Литературная страница
Письма из детского дома*
* Продолжение. Начало см. в №№ 2, 3.
Как-то раз я что-то не так сказал воспитательнице. Она аж взбесилась! Взяла меня за руку и, сообщив, что я наказан и останусь без обеда, повела меня в гардероб. Поставила меня рядом с дверью у выхода. Тут же небольшое окно и лестница, которая вела вверх – в другую группу. Стоял очень долго, стал слегка замерзать. Пришлось немного походить по гардеробу, чтобы согреться. Стал у окна. Показалась на лестнице уборщица. «Ты чего здесь стоишь?» – спросила она мягким голосом. «Меня воспитательница наказала и поставила здесь», – разъяснил я ситуацию. Уборщица помыла лестницу и поднялась наверх. «Скоро весна. Завтра будет 1-ое марта», – послышался чей-то голос сверху. Через какое-то время другая тетенька спустилась и спросила то же самое. Объяснил и ей своё положение.
Прошло немного времени и тетеньки забегали то вверх, то вниз. «Как долго он здесь будет стоять? Скоро комиссия придёт». Мой пустой желудок постоянно напоминал о себе. Через минут двадцать уборщица глянула сверху вниз, и, увидев меня, говорит другой тётеньке, чтобы та сходила в группу за воспитательницей. Через пару минут тётенька вернулась и говорит: «Дети спят, но её не нашла». «Так сейчас же комиссия придет, а он здесь стоит!» – взволнованно сказала уборщица.
Они боятся Комиссию. Бабы-яги нету на свете – это я знаю точно, а Комиссия, значит, есть. Хорошо, что стою здесь возле дверей: Комиссия придёт, увидит меня, схватит и унесёт к себе домой. Лучше жить у Комиссии, чем здесь – рассуждал я про себя.
Проходило время, я волновался: долго не приходит Комиссия. Солнечный прожектор через окно завладел пространством мрачного гардероба, в котором хаотично блуждали пылинки. За окном, на снежных высоких сугробах, редкая капель проложила серую полоску. Смотрел то на залитые солнцем белоснежные сугробы, то на капель, то на блуждающие пылинки и мысленно подгонял время, чтобы меня побыстрее украла Комиссия. Комиссия не появилась, но пришла воспитательница и увела меня в группу.
Расстроенный, ждал я побыстрее ночи. Комиссия придет ночью и украдёт меня. Поужинав, через какое-то время мы пошли спать. Лёг в постель, погладил себя по чубчику, чтобы понравиться Комиссии и быстро уснул. Утром проснулся и с ужасом узнал, что меня не украла Комиссия. Глаза наполнились слезами: никому я не нужен, даже Комиссии! Стали подниматься, быстро перевернул мокрую подушку, чтобы никто не заметил. Мысленно успокоил себя: Комиссия, может быть, не смогла прийти этой ночью, а в следующую обязательно придет и украдёт меня. Все её боятся, а я нет!
Наступила долгожданная ночь, лежал в кроватке и мысленно прощался с ребятами, которые никак не могли угомониться. Опять проснулся утром в расстроенных чувствах: Комиссия не пришла за мной.
Мысленно подгонял каждый день, чтобы он скорей сдал бразды правления ночи. По утрам раскисал от однообразной новости: Комиссия опять не пришла. Целыми днями думал только о ней Представлял, как я гуляю с Комиссией по улице. На ней бордовая шляпка с небольшими полями. К шляпке прикреплен цветок довольно больших размеров с разноцветными лепестками. Сухощавое лицо с довольно длинным носом прикрыто тёмной сетчатой вуалью. На худой и высокой фигуре свободное платье, в маленьких цветочках. Поверх платья довольно длинный расстёгнутый пиджак. Цветные в полоску носочки едва прикрывают щиколотки. Тёмные заострённые, с золотистыми бляшками и на очень низких каблуках туфли. Мы идём, а навстречу нам плетётся вся моя бывшая группа. Все смеются над нами, показывают на нас пальцами: мол я живу вместе с Комиссией дома. Ну и что, что я живу у Комиссии дома! Зато мы катаемся на трамваях и кушаем очень сладкие и очень сочные арбузы. Арбузы, которые растут на юге!!!
