я тебя очень прошу! Сохрани его обязательно и приходи с ним ко мне в гости. Хорошо мама?» «Хорошо, хорошо, приду с ним к тебе в гости». Мама подняла воротник, надела варежки, поцеловала меня, встала со свёрточком и пошла к выходу. Я открыл одну дверь, ледяной холод окатил нас. Мама открыла вторую дверь на улицу, и колючая метель ворвалась в помещение с пронизывающим воем. Мама вышла в снежную темноту и дверь закрылась.
Я закрыл вторую дверь, но вой пурги доносился до меня отчетливо. Этот вой и леденящий холод вселились в меня целиком. Я стоял у двери, на глазах наворачивались слезы. Я не мог сдвинуться с места. Обидно за всё! Мне стало холодно и, с трудом передвигая ноги и вытерев слёзы, я направился в группу. Ёлка наряжена, так ни одной игрушки я не повесил. Я подошел к ёлке и стал вокруг неё ходить. Смотрел на ёлочные игрушки, на шары, но для меня теперь они были тусклые-тусклые, и настроение было тоже тусклое. Горько и обидно! Всё время подходил к окну и за закрытыми ставнями отчетливо слышал вой пурги. Она своей мощью била по ставням, они, шатаясь, скрипели, и пробираясь через ставни, метель врезалась в стекло, пытаясь его выдавить. Сейчас на морозной и бушующей вьюге мой братик с мамой. Что будет с ними?... Вот такое у меня получились семилетие: узнал своё имя, узнал, что есть братик, и всю мою радость перерубили топором, и моя душа надолго закровоточила.
На следующий день, обеспокоенный судьбой братика, я, чтобы никто не видел, взбирался на тёплую печку, которая стояла в закуточке в гардеробе, и калачиком ложился в углубление и лежал, нагревая своё тело. Вобрав в себя тепло, мысленно посылал его своему братику, который сейчас вместе с мамой находится сейчас где-нибудь в холодном и тёмном лесу под снежной ёлочкой. Делал это регулярно, хотел, чтобы тепло дошло до них...
26 или 27 декабря. У нас сегодня Новогодний праздник! К нам в гости должен приехать Дед Мороз! Я его ещё никогда не видел, это будет моя первая встреча с ним. После тихого часа мы переодевались в нарядные костюмы, и вдруг воспитательница говорит, чтобы мы все отвернулись и смотрели только на шкафчики и не поворачивали головы. Мой шкафчик находился у окна – в углу возле стенки. Я отвернулся к шкафчику и чуть раньше времени повернул голову, и в самый последний момент, в глубине за закуточком, мелькнула очень красивая шапка Деда Мороза, а самого его не увидел, т.к. его закрывала воспитательница и ещё кто-то.
Шапка мелькнула в тот самый момент, когда Дед Мороз, повернув направо, входил в зал. Что-то было таинственное в этой шапке, она была красного цвета, внизу с большой белой каёмкой, которая была усыпана мелкими-мелкими разноцветными блестками, и были чуть побольше, слегка выпуклые, стеклянные кружочки. Как интересно!
И вот, нарядные, мы входим в украшенный зал. Мы сели вдоль стенки с окнами, по ходу я шел самый последний и оказался ближе всех к двери. Напротив нас расположилась другая группа, на год младше нас. Собрался весь персонал. В центре зала стояла нарядная ёлка, усыпанная блестящим елочным дождём, а в глубине у стенки расположились пять или шесть небольших ёлочек, как в лесу.
И вот наступила тишина, затаив дыхание, мы ждали начала праздника, и вдруг дверь открывается и входит Дед Мороз с красивым посохом. Громко со всеми поздоровался и прямиком ко мне подходит. Я так заволновался, а он погладил меня по головке, поздравил с Новым годом и посыпал на голову конфетти. И так со всеми детьми поздоровался. Я был такой довольный, боялся головой пошевелить, чтобы конфетти не ссыпалось.
