Охотничьи были

 

 

Сергей АЗАДОВ

Удивительная катастрофа

 

Охотники – народ с фантазией. Чего греха таить, рассказывая свои истории, они любят приврать, преувеличить. Такие рассказы часто называют охотничьими байками. Поэтому, начиная писать рассказы о природе и животных, дал себе обет описывать только то, что видел собственными глазами, ничего не приукрашивая, не придумывая и не добавляя от себя для пущей складности сюжета. И ни разу не отступил от данного зарока. Недаром эти рассказы вошли в главу, которая называется «Охотничьи были».

 

Имена и фамилии участников описываемых событий – подлинные. Все эти люди, слава Богу, живы и здоровы. И если бы я отступил от правды и солгал в моих повествованиях, каждый из них мог бы поднять меня на смех или с позором опровергнуть.

 

То, что я собираюсь рассказать, по сей день кажется мне невероятным, и если бы не слышал своими ушами и не видел своими глазами – возможно, не поверил бы.

 

Как-то в середине 90-х годов отправились мы втроём на утиную охоту на Арнасай. Стоял холодный ноябрь, но снега ещё не было. Выехали из Ташкента в пятницу после работы, а прибыли на место ближе к ночи. Разбили бивуак в полукилометре от протоки.

 

Этот хорошо знакомый «обстрелянный» участок местности мы называли «трубой». Нарекли его так из-за высокого, в два человеческих роста камыша, который обильно рос по обеим сторонам неширокой протоки, и, склоняясь над водой, местами образовывал подобие тоннеля или трубы. Во время перелёта утка снижалась над этой заросшей водной гладью, становясь более удобной мишенью. Кроме того, рядом с «трубой» иногда пролетали небольшие стаи гусей.

 

Скрыли машину между двух больших кустов джангиля, а сверху натянули масксеть. С высоты полёта утка видит очень далеко, и если стоянку и транспорт хорошо не замаскировать, то она будет стороной облетать «трубу». Наскоро поужинали около костра и легли спать, предвкушая хороший отдых, ведь у нас впереди были два выходных дня.

 

Проснулись затемно. Мы с Эдиком быстро собрались и ушли готовить скрадки, а Анатолий замешкался и немного отстал. В морозной предрассветной мгле стояла звенящая тишина. Уток ещё не было видно, но был хорошо слышен свист крыльев пролетающих стай. Утренний перелёт уже начался, и нужно было успеть ещё до рассвета поправить наши сидки-шалашики.

 

Вот на востоке появилась еле заметная светлая полоска, слегка обозначив линию горизонта. Мы закончили налаживать шалаши и ждали рассвета, чтобы начать прицельную стрельбу.

 

Вдалеке послышались приглушённые шаги Анатолия, направляющегося в свой скрадок. И почти одновременно я услышал характерный свист диких крыльев. Летели две утки. Этот шелест был почти синхронным, но мне показалось, что доносится он с разных сторон. Шаги нашего товарища замерли. Видимо, и он уловил приближающуюся пару. Все трое застыли в ожидании. Стало очевидным, что две утки летят навстречу друг другу. Птицы сближались. И вдруг в напряжённой тишине ночи раздался глухой удар, затем прерывистое хлопанье крыльев утки, выравнивающей полёт, и тотчас другой гулкий удар, но уже о землю. Полёт продолжила только одна из них.

 

Если верить собственным ушам, то получалось, что две утки летели навстречу друг другу и столкнулись в воздухе. После удара одна сумела оклематься и продолжила полёт, а другая камнем упала на землю. Чтобы убедиться в правоте, нужно было найти упавшую жертву.

 

Не сговариваясь, мы побежали в направлении места падения, которое каждый из нас определил по слуху. И только из-за того, что бежали мы с трёх разных сторон примерно в одну точку, нам удалось обнаружить упавшую птицу после недолгих поисков. Это была кряковая утка. Когда я взял её в руки, она была ещё жива, но, по-видимому, получив мощный встречный удар, пребывала в шоковом состоянии и не могла сопротивляться. 

     

Позже, когда готовили обед, ощипали и ту знаменитую крякву, безвременно почившую в результате катастрофы. Оказалось, что вся левая сторона грудки была как один большой синяк ярко фиолетового цвета, кроме того, у неё было сломано левое крыло. Но в шурпе она оказалась не менее вкусной, чем вся остальная дичь.

 

Несмотря на то, что эта охота была удачной, и мы возвращались домой не с пустыми руками, всё же запомнилась она не трофеями, а удивительной воздушной катастрофой, невольными свидетелями которой мы стали.

 

Этот случай заставил задуматься. Меня давно занимал вопрос: почему самолёты, оснащённые сверхчувствительной техникой, довольно часто терпят катастрофы в воздухе, а птицы, которых в миллионы раз больше, не сталкиваются, даже когда в непогоду летят плотной стаей? И я пришёл к такому выводу. Видимо, Природа – великий создатель – наделила пернатых механизмом, позволяющим точно ориентироваться в воздухе и избегать столкновений, определяя приближение других сородичей. А человек, конструирующий самолёт, должен был придумать такой прибор сам. И придумал – радары. Но, вероятно, эти приборы всё же не такие точные как те, что в голове у пернатых. Значит точнее и чувствительнее природных «изобретений» не бывает. Хотя, как известно, в любом правиле есть исключения. И поразительный случай, свидетелями которого мы стали, и есть то самое, редкое исключение из правил. 

