Личность
Не сдавшийся русский интеллигент
К 90-летию со дня рождения писателя Аркадия Белинкова
Можно ли гулять по минному полю, не глядя под ноги и не думая о последствиях?
Вопрос, понятное дело, из разряда риторических..
Хотя пел же когда-то В. Высоцкий: «И чудаки еще такие есть…». Впрочем, чудачеством это вряд ли назовешь.
Человек, о котором пойдет речь, при своей абсолютной прямоте, честности и совестливости просто не считал нужным скрывать свои убеждения. И посему жизненный путь его оказался очень нелегок, точнее, трагичен.
Имя русского писателя, литературного критика и публициста Аркадия Белинкова (29.09.1921 – 14.05.1970) сегодня почти ничего не скажет современному русскоязычному читателю. И не потому, что в России оно намеренно предано забвению – к середине 90-х почти все произведения писателя были изданы на родине. Просто при том духовном разброде, в котором сегодня пребывает российское общество, когда авторитаризм, лживо маскируясь под демократию, нередко выдается за благо для народа, а идеология агрессивного национализма все чаще характеризуется как подлинный патриотизм, его творчество вряд ли может быть востребовано.
Скажем откровенно: как и в не столь далеком советском прошлом, произведения писателя и ныне очень уж несозвучны умонастроениям нынешней власти. Как несозвучен, к примеру, и сегодня великий роман Василия Гроссмана «Жизнь и судьба», в котором автор предельно отчетливо обнажил внутреннее духовное родство двух тоталитарных режимов – гитлеровского нацистского и сталинского советского.
Судьба Аркадия Белинкова показательна тем, что вместе с А. Солженицыным он был в числе тех немногих, кто с первых страниц своих произведений отважился говорить советской власти в лицо чистую правду о ней самой.
Без сомнения, это был путь сознательного самоубийства, который по молодости лет писатель наверняка не осознавал, но и далее с него уже не свернул.
Отчетливо вспоминаю, как в пору моего студенчества новость о советском вторжении в Чехословакию летом 68-го вдруг неожиданно была заслонена распространившейся по факультету другой, более шокировавшей нас новостью о том, что в Америку сбежал писатель по фамилии Аркадий Белинков.
К тому времени имя это (почти, как и сейчас) было практически никому неизвестно, однако потрясал сам факт. Пожалуй, с его побегом и возникла первая брешь, пробитая в броне из железобетонной лжи, окружавшей советскую империю. Именно с этих пор медленно, но неумолимо правда о духовной жизни в стране стала просачиваться на Запад. Выбрав духовную свободу, писатель стал, пожалуй, одним из первых, кто приоткрыл в нее дверь.
Аркадий Викторович Белинков родился в Москве, в еврейской интеллигентной семье, с детства много болел. В 1939-1944 годах учился на отделении прозы Литературного института им. Горького, был учеником В.Б. Шкловского.
Удачно начавшаяся биография, проявившийся в годы учебы незаурядный талант сулили ему большое будущее. Но было нечто, не позволявшее ему мириться с чудовищным физическим и духовным деспотизмом сталинской эпохи – обостренное чувство совести и желание изобличить страшную опасность, исходящую от преступной тоталитарной системы.
В 1944 году 23-летний студент Аркадий Белинков пишет роман «Черновик чувств», в котором упоминался пакт 1939 года между Сталиным и Гитлером.
Вдумаемся: автор не только не закопал свой роман в землю, не спрятал в стол, не только не воздержался от чтения своим друзьям, но представил произведение в качестве выпускной дипломной работы.
«Вас непременно посадят!» – восклицает в тексте самого произведения возлюбленная литературного героя Марианна. Так и произошло в реальности.
Поступок, как и сам роман, были оценены по достоинству – смертная казнь, замененная восемью годами лагеря «за контрреволюционную деятельность». В 1950-51 гг., уже находясь в заключении в Казахстане, он пишет ряд резких антикоммунистических памфлетов («Россия и Черт», «Человечье мясо», «Роль труда в превращении человека в обезьяну»), которые скрывал, зарывая в землю. Это обнаружилось, и А. Белинков был дополнительно приговорен к 25 годам исправительно-трудовых лагерей. Быть может, и закончилась бы его жизнь в лагере, если бы не подоспевшая хрущевская «оттепель»: в июне 1956 года он был амнистирован, освобожден, а позднее и реабилитирован.
Так писатель расплатился за то, что думал и писал «не как все».
13 лет Гулага убедительно продемонстрировали молодому автору степень жестокости и бесчеловечности советской тоталитарной системы, но отнюдь не сломили его.