Дед Мороз сел возле маленьких ёлочек, и мы начали концерт. Девочки танцевали танец «Снежинок», а мальчики танец «Петрушек», другая группа тоже что-то пела и читала стишки. После нашей самодеятельности стал выступать Дед Мороз. Он читал стишки, танцевал, пел песенки. Затем он стал показывать свои чудеса. Свет в зале потушили, и мы кричали: «Ёлочка, зажгись!», и после третьего раза на ней вдруг загорелись разноцветные лампочки. Было так красиво и сказочно, мы так хлопали в ладоши! Дед Мороз что-то нам рассказывал про волшебство и вдруг три раза стукнул посохом об пол и после третьего раза засветился на посохе набалдашник. Дед Мороз не унимался, рассказывал что-то, и вдруг у него загорелись разноцветные лампочки на шапке, а через какое-то время у него засветился большой нос, сизо-еловым цветом. Просто чудо! Я был в восторге от этого носа! Включили свет в зале, и Дед Мороз запел песенку: «В лесу родилась ёлочка», мы её подхватили и пели вместе с Дедом Морозом. Дед Мороз пел и выразительно жестикуировал. «...Трусишка зайка серенький под ёлочкой скакал...» Подходит к маленьким ёлочкам: «Голодный волк, сердитый волк тропою пробегал...»
…а в лесу – волки!
Ой, а в лесу же волки живут – взволнованно сообразил я, а ведь там сейчас под ёлочкой, на морозе мой братик с мамой. Их могут съесть волки, как им в лесу страшно. Если бы мама догадалась подальше от тропиночки спрятаться, подальше от волков, но ведь от мороза не спрячешься! Я полностью отключился от праздника, мои мысли и тревога были в лесу. На душе всё заскрипело, стало тяжко. Почувствовал в голове жар. Жар волнами пробегал по всему телу. Зашатался блестящий паркетный пол. Через туманную дымку едва пробивалась нарядная ёлочка. Пол стал медленно приближаться ко мне. Я сейчас упаду – судорожно рассуждал я про себя. Двумя руками вцепился в стул и стал себя вдавливать в него, аж рукам стало больно. Резко перевёл взгляд на потолок и стал потихонечку приходить в себя.
Опять представил всю ужасающую ситуацию в холодном лесу, и опять всё поплыло. Раза три или четыре мне приходилось вдавливать себя в стул, чтобы не упасть. Боялся испортить праздник. Представлял себе, что все веселятся с Дедом Морозом, а возле меня врачи. Они отвезут опять меня в больницу. В больнице всем детям мамы будут приносить гостинцы, а ко мне никто не придёт. Нет-нет, только не в больницу. Быстрей бы праздник кончился. У меня больше нет сил себя периодически вдавливать в стул.
Наступила какая-то тишина. Я увидел, что к Деду Морозу по одному подходят дети из другой группы, и получают подарки. Потом из нашей группы дети стали получать подарки. Мешок у Деда Мороза уменьшался, и я надеялся, что подарок мне не достанется. Очень этого хотел: боялся встать со стула. Хорошо, что сижу последним: хоть бы не хватило подарков.
Уже недалеко от меня воспитательница говорит, кому идти за подарком. Возле меня сидел Коля Шелягин, он, по команде воспитательницы, поднялся и пошел к Деду Морозу. Я заволновался: у Деда Мороза ещё как назло что-то есть в красном мешке. Мне сейчас придётся идти по едва шатающемуся полу. Я не смогу идти. Вернулся Коля с подарком. Меня воспитательница за ручку поднимает и велит идти к Деду Морозу.
На непослушных ногах направился к Деду Морозу. Всё зашаталось, врезался в ёлочку. Зазвенели стеклянные ёлочные украшения. С трудом сделал несколько шагов и повалился к Деду Морозу на коленки. Он меня обнял, ещё раз поздравил с Новым Годом и вручил мне хрустящий, полный конфет, подарок. Мне бы его удержать! Я прилип к Деду Морозу, боясь возвращаться на своё место. «Иди на своё место», – ласково сказал Дед Мороз и слегка подтолкнул меня. Сделал несколько шагов, всё опять зашаталось, и меня ноги, почти бегом, донесли до стула. Буквально рухнул на него. Моё состояние никто не заметил. Через пять минут все покинули зал.
На следующий день я решил, что буду есть каждый день по одной конфетке, растягивая сладостное удовольствие. Достав одну шоколадную конфетку, стал есть. Она очень сладкая, но отдаёт какой-то душевной горечью. Вспомнил вчерашний день, в каком состоянии получал этот подарок.