Наше здание – бывшая усадьба, которая в сороковом году была национализирована и передана детям. Здание не подлежит сносу, т.к. оно имеет архитектурную ценность как памятник деревянного зодчества. Деревянные ставеньки, затейливые наличники на окнах, интересная планировка и уникальная крыша, которая имеет очень высокий, непонятный для чего, козырёк. Какое-то уникальное переплетение балок под козырьком, они, словно вонзаясь, поддерживают его.
Март. Вторые сутки кружит снежная метель. Мы вышли гулять вокруг своего квартала. Когда проходили мимо нашего здания, я, словно завороженный, поднимал голову и долго смотрел на козырёк, отставая от группы. Под этим козырьком, через балки, зарождались завывающие звуки. Они то усиливались, то уменьшались, причём, когда усиливались звуки, они сливались в единый вой, который плясал меж балками, раскручиваясь со снежной пылью. Этот свист нагнетал на меня страх. Я думал, что козырёк не выдержит такого завывающего свиста и рухнет на землю, но он упорно стоял на своём месте, давая петь снежному ветру свою песню. Там под козырьком зарождается жизнь ветра и всей погоды – уверенно рассуждал я про себя. С большим трудом отрывал взгляд от козырька и догонял свою группу.
Через две недели на этом же месте дорожка местами оголилась от корочки льда, светило тёплое, весеннее солнце, мы шли и пели очень популярную песню:
Парней так много холостых
На улицах Саратова,
Парней так много холостых,
А я люблю женатого.
У меня приподнятое настроение, слова «холостой» и «женатый» мне ни о чем не говорили, но они звучали на слух очень интригующе. Я смотрел на этот самый козырёк, на котором висели прозрачные сосульки. На их остриях зарождались солнечные капельки и, показав свой блеск, они растягивались и ныряли вниз на землю. Сейчас другая погода, после суровой зимы вовсю хозяйничала весна, которая поднимала настроение и вселяла в меня уверенность, надежду и радость жизни. Весна манила куда-то в далёкое прекрасное будущее...
Конец апреля. Мы гуляли в парке на нашей огромной поляне. Новенькая воспитательница, оставив нас одних, ушла в здание, и мы потихоньку разбрелись по всей территории парка. Витя Барановский уклонился через дорожку вправо от поляны и гулял в лесочке, который тянулся чуть вверх и упирался в сетчатый забор, и что-то там чиркал. Меня это заинтересовало, и я оказался возле него. Он нашел сырую коробку с несколькими спичками и пытался их зажечь, но у него ничего не получалось. Витя ввёл меня в курс своего желания, и мы вдвоём поочерёдно пытались зажечь спички. На коробке коричневая бумага расползлась, и мы получали нулевой эффект.
Недалеко от нас появилась Галя Андреева с одной девочкой, они бродили по лесу и искали красивые бутылочки из-под одеколона. Одна из них нашла бутылочку в форме виноградной грозди. Мы занимались своими делами, и вдруг я слышу какой-то голос: «Девочки, конфетки хотите? Идите сюда». Я поднял голову и увидел за забором женщину. Она была худая с натруженными руками, довольно высокая, на голове платок, по-старушечьи натянутый на лицо, расстёгнутый серый плащ, из-под которого виднелось тёмное платье в крупный горошек. «Подойдите сюда, пожалуйста», – чуть нагнувшись вперёд, настойчиво просила женщина. Девочки в нерешительности смотрели на неё. Как мне захотелось конфетки! «Угостите меня конфеткой», – ничуть не стесняясь, попросил я. «Я хочу девочек угостить», – услышал я в ответ. Девочки ходили в раздумье возле небольших зарослей, и я позавидовал им, что их сейчас угостят. Женщина продолжала звать девочек, и тут Галька решилась подойти ближе к забору. «Подойди ещё ближе», – предложила ей женщина. «А вы киньте конфетку через забор». «Слушай, девочка, пойдём со мной, я тебе куплю вкусненькие конфетки». «Нам нельзя уходить с территории». «Да мы быстренько вернёмся», – заверяла женщина. «А как я могу пойти, здесь же забор?!» «Я тебе помогу, доченька».