По возвращении в Москву, закончив за считанные месяцы Литературный институт им. Горького, А. Белинков занялся писательским трудом. В 1960 году выходит его первое историко-литературное исследование «Юрий Тынянов», в котором автор отчетливо сформулировал ряд смелых в публицистическом отношении мыслей о противостоянии интеллигенции, отстаивающей ценности свободы и демократии, и тоталитарного государства.
В необычном по стилю для советского литературоведения произведении писатель поднял отечественное печатное слово на новую ступень двусмысленности – ироническую. Книга стала сенсацией не столько даже из-за новизны развиваемых в ней историко-философских концепций, сколько в силу того, что она каким-то невероятным образом смогла пробиться сквозь советскую цензуру.
Следует отметить, что подобных просчетов советская цензура по отношению к Аркадию Белинкову впредь уже не допускала.
Так, в 1967 году была отклонена статья писателя о декабристах, подготовленная по заказу журнала «Театр» и широко ходившая затем в самиздате под названием «Страна рабов, страна господ..».
Свой свирепый нрав продемонстрировала цензура в полной мере год спустя, когда писателю удалось обмануть ее и «протолкнуть» в провинциальном журнале «Байкал», издававшемся в Улан-Удэ, две главы из своей новой книги «Сдача и гибель советского интеллигента. Юрий Олеша». В предназначенном для издания варианте книга носила скромное название «Юрий Олеша», а предложенные для журнальной публикации главы были озаглавлены «Поэт и толстяк». Через час после поступления в продажу номер «Байкала» нельзя было достать ни в одном книжном киоске, а распространение журнала из книготорговой сети тотчас же перешло в самиздат. Еще бы! В том же номере была опубликована «Улитка на склоне» братьев Стругацких.
На этот раз, однако, рискованный эксперимент по публикации откровенно антисоветского текста не остался без последствий.
Журнал был полностью разгромлен, редколлегия разогнана, номера с главами книги А. Белинкова изъяты из обращения. В «Правде» появилась разгромная статья, в которой писатель был обвинен в клевете на советскую литературу. Это не предвещало ничего хорошего. Второй раз писатель искушать судьбу не стал. Летом 1968 года, получив разрешение на поездку в Венгрию для лечения, А. Белинков вместе с женой бежал через Югославию в США.
Книга о Юрии Олеше, которую он так и не увидел напечатанной, писалась им 10 лет. Она была опубликована на Западе в полном объеме лишь несколько лет спустя после смерти писателя.
Задумал же ее Белинков сразу после возвращения из лагеря. Писатель никак не мог примириться с тем, что время, в которое он жил, заставляло людей, в первую очередь, художников слова, лицедействовать, носить маски – для него это было неприемлемо. Творческая личность, выполняющая «социальный заказ» господствующей власти, считал Аркадий, и добровольно «наступающая на горло собственной песне», презревшая собственные внутренние убеждения или, иначе говоря, «сдавшаяся на милость власти», разрушает свой талант, становится бесплодной.
Таков, как показала книга А. Белинкова, и стал со временем талантливый русский писатель Юрий Олеша. Автор заметил, что со временем Ю. Олеша стал писать то же и так же, как и остальные «акулы пера» эпохи «социалистического реализма»: «Жизнь на советской земле с каждым днем становится лучше», «Мечты стали действительностью» и т.д. Писатель увидел, как Олеша менял свое мнение о Шостаковиче и Хемингуэе в зависимости от статей в «Правде», как славил вождей, сменявших один другого на трибуне Мавзолея. Под этой литературной макулатурой оказалось погребенным все то лучшее, что было создано им в 20-е годы.
Закономерен и вывод, к которому приходит автор исследования: утраченная порядочность художника невосстановима. Итальянский литературовед М. Рипеллино назвал в свое время книгу А. Белинкова «эссе о падении русской интеллигенции после революции, своеобразным реквиемом, посвященном поколению, которое потеряло своих поэтов, сагой истории литературы о страданиях и отказах, и унижениях, и компромиссах, и мученичестве русских писателей при коммунизме..»
Написанная со страстью и горечью, ярким и острым пером, книга показала всю драму талантливого советского писателя, сломленного в результате мелких и крупных компромиссов с властью. Предельно отчетливо прозвучало в этой книге и полное отвержение автором советской действительности, его антикоммунистическое мировоззрение.
Впрочем, его А. Белинков не скрывал даже тогда, когда это могло означать верную смерть. Живя в СССР, он всегда был и оставался «внутренним» эмигрантом. На обнаруженных в 90-е годы в архивах КГБ протоколах допроса писателя по поводу романа «Черновик чувств» зафиксировано его абсолютно искреннее признание следователю: «Реакционные идеи, под которыми я подразумеваю историю марксизма-ленинизма, способствуют возникновению в человеке животных инстинктов».