Нет, я не могу себя истязать этими воспоминаниями каждый день! Надо уничтожить конфеты немедленно! Что я и сделал, аж всё слиплось во рту!
Что такое война?
Февраль 1960 г. Недавно у нас начал работать дядя Ваня. Он был невысокого роста, ходил в телогрейке и в валенках с калошами, весёлый, очень любил детей, но иногда был с запашком, за что его несколько раз предупреждала воспитательница, что если ещё раз повторится, то сообщит директору. Дядя Ваня приносил нам дрова. Один раз он поднял меня к самому потолку. Мне так понравилось, что я всегда бежал к нему и просил, чтобы он поднял меня, хоть разочек.
После полдника наша поредевшая группа (кое-кто болел) вышла гулять на морозный воздух. Дядя Ваня подошел к воспитательнице, и они о чем-то разговаривали. «Я сказала „нет“!» – услышал я окончательное слово воспитательницы. Мы построились и вышли за территорию – возле нашего здания. В это же время, в конце здания, где находилась кухня, открываются ворота, и дядя Ваня выводит коричневую, с белой звёздочкой на лбу лошадку, запряженную в большие сани. Он остановил лошадку, подбежал к воспитательнице и начал её опять о чём-то упрашивать. До меня доносилось: «Я специально пришел, сегодня воскресенье и машин мало, недолго, пожалуйста». Воспитательница махнула рукой: «Только не быстро». Она подошла к саням, и дядя Ваня сказал нам, чтобы садились быстро, а то она передумает. Вмиг мы сели на приземистые сани. Дядя Ваня слегка стеганул лошадку, и наши сани заскользили по снежной скрипучей дорожке. Это была необычная атмосфера восторга и радости! Лошадка, монотонно цокая копытами, грациозно шла, мотая своей гривой, и радостно вертя своим лохматым хвостиком. Она дышала морозным паром и мне казалось, что от неё идёт какое-то тепло и, что она с огромным удовольствием нас катает. Мимо нас медленно скользила тихая-тихая, белоснежная безлюдная улица, всё вокруг притаилось, только морозный ветерок слегка подпевал, пощипывая нас за лица. Воспитательница нам что-то рассказывала про погоду и вдруг говорит: «Зимой, во время войны, стояли крепкие морозы, которые нашей армии помогли побеждать немцев». Про войну я услышал впервые. «Наша армия победила немцев. Что такое война?» – спросил я у воспитательницы, которая сидела рядом со мной. «Чуть больше десяти лет, как окончилась война, воевали русские солдаты с немцами, стреляли друг в друга из автоматов, пушек...» «Русские победили, а они тоже умирали?» – опять задал вопрос я. «Да, погибали и наши солдаты, и очень много», – с печалью ответила воспитательница. Солдаты умирали и их закапывали в землю – рассуждал я про себя и, подняв глаза, посмотрел на Гунту. Лошадка повернула налево, и мы ехали по просторной улице, мимо нас проскакивали редкие машины. Небо залилось морозным румянцем, ветерок стал посвистывать. Я смотрел на длинные, кирпичные дома, с редкими зарешеченными окнами и с огромными черными крышами, на которых сидели голуби и много-много ворон. Проехав ещё около пяти минут, дядя Ваня развернул лошадку, и мы стали возвращаться обратно домой. Я всё время думал о войне, зачем убивать друг друга? Ветер стал порывами усиливать свой свист, на багровое небо надвигались тёмные тучи, и вдруг в небо взметнулись птицы, они тучей носились по небу, махая своими крыльями, пытаясь перекричать свист ветра. От этих криков мне стало жутко. Война – это жутко, это тёмное небо со страшными криками, это смерти. Война дышит смертью, она любит, когда землю роют. Я опять посмотрел на посиневшую от холода Гунту, – о чем она сейчас думает? Мы вернулись домой, поблагодарили дядю Ваню за прекрасную романтическую прогулку. Мысли о войне не покидали меня ни днём, ни ночью. Война мне теперь снилась по ночам в серых красках и страшных криках...
(продолжение следует)