Не знаю откуда, но к нам подошла Гунта. Галька рассказала Гунте про желание тётеньки угостить нас конфетками. «А вы тогда меня угостите конфетками», – смело сказала Гунта. «Подойди, девочка, ко мне». «А вы киньте конфетку через забор», – предложила Гунта. «Доченька, иди сюда», – умоляюще просила женщина. Гунта подошла к забору. Женщина засуетилась, она взволнованно огляделась по сторонам, глубоко натягивая платок на голову, затянув покрепче узелок. «Слушай, доченька, идём ко мне домой, я тебя вкусненько накормлю и дам целый кулёчек конфет. Я здесь недалеко живу и тебя сразу приведу сюда, это будет быстренько», – расторопно объясняла женщина.
Такая заманчивая перспектива: быть вкусненько накормленной, да ещё и целый кулёчек конфет получить – Гунту пленила. Гунта стала карабкаться по сетчатому забору, но у неё ничего не получилось. Она отошла от сетки, а женщина быстрыми шагами прошла вдоль забора и, найдя прогнувшуюся наверху сетку, пыталась её прогнуть ещё сильнее. «Вот здесь ты, доченька, пролезешь, я тебе помогу», – умоляюще, чуть не плача, указывала рукой на сильно прогнувшуюся сетку жнщина. Она беспокойно оглядывалась по сторонам, бесконечно поправляя свой платок на голове. Глаза её под платком засуетились, они не находили себе спокойного места. Что-то я почувствовал недоброе в этой тёте и очень заволновался за Гунту: а если она не приведёт её обратно? Гунта уже примерялась к месту, где бы и как бы удобнее начать восхождение на сетку, как я закричал: «Гунта, не надо перелезать через забор!» Гунта отбежала к девочкам и смотрела то на меня, то на взволнованно метавшуюся вдоль забора женщину. С лица Гунты сползла улыбка, задумчивые глаза смотрели на меня, и я понял, что срываю её желание заиметь конфетки. После непродолжительной паузы я сказал: «Воспитательница будет ругаться, никуда не ходи». «Да, ну ладно», – спокойно сказала Гунта. И волнение за неё отошло от моего сердца. «Приходите завтра с конфетками и угощайте здесь», – сказал я тёте, и мы все побежали к веранде...
Уже было довольно тепло, а на солнце жарко. Мы гуляли по улицам в нашем районе, я плёлся в конце группы и, перейдя трамвайные пути, в районе какого-то магазина вдруг увидел на углу тротуара Деда Мороза! Да! Да! Настоящего Деда Мороза! Не сомневаюсь, что это был Дед Мороз! Он стоял на углу тротуара в неряшливом пиджачке и в ладошке пересчитывал монетки, нос у него был большой и сизо-фиолетового цвета, точно такой, какой я видел на новогоднем празднике! Он стоял на солнце, и поэтому на лице у него выступал обильный пот. Ему очень трудно летом, ведь он хорошо себя чувствует зимой. Бедненький! Видать, у него денежек не хватало, чтобы купить деткам подарки.
У него аж руки тряслись от волнения, даже лицо его скривилось, и он что-то недовольно бормотал, шевеля отвисшими губами. Я едва расслышал очень коротенькое и непонятное слово, а затем «…твою мать». Он эту фразу повторял несколько раз. Я стоял в недоумении: как так, ведь он совсем один, а как будто к кому-то обращается. Я догадался, что он говорит волшебные слова, чтобы было побольше денежек. А то коротенькое непонятное слово – ключевое в волшебных словах. Мне его так жалко стало!
Он летом закупает подарочки, а зимой, на Новогодний праздник, приносит их деткам. Но сейчас, видно, на подарочки не хватает. Трудно эти подарочки ему достаются…
Через несколько дней я опять увидел Деда Мороза, но другого. Потом Деды Морозы мне очень часто стали попадаться. Ну да, деток много и Дедов Морозов тоже должно быть много, ведь не может же один Дед Мороз обойти всех детей, – рассуждал я про себя.
