Утрата

Мгновения Татьяны Лиозновой

Понятия «многосерийный художественный фильм» и «сериал» – это не два названия одного и того же вида кинопродукции. Причем, разница их не только в том, что одно употреблялось раньше, в советское время, а другое – современное, и потому короткое, соответствующее нынешнему ритму жизни. В чем разница по существу, сразу становится понятным, если представить себе любой из теперешних сериалов (даже хороших, даже снятых не нынешними режиссерами-скороспелками, а старыми, еще советской выучки мастерами, например, «Идиот» или «Мастер и Маргарита» Владимира Бортко), и «Семнадцать мгновений весны». 12 полнометражных серий, слава богу. Разница столь наглядна, что ничего объяснять не надо.

Говорят, что книга всегда интереснее фильма. В принципе, это понятно: если это серьезная литература, а не легкое чтение типа детектива или женского романа, то даже хорошая экранизация не передает, как правило, всю многоплановость литературного произведения, мысли автора, да просто все подробности сюжета. «Семнадцать мгновений весны» – самое яркое исключение из этого правила, тот случай, когда фильм оказался много лучше литературной основы.

В советские времена, если помните, книги (как, впрочем, и все остальное) были в дефиците. А «Мгновения» показывали довольно регулярно, по-моему, чуть ли не каждый год в майские праздники. Это был один из моих любимых фильмов. И одна из самых заветных «мечт» того времени была прочитать книгу о Штирлице. Наконец, в старших уже классах, году в 79-м, мне достали эту книгу. Помню свое разочарование после ее прочтения: более нудного, я бы сказал, вязкого чтива трудно было себе представить. Надо быть действительно совершенно гениальным режиссером, нужно быть Татьяной Лиозновой, чтобы из такой скукотищи создать такой фильм. Многосерийный, причем.

Поэтому, когда в документальном фильме Леонида Парфенова, посвященном 25-летию выхода «Мгновений», Татьяна Лиознова рассказала, как она переделывала сценарий, предложенный Юлианом Семеновым, я понимал, почему.

Можно сколько угодно говорить, что, с одной стороны, это фильм-сказка, что он наивный, что там мало правды, а с другой – что снят он по заказу КГБ, что это агитка (а зная то, что знаем мы сегодня, совсем по-другому можно оценивать желание советского руководства сорвать сепаратные переговоры западных союзников с Германией), но я всегда, может быть, по малолетству (а теперь уже по инерции), менее всего воспринимал этот фильм с точки зрения истории, соответствия сюжета реальным событиям. Тогда, в школьные годы, на главную сюжетную линию – разоблачение Штирлицем сепаратных переговоров – я даже и внимания-то не обращал, это мне просто было непонятно. Захватывало противостояние «хороших», «наших» Штирлица, Кэт, профессора Плейшнера, пастора Шлага – и «плохих» фашистов.

Увлекательно было следить, как Штирлиц все время оказывался то на грани провала, то «под колпаком» у Мюллера, и как он каждый раз ловко выкручивался. История с Кэт, попавшей в лапы гестапо, и как Штирлиц ее вызволил. Плейшнер на явочной квартире в Берне. Штирлиц, наследивший на чемодане радистки, на телефоне спецсвязи и на стакане, который он подавал «бедному Холтофу». В общем, меня, как, думаю, и большинство зрителей, занимала прежде всего приключенческая сторона фильма, а не исторические реалии.

Города Советского Союза во время премьеры «Мгновений» в 1973 году вымирали не потому, что зрители хотели узнать какие-то новые факты о войне, а потому, что сопереживали героям фильма – что с ними будет, выкрутятся ли? Ведь предыдущая серия, согласно законам жанра, заканчивалась на самом интригующем месте, заставляя зрителей изнывать в неведении – шутка ли! – до следующего вечера.

Замечательны были диалоги, разлетевшиеся на афоризмы (не зря потом столько родилось анекдотов о Штирлице). Каждая роль, даже самая эпизодическая – например, следователь районного отделения гестапо или адьютант Мюллера Шольц – сыграны так же хорошо, как главные роли, это маленькие шедевры, хоть на «Оскара» подавай. Музыка, пронизавшая ткань фильма – все это то, что делало фильм именно художественным (ключевое слово в понятии «многосерийный художественный фильм»), и что отличает его от нынешних нехудожественных, но многосерийных сериалов, извините за тавтологию.

В документальном фильме, о котором я уже упоминал, Леонид Парфенов, разбирая запомнившиеся всем детали, как то – шеф гестапо Мюллер то часы подводит, то рыбок кормит, то ящик стола у него все время заедает – спрашивает Татьяну Михайловну, что дают такие эпизоды фильму.

– Правду жизни, – отвечает Лиознова.

И ведь действительно: так же, как мы помним многие высказывания героев, ставшие афоризмами, так мы фотографически точно помним все эти эпизоды: и как часы подводил, и рыбок кормил, и ящик стола у него заклинивало…

В советские времена такого рода фильмы – о войне, о разведчиках – снимались в достаточном количестве, в том числе и по заказу КГБ, но ни один из них пересматривать сегодня желания нет, хотя серий там намного меньше – в основном, это были 2-, 3-, максимум 4-серийные фильмы. Думается, в том числе из-за отсутствия этой жизненной правды (помимо, разумеется, правды исторической). А в «Мгновениях», несмотря на несоответствие во многом исторической правде, была вот эта правда жизненная, которая, как известно, из мелочей и состоит. Наверное, это подкупало.

И другой мой любимый фильм Татьяны Лиозновой не могу не вспомнить в этих заметках – «Мы, нижеподписавшиеся». Я, в общем-то, фильмы на производственную тему терпеть не мог еще в школьном возрасте, уже тогда понимал их полную фальшь. А «Мы, нижеподписавшиеся» – сколько ни смотрю, всегда на одном дыхании.

Конечно, я понимаю, что сам факт переноса действия из, условно говоря, заводского цеха в вагон поезда уже объективно для фильма выигрышен. Но это ведь вам не какое-нибудь «Убийство в Восточном экспрессе». Две серии, два с лишним часа экранного времени зритель с неослабевающим напряжением следит за развитием сюжета, как будто действительно в поезде случилось какое убийство, а не идут разборки по поводу приема/неприема комиссией некоего сельского объекта! И все это – в пределах одного вагона.

Можно только снять шляпу.

В. Зайдман