Утрата

«Спешите улыбаться»…

На 89-м году жизни, в Дюссельдорфе, ушел от нас РАФАЭЛЬ ИЕРЕМИЕВИЧ ШИК, поэт, журналист, сценарист… 

Родился в Баку в 1922-м, ушел на войну, радист, разведчик. В ноябре 1941-го по особому заданию командования был послан под именем Мустафы Семедовича Али-заде на один из участков ленинградского фронта и два месяца держал связь с партизанами и командованием, передавая нужные сведения. В 1943-м воевал в латышской стрелковой дивизии, был ранен, а закончил войну в дальней авиации. На фронте начал писать стихи, сочинять песни.

Вернувшись, окончил пединститут и музыкальное училище. Работал редактором газеты, трудился в театре, на радио, телевидении, в киностудии, автор нескольких книг, поэтических и публицистических, один из создателей Азербайджанского цирка, много лет писал для журнала «Советская эстрада и цирк». Вообще – цирк для него был не проходящей любовью, к нему он возвращался постоянно в своих мыслях, чувствах, воспоминаниях, стихах и прозе. Отмечен статьей в «Цирковой энциклопедии». Очень тонко воспринимал музыку, любил романсы под гитару, с которыми впервые вышел на публику в 75 лет… 

Но истинным его призванием, прошедшим через всю его долгую и весьма непростую жизнь, было – Поэзия. До последнего дня своей жизни (а он много лет серьезно болел, уже практически плохо видел, не мог ходить) продолжал работать, сочинять стихи, писать воспоминания в прозе. Накануне последнего своего ухода в больницу (кто ж знал, что он будет последним?..) звонил мне и, к несчастью, не застав (я был в этот день вне Германии), оставил на автоответчике совершенно спокойный, ничего плохого не предвещавший, даже с всегдашним мягким юмором, рассказ о своих новостях, о полученной им незадолго до этого Европейской премии за очередную стихотворную подборку, о вот-вот выходящей из печати в Петербурге новой книгe, названной им символически «И вскоре я умер, или Прощальная гастроль» (которую он так, увы, и не успел подержать в руках), и в том числе о моей чуть раньше появившейся книге, к которой он имел прямое отношение (порекомендовал ее в свое время издателю), не упустив случая сказать мне о ней очень добрые слова… Вообще, мне повезло: Рафаэль (он разрешил мне называть его просто по имени) одарил меня своим многолетним доверительным общением, правда, в последнее время уже почти только по телефону. Он очень ценил юмор, немного сожалея, что его считают лишь лирическим поэтом, был автором многих иронических стихов и эпиграмм (называл их «шикарики»), что поддерживал и во мне. Посему не обиделся, а искренне порадовался моему дружескому шаржу и шутливому поздравлению с его юбилеем:

…Если ты не знаешь Шика,

если ты не знаешь, кто он,

ты меня приди спроси-ка,

я скажу: он Белый Клоун,

а не Рыжий и не Чёрный,

Белый клоун  – добрый клоун,

Ну а попросту – коверный.

Цирк для клоуна – весь мир,

где и благ, и горя столько…

В общем, жизнь у Шика – цирк,

       да не только.

Хоть он многого достиг,

в нём осталась простота.

Рафаэль – не только Шик,

а и Блеск, и Красота!..

…Теперь уже, увы, нет ни Шика, ни его Блеска, ни Красоты… Но остаются с нами его дела, его Поэзия, а значит, и память о нем. И закончить это слово о Поэте и Человеке мне хочется его же стихами, своеобразным завещанием нам, остающимся на этой Земле:

Так спешите улыбаться,

Улыбаться, наслаждаться

Этой жизнью, что нам, братцы,

Ненадолго так дана.

Прощайте, Рафаэль Иеремиевич. Пусть земля Вам будет пухом!

