Культура

Лозунг дня от Тимура Шаова: «Свободу президенту!»

Я никогда не задумыва лся о таких вещах, как долг художника. Я к себе отношусь скептически, не считаю себя человеком, который мог бы за собой куда-то повести, открыть народу какую-то истину. Но если абстрагироваться от моей скромной персоны, то я полагаю: дело художника – честно говорить о том, что происходит вокруг.

Как-то на одной передаче на радио меня спросили: ощущаете ли вы себя борцом с режимом? Нет, борцом с режимом я себя не ощущаю, но так получается, что, если честно и с юмором рассказывать о нашей жизни, то высвечивается такой непорядок в стране, что сам собой возникает позыв к сопротивлению.

Конечно, у нас десятки тысяч не выходят на демонстрации, как на Западе: характер другой, коллективное бессознательное по-другому работает. Тем не менее в последнее время все больше людей готовы отстаивать свои представления и ценности. Может, и меня так допечет, что я