Как-то в конце мая, во второй половине дня, возле канала мы загорали на солнышке, наслаждались запахом сочной травы. Голубое небо сияло чистотой, щебетали птички. Кто-то из ребят гулял, кто-то что-то искал в траве, я лежал на простынке. Воспитательница сказала, что мы скоро пойдем в школу. Мои мысли были где-то в небесах, и мне не очень-то хотелось в школу. Но я понимал, что мы уже большие и должны пойти в школу.
Через какое-то время нас позвали в баню. Я собрался бежать в группу, но увидел недалеко за забором тетеньку – рядом с огромным кустом сирени. Она была в серой фуфайке, на жилистых ногах – укороченные, слегка в гармошку кирзовые сапоги. Она стояла спиной к сирени и выпуклыми глазами смотрела на вскопанные грядки. Сиреневый куст был весь в цветах. Их было так много, что я отважился попросить одну веточку. Она глянула на меня своими выпуклыми и сердитыми глазами, отвернулась и стала прохаживаться вдоль грядок.
Я удивился, что она мне ничего не ответила. Смотрел то на куст сирени, то на нее и не знал, что мне делать – бежать в баню или ждать сирень. Собрался уже уходить, как вдруг вижу тетенька идет к кусту. Повозилась возле него, повернулась ко мне и, сделав несколько шагов к забору, молча передала мне веточку сирени. Затем она развернулась и ушла в очень низенький и маленький, с одним окошком, домик Меня поразил ее взгляд: голубые, стеклянные, сильно выпуклые и очень злые глаза, в них не было жизни. Мне было страшновато на них смотреть.
Глянул на свои цветы. Какая красота! Они были очень нежные, щедро налитые живительной влагой, в крестообразных голубых лепестках местами едва пробивалась белизна. И запах – незабываемый аромат! Был очень рад этому сокровищу. Я обязательно пойду с ним в школу! Надо поставить его в вазочку с водой. Как жаль, что я должен идти в баню. Положив сирень в траву, побежал в группу.
Строем поплелись в баню. Мои мысли были рядом с душистым сокровищем. Помылся тяп-ляп, оделся, но… надо ждать остальных. Это же надо – так долго мыться в бане! Как медленно тянется время!
Через час мы возвращались в группу. Едва ступив в наш двор, побежал в корпус, бросил полотенце на стул и помчался в парк к своему сокровищу. То, что я увидел в траве, меня потрясло: цветы были сморщенные, вялые, как тряпочка. Держал веточку в руках и не мог поверить, что красота может так быстро исчезнуть.
Расстроившись, решил еще раз просить сирень у тетеньки. Стал ее громко звать, глядя в окошко. Дверь была открыта настежь. Но она не вышла. Мне стало страшновато: она стояла в глубине комнатки и смотрела на меня. Стал громче звать, но безрезультатно. Глянул на свой увядший цветок и, глубоко вздохнув, бросил его в траву и печальный вернулся в группу.
В нашей группе появился новенький, Игорь. В воскресенье мы пошли гулять. Дотопали до парка и стали подниматься на Кукушкину гору, сильно растянувшись по крутой дорожке. Я шел с Игорем за ручку, далеко отстав от основного косяка группы. К нам подошла очень красивая тетя. Она поцеловала Игоря и предложила ему погулять с ней и заодно купить мороженое. «Надо отпроситься у воспитательницы», – сказал я. «А где она?» «Впереди». Она быстрым шагом пошла по дорожке вверх.
Воспитательница и тетя о чем-то разговаривали, когда мы с Игорем подошли к ним. Я смотрел на удивительно красивую тетю. Она была в очень красивом платье темного цвета с блестками и в пиджачке на одной пуговице, с небольшим цветком на левом лацкане. Платье было коротеньким, и ее стройные ножки в лакированных туфельках сразу бросались в глаза. Шоколадный загар, красивые мелкие кудряшки до плеч и длинные, мелкие-мелкие бусы с кулончиком на груди. Лицо украшал чуть остренький носик, губы вишенкой, огромные карие глаза, милая улыбка, на мочках ушей маленькие сережки со сверкающими камушками. Она обладала какой-то притягательной силой, глаз оторвать было невозможно.