Григорий КРОШИН,

дружеский шарж автора

Рафаэль ШИК

* * *

Минуло тридцать лет, потом и сорок,

А кажется – вчера с войны пришел.

Был этот путь и короток и долог,

И невесом, и все-таки тяжел.

Шел по нему не прямо и не криво,

Не выбирая выгодных дорог,

На той войне, большой и справедливой,

Наверное, я сделал все, что мог.

И от нее нам никуда не деться.

Мы ею до ногтей опалены.

Кто говорит, что родом мы из детства?

Мы – из войны, мы родом из войны.

* * *

Памяти Бориса Чичибабина

Смотрю военный старый фильм и плачу...

Не потому, что так люблю войну,

Да и картина – явно не удача,

Таких подделок видел не одну.

Сентиментален несколько сюжет,

Прямолинеен, нет второго плана.

Но танк есть танк.

          И пушка – без обмана.

И столько точных времени примет,

Что вдруг разбушевалась память-рана.

Резной мундштук почувствовал в зубах,

За голенищем – ножик самодельный...

Ах, сколько в заболоченных полях

Ещё ползти нам под огонь прицельный.

Наш командир имеет опыт. Строг.

Идти, сказал, недолго нам осталось.

Но этот путь короткий – просто малость – 

Для многих был мучительно жесток...

А я дополз до нового столетья

И двадцать первым веком оглушён.

Где взять слова, чтоб смог друзей воспеть я

И молодость, похожую на сон!

О если б знать, что где-то есть Всевышний,

Который их без ритуалов пышных

К святым причислил, отпустив грехи...

Я нем.

      Я слеп.

             Я в новом веке лишний,

Свои долги ещё не оплативший,

И прошлый всё неслышней и неслышней...

А дальше

        начинаются стихи.

* * * 

                                                Н. Х.

Чужие рифмы и чужие ритмы

Меня заполонили насовсем.

И мне не выйти из неравной битвы,

И стал совсем я немощен и нем.

И помощи не ждать мне ниоткуда,

И нужных дивных слов в помине нет.

И жажду чуда, но — не будет чуда.

А все иное — суета сует.

* * *

Шиза

в голове. Шиза!

А на щеке — слеза.

Так и бредут в одной

Связке,

в холод и в зной —

Взбалмошная шиза,

Горестная слеза.

* * *

                                                Диме

Мне говорят: ты слишком щедр,

Мол, стариковская причуда.

Но если дар идёт из недр

Души моей?

                     Всё-всё оттуда.

И так недолог встречи час,

Сгорит, как пламя от огарка,

И завтра уж не будет нас.

А пламя снова вспыхнет ярко

И будет угасать с дымком,

Уже ни холодно, ни жарко,

Уже во времени другом.

* * *

Всё ýже круг друзей

И родственников тоже,

И мыслей, и идей,

Которые тревожат.

И память уж не та,

Подвижность и сноровка,

Уходит суета,

И скоро остановка.

Уже стою у врат

То ль ада, то ли рая,

Хочу ли я назад —

И сам того не знаю.

Я был на свете.

Был!

         И это уж не мало.

Откуда взять мне сил,

Чтоб всё начать сначала?

* * *

                                     Н. Эйгенсон

Когда наступит мой последний час,

Последний миг - и я покину землю,

Я не взропщу, я все, как есть, приемлю,

Когда наступит мой последний час.

И не хваля людей, и не кляня,

Я полечу в иные мирозданья,

И буду счастлив только от сознанья:

Моя строка переживет меня.

 

И вскоре я умер

Мгновение, осталось лишь мгновение —

И мой вагон летит на красный свет.

И нет уж ни злодеев и ни гениев,

Сейчас он опрокинется в кювет.

И невозможно избежать крушения,

И никакой надежды на спасение.

Переселение! —

                     Альтернативы нет!

Смерть, как и жизнь —

сплошное одиночество!

Вы уже здесь?

                 Привет, ваше высочество!

.

г. Дюссельдорф