А в воспоминаниях о своем муже вдова писателя Наталья Белинкова-Яблокова приводит такой эпизод из школьного детства Аркадия: будучи очень начитанным и развитым подростком, он однажды на вопрос учителя «Что такое государство?» ответил также вопросом: «Рассказать, как Ленин писал, или как я думаю?». (Н.Белинкова-Яблокова «Слово об Аркадии Белинкове», «Русская мысль» от 4 марта 2004).
Мятежный дух писателя никогда не желал себе судьбы сдавшегося интеллигента. Казалось, для того он и заявил о себе в литературе, чтобы раскрыть людям глаза на то, в какой стране они живут, какому произволу подвергаются, как их намеренно заражают ненавистью, что деспотизм и художественное творчество несовместимы.
Написав книгу о Ю. Тынянове, писатель пошел дальше и со всей сопутствовавшей ему страстью стал писать о преемственности в советском государстве худших черт старого российского общества: страха, раболепства перед властью, покорности к насилию. В СССР же, по мнению писателя, человек оказался просто раздавлен бесчеловечной государственной машиной новой власти, заставившей его забыть о свободе.
В статье «Страна рабов, страна господ…» писатель уже открыто декларирует один из центральных пунктов своего мировоззрения: «советская история – это русская история, только выбравшая из нее самое реакционное, омерзительное, шовинистическое, кровавое, и забывшая все благородное, высокое, чистое и прекрасное».
Так, в рассказе «Человечье мясо», написанном в лагере, автор повествует о попытках своего героя избавиться от преследования органов власти, утверждая, что во главе ее стоят убийцы, которые, однако, находятся в очень своеобразных отношениях с народом. Эти отношения автор определяет так: «…Но самое страшное не то, что убийцы захватили власть в государстве, а то, что они свои, родные, любимые…». Вот уж, воистину, тот слеп, кто не отыщет в этой фразе некоторых сегодняшних аналогий!
Как бы люди в СССР ни пытались доказать, что они по-настоящему счастливы, это, по мнению А. Белинкова, иллюзия, самообман, ибо без свободомыслия счастливым стать невозможно. А стремление к нему для большинства почти всегда заканчивается гибелью. Автор тверд в этом своем убеждении: «О том, что люди несчастливы, этот человек писал свои романы, рассказы, драмы и сценарии. В его творчестве наступил перелом, когда он понял, почему люди несчастливы: они были несчастливы, потому что не были свободны. Они не были свободны не только потому, что каждому из них угрожала гибель за признание, но главным образом потому, что счастливы они стали не по собственному выбору, а им приказали: будьте счастливы, а то мы вас….»
Язвительная сатира А. Белинкова перекрывает все границы, когда он подвергает критике господствующую в СССР идеологию. Трагикомически изображает писатель в рассказе «Роль труда в превращении человека в обезьяну», как происходит в стране идеологическое оглупление масс: «Сформировать из населения СССР группы по типу отделений, взводов, рот и т.д. до дивизий включительно для изучения гениального труда товарища И.В. Сталина „История ВКП(б). Краткий курс“… Назначить во главе упомянутых подразделений опытных командиров, утверждаемых ЦК ВКП(б)… Считать всякого уклоняющегося от несения изучения гениального труда товарища И.В. Сталина „История ВКП(б). Краткий курс“ как дезертира и предавать такового немедленно суду военного трибунала по законам военного времени..»
Аркадий, литературный персонаж рассказа и прообраз самого писателя, с криком «Мы не будем присягать на верность звериной идее!» спасается бегством, не желая участвовать в массовом сумасшествии, на которое его пытается обречь власть.
В другом лагерном памфлете «Россия и черт» писатель сравнивает сталинскую державу с ямой, лежащей в центре земного шара, отгороженной от всего остального человечества. В яме этой была нехватка всего, но главное, по А. Белинкову, «была нехватка цивилизации на душу населения». А вот недостатков практически не было. Кроме одного.
«Единственным недостатком ямы было то, что убивали всех, кто думал не так, как все, то есть как вождь и хозяин державы, олицетворявший лучшие стороны народной души, и еще потому, что разница в жизненном уровне убиваемых и убивавших была столь кричащей, что этого противоречия не могли замазать даже самые лихие ораторы, и поэтому, соблазненные богатой наживой, бывшие подданные самодержавия толпами лезли в убийцы, и особенно те, кому в прошлые страшные времена не дали разгуляться. Убитых, за непомерным множеством, перестали предавать земле, и от того по всей державе шел нестерпимый смрад и, смешиваясь с речами лихих ораторов, отравлял окрестность за краями державы и вызывал у принюхивающихся многие соблазны, лучшим из которых было делать у себя дома такую же яму».
Читателю, живущему в начале ХХI века, причем, не в СССР, а в России, стране с, казалось бы, уже иными ценностями, трудно понять фанатичное неприятие и пафос не только Аркадия – вымышленного литературного героя памфлета, но и Аркадия – реального человека, писателя, направленные против советской системы. Они могут показаться современному читателю чересчур старомодными, а потому и не совсем реальными.