Воспитательница посоветовала им гулять только в парке. Они спустились по дорожке вниз и скрылись за поворотом. Мы продолжали подниматься по крутой дорожке вверх. Я шел рядом с воспитательницей, которая стала вслух возмущаться по поводу этой тети. «Какая бессовестная: спихнула ребенка на месяц и шикует!» «Как понять – спихнула?» – изумленно и настороженно спросил я. «Прикинулась больной, якобы едет в санаторий лечиться, а ребенка ей не с кем оставить. Нахалка, со скандалом оформила документы, подкинула его нам, а сама гуляет!» – негодовала воспитательница. В глазах у нее сверкала злость.
Поднялись мы на Кукушкину гору, и нашим взорам предстала где-то там далеко внизу эстрада и множество скамеек, окрашенных в темно-зеленый цвет. Кое-где сидел народ: кто по одному, кто парами, а кто и большими компаниями. Загорали на солнышке, попивая пиво или лимонад, кто-то ел мороженое. Что такое мороженое? Этого я не знал, но слышать – слышал, а сейчас я вижу его вдалеке.
Мы стали играть на зеленой лужайке. Минут через двадцать вернулись Игорь с мамой. У Игоря в руках было белое, в вафельном стаканчике, мороженое. Его мама вытерла ему беленьким платочком лицо, поцеловала в щечку и ушла, распрощавшись с воспитательницей. Игорь отошел подальше в сторону и стал есть мороженое. Кое-кто из ребят разбрелся по кустам, и воспитательница пошла их звать.
Я очень хотел посмотреть на это мороженое вблизи и подошел близко к Игорю. Игорь слизывал язычком тающую молочную жидкость и делал вид, что меня не замечает. «Скажи, а оно вкусное?» – робко спросил я. «Да, очень вкусное и холодное, от него становится прохладнее», – равнодушно пояснил он. Мои глаза впились в это мороженое, чувствовался его сладенький аромат. Очень хотелось его попробовать, мой рот наполнился слюной, и у меня участился глотательный рефлекс.
Я надеялся, что Игорь даст мне лизнуть мороженое, ну, хоть чуточку, где-нибудь с краешку! Подошли еще двое ребят и тоже не сводили глаз с мороженого. Я забеспокоился, дойдет ли очередь до меня, и с кого он начнет давать пробовать, а если не с меня? Игорь хладнокровно продолжал слизывать мороженое, потихоньку откусывая по кругу вафельный стаканчик. Мы втроем обнадеживающе смотрели на мороженое и ждали, когда наступит тот долгожданный момент, и Игорь предложит нам попробовать мороженое. Время тянулось долго-долго, а мороженое поедалось быстро-быстро, вот оно уже стало наполовину короче. Из кустов вернулась недовольная воспитательница с двумя беглецами и приказала нам никуда не расходиться. А мы и не расходимся – разве можно разойтись, когда кушается мороженое? – рассуждал я.
Через минуту подлетела озверелая воспитательница, с кипучими глазами, выхватила у Игоря мороженое из рук и швырнула его далеко в кусты. Поднялся громкий рёв, слезы залили все его лицо, сопли стекали на его посиневшие губы, казалось, они сейчас разорвутся от напряжения. Воспитательница приказала ему замолчать, и он стал плакать тише, постоянно всхлипывая.
Игорь потерял для меня всякий интерес, но моя шея на излом выворачивалась в сторону кустов. У меня уже созрел план, как овладеть мороженым. Попрошусь у воспитательницы пописать и пойду в кустики, но сначала в противоположную от намеченной цели сторону, а уж там, в кустах, тихонечко подберусь к месту, где покоится мороженое. Надо это сделать быстро, а то оно растает, и тогда я его вкус так и не узнаю…
Воспитательница смотрела-смотрела на нас, и, пожалев наши шеи, увела нас из парка. Через пару дней Игоря в нашей группе уже не было.
(продолжение следует)