 

Нюрнберг, март 2006 г.

 

Неожиданная «бомбардировка»

 

Курьёзный случай произошёл со мной и моим водителем Сергеем Абрамовым в начале 80-х годов в Казахстане. Ехали мы с ним в отряд проходчиков, располагавшийся на берегу озера Кызыл-Аут. От базового лагеря геологов к участку «Приозёрный» (так назывался этот отряд Джамбулской геологоразведочной партии), вела грунтовая дорога длиной  в 15 километров. Наш видавший виды УАЗик, переваливаясь с боку на бок, осторожно пробирался по ещё не просохшей после весенних дождей колее. Дорога, попетляв между холмами на небольшой возвышенности, спускалась к находившемуся в низине озеру. На левом берегу озера находился жилой барак, гараж и небольшой автопарк проходчиков, а к противоположному берегу примыкали совхозные поля с ровно взошедшей пшеницей. Чтобы добраться до проходчиков, нужно было проехать через эти зелёные поля, которые были видны ещё издалека.

 

Машина перевалила через холм, с которого начинался спуск в низину. Но что это? Вместо обычного зелёного, мы увидели поле, покрытое белыми пятнышками. Причём пятнышки перемещались по всей поверхности. Это была настолько необычная картина, что сразу привлекла наш взгляд. Сергей остановил машину, и мы стали разглядывать, издали пытаясь понять, что за белые пятнышки двигаются по зелёному ковру. До пшеничных посевов оставалось километра полтора. Вдруг несколько десятков пятнышек разом поднялась в воздух и стали медленно кружиться над полем. Только теперь мы поняли, что это были большие белые птицы, либо журавли, либо цапли.

 

Мы продолжили свой путь. Дорога в лагерь проходчиков пролегала как раз через то поле, на котором разгуливали птицы. Машина быстро приближалась к ним, но птицы и не думали улетать. Теперь, когда мы увидели их ближе, стало понятно, что это белые цапли. Было время весеннего перелёта и большая стая этих птиц села на пшеничное поле рядом с озером, чтобы отдохнуть, набраться сил.

 

Когда до цапель осталось с полкилометра, ближайшие от нас птицы стали подниматься на крыло и довольно низко кружить над нашей машиной. Вдруг мы услышали резкий шлепок, как будто сверху на крышу машины сбросили мокрую тряпку… Затем ещё один… И ещё множество шлепков сыпались один за другим… Большое белое жидкое пятно шлёпнулось на лобовое стекло и растеклось по нему! Ещё, и ещё одно… Я думаю, читателю не нужно объяснять, что это за пятна шлёпались на нашу машину! Из бокового окошка я видел, как одни птицы, «отстрелявшись», взмывали вверх, уступая место другим, а те следующим… И так бесконечно. Лобовое стекло было уже почти полностью покрыто медленно стекающей зловонной белой массой. Включённые автомобильные «дворники» с трудом справлялись с задачей. А главное, что в открытом поле негде было укрыться. Мы понимали, что нужно как можно быстрее проскочить этот «дождь» из птичьего помёта. Сергей нажал на газ, и мы на большой скорости, прыгая на ухабах, помчались по дороге. А цапли всё поднимались и поднимались в воздух вокруг нас, нарезая круги над машиной и бомбардируя её «жидкими снарядами». Только когда мы проехали злополучное поле и опять оказались на степной дороге, преследователи оставили нас в покое, «обстрел» закончился.

 

Когда, наконец, подъехали к бараку проходчиков, машину нашу было не узнать. Её окраска из защитного цвета хаки превратилась в белую. Про такую ситуацию говорят: «и смех, и грех». Во всяком случае, увидев нашу машину, рабочие смеялись до слёз, нам же было не до смеха. Мы прекрасно понимали, что если срочно не помыть машину, то птичий помёт разъест краску до самого железа.

Никогда не забуду, какую длинную тираду изощрённого отборного мата выдал в тот день всегда сдержанный и интеллигентный Сергей, отмывая в течение двух часов свой многострадальный УАЗик.

 

По понятным причинам, в базовый лагерь возвращались мы вечером, с большой опаской подъезжая к пшеничным полям. Ведь другой дороги не было. Но наши опасения, к счастью, были напрасны: цапель на поле уже не было – стая улетела. Об их пребывании напоминали лишь белоснежные перья, кое-где оставленные птицами, да жидкие следы той удивительной бомбардировки, которой мы недавно подверглись.

 

Я долго думал, что побудило птиц атаковать нашу машину помётом. Скорее всего, в этом проявилась их защитная реакция. Мы помешали отдыху уставшей стае цапель, которые не нашли более эффективного способа выпроводить нас за пределы своей территории, чем обстрелять машину экскрементами. Такой вот своеобразный метод защиты. Реакция этих элегантных птиц очень похожа на поведение оригинального зверька – скунса, обитающего в Северной Америке. Под хвостом у скунса находятся особые пахучие железы, выделяющие маслянистую жидкость с отвратительным, стойким запахом. В случае опасности скунс выбрызгивает её в сторону врага, отпугивая не только его, но и всё живое вокруг.

 

Что ж, в природе каждый защищается как может…

 

Нюрнберг, март 2010 г.