Но Белинков не был бы Белинковым, если бы со всей страстностью натуры не продемонстрировал читателю всю степень своей ненависти к системе, угнетающей человека.
Его голос звучал порой как голос «вещей Кассандры», прорицая то, что давно уже не вызывает сомнения.
Называя советскую власть фашистской за ее травлю и жестокие репрессии по отношению к интеллигенции и инакомыслящим, он одним из первых прямо обозначил психологическое сходство двух тоталитарных режимов – нацистского и коммунистического: «если цветут фанатизм, ханжество, ненависть и самодовольство, если государство вмешивается в частную жизнь людей, если правят бесчеловечность, мстительность, сыск, кара и казни, если народу внушают надменную уверенность в превосходстве его над другими народами, то это фашизм, тирания, деспотизм и их надо ненавидеть страстно, самоотверженно, самозабвенно и не отвлекаясь ничем».
Некоторые его строки и сегодня напрашиваются на цитирование, в особенности, когда он пишет о том, что почти всегда «появляются тучи защитников деспотической системы в эпохи, когда государство превращается в шайку преступников, связанных страхом за свои преступления…У ног этой шайки ползает бездарность различных специальностей, и она защищает шайку, хорошо понимая, что если придет другая шайка, или, что совсем уж катастрофично, у власти окажется демократическое государство, то она (эта бездарь) потеряет приобретенные убийством, предательством, лицемерием, унижением, бесчеловечностью, угодливостью, ханжеством, ложью и другими хлопотливыми способами благополучие».
Незадолго до своего бегства из СССР А. Белинков подготовил и отправил свое знаменитое письмо в Союз писателей СССР, в котором прямо обвинил эту организацию в уничтожении русской литературы и лучших представителей интеллигенции.
«Я возвращаю вам билет члена Союза писателей СССР, – писал он, – потому что считаю недостойным честного человека пребывание в организации, с собачьей преданностью служащей самому жестокому, бесчеловечному и беспощадному политическому режиму всех веков человеческой истории».
Писатель напоминает власти, что пишет это письмо «в доказательство того, что интеллигенция России жива, борется, не продается, не сдается, что у нее есть силы».
Грозным предостережением звучат его строки, обращенные не только к власти, но и вообще ко всем соотечественникам: «Я никогда не предавался иллюзиям и надеждам на то, что советская власть может исправиться. Но со времени прихода последнего – самого тупого, самого ничтожного, самого неинтеллектуального правительства советской власти стало ясно, что наступила уверенная и неотвратимая реставрация сталинизма, что слегка прищемленные за чувствительные места сталинские деятели расправляют плечи, засучивают рукава и поплевывают на ладони, дождавшись своего часа. Началось возвращение сталинско-бериевско-ждановских идей; застоявшиеся реваншисты строятся в колонны и проверяют списки врагов. Я считаю, что наступило время, когда об этом нужно сказать громко».
И он, действительно, говорил об этом громко, иногда почти крича, в особенности, когда критиковал в «Письме конгрессу ПЕН-клуба» (сентябрь 1969) интеллигенцию Запада за ее наивный либерализм и фактическое пособничество коммунистическому режиму в СССР.
Оказавшись в США, Аркадий Белинков стал, по сути, первым представителем так называемой «третьей волны» русской эмиграции на Западе. Он читал лекции в Йельском и Индианском университетах, публиковался в эмигрантских изданиях «Новый журнал», «Новое русское слово», а также «Рашн ревью». Его лекционный курс был посвящен взаимодействию творческой личности и тоталитарного государства. Он также готовил издание альманаха «Новый колокол», пытаясь возродить герценскую традицию свободного русского слова.
Книга писателя о Ю. Олеше и его статьи в публицистическом сборнике «Новый колокол», вышедшем, к сожалению, уже после его смерти, являются на сегодня классикой русской эмигрантской литературы.
Только два года Аркадий Белинков прожил на Западе. Он умер, не дожив четырех месяцев до сорока девяти лет. В его планах было написать третью книгу, посвященную такому писателю, который, в противоположность «сдавшемуся интеллигенту», активно сопротивлялся.
Он не успел, поскольку всю жизнь сопротивлялся сам, спорил с властью, с толпой и отстаивал творческую независимость художника.
Некоторые могут сказать, что короткая жизнь писателя была просто безрассудной: тюрьма, лагерь, травля, эмиграция, смерть. Другие, неравнодушные, оценят ее иначе: его жизнь была внутренне честна и абсолютно свободна.
Каждый увидит в ней то, что желал бы увидеть, или – наоборот. Доверимся, однако, мудрому жизненному афоризму: «если колокола бьют, значит есть за что..».