Игорю Губерману – 75

Свободный человек

Сегодня исполняется 75 лет Игорю Губерману.

Его имя давно стало определением жанра, но сегодня речь не о стихах, а о человеке.

Я застал его уже свободным – во всех смыслах слова.

Главная примета гения – отсутствие видимых усилий: все получается как будто само собой. Или внутренняя свобода и человеческое достоинство и впрямь божий дар, который дается человеку свыше, как Пикассо дано было различать двенадцать оттенков голубого цвета там, где другие видели два-три?

Не знаю. Но губермановская свобода воспринимается именно так – как дар божий! Может быть, главный его дар, потому что стихи – это уже производное. Складно рифмовать умеют тысячи, укладывать парадокс в четверостишие – сотни…

Но надо еще иметь право сказать, а это право зарабатывается судьбой, и тут не проскочишь на шармачка.

В любви и смерти находя
Неисчерпаемую тему,
Я не плевал в портрет вождя,
Поскольку клал на всю систему.

«Система» немало потрудилась над Губерманом.

Какую цену заплатил Игорь Миронович за право быть собой – спросите во Владимирской тюрьме. Или вглядитесь повнимательнее в его арестные фотографии. Вчитайтесь в его мемуары – всегда самоироничные, всегда главным образом не про себя, а про людей вокруг…

Да, это, конечно, божий дар, счастливый склад человеческого материала! Но еще и то, что в старину безошибочно называлось работой души.

Человеку для счастья нужно столько же счастья, сколько несчастья, писал Лев Толстой. Счастливо породнившийся с толстовским родом, Губерман прошел тюрьму, ссылку и изгнание – ему были выписаны правильные пропорции, и все пошло на пользу! 

Он знает цену простым вещам и понимает, что это – главные вещи в жизни. Он понимает, как важно слово поддержки, но может без лишних слов предложить денег. Он ироничен без капли цинизма. Его природный демократизм оттеняется аристократизмом его дружбы.

По словам одной моей зоркой знакомой, Губерман покрыт каким-то неизвестным в природе говноотталкивающим материалом. И впрямь: столько эпох, столько возможностей пропахнуть – и ведь ничего не прилипло…

С юбилеем вас, Игорь Миронович – и будьте нам, пожалуйста, здоровы!

Виктор Шендерович,

«ЕЖ», 7 июля,

фотография с сайта www.stihi.ru

Игорь ГУБЕРМАН

ГАРИКИ

У Бога сладкой жизни не просил

ни разу я, и первой из забот

была всегда попытка в меру сил

добавить перец-соль в любой компот.

Вёл себя придурком я везде,

но за мной фортуна поспевала,

вилами писал я на воде,

и вода немедля застывала.

На любое идейное знамя,

даже лютым соблазном томим,

я смотрю недоверчиво, зная,

сколько мрази ютится под ним.

Еврей опасен за пределом

занятий, силы отнимающих;

когда еврей не занят делом,

он занят счастьем окружающих.

Заметь, Господь, что я не охал

и не швырял проклятий камни,

когда Ты так меня мудохал,

что стыдно было за Тебя мне.

В русском таланте ценю я сноровку 

злобу менять на припляс:

в доме повешенных судят веревку 

те же, что вешали нас.

Я снял с себя российские вериги, 

в еврейской я сижу теперь парилке, 

но даже возвратясь к народу Книги, 

по-прежнему люблю народ Бутылки.

Вольно ли, невольно ли,

но не столько нация,

как полуподпольная

мы организация.

Кошмарным сном я был разбужен,

у бытия тряслась основа:

жена готовила нам ужин,

а в доме не было спиртного.

Прорехи жизни сам я штопал

и не жалел ни сил, ни рук,

судьба меня скрутила в штопор,

и я с тех пор бутылке друг.

Когда мне о престижной шепчут встрече

с лицом, известным всюду и везде,

то я досадно занят в этот вечер,

хотя ещё не знаю, чем и где.

Из века в век растёт размах

болезней разума и духа,

и даже в Божьих закромах

какой-то гарью пахнет глухо.

Жаль Бога мне: святому духу

тоскливо жить без никого;

завел бы Он себе старуху,

но нету рёбер у Него.

России теперь не до смеха,

в ней жуткий прогноз подтверждается:

чем больше евреев уехало,

тем больше евреев рождается.

Я не выйду в гордость нации

и в кумиры на стене,

но напишут диссертации

сто болванов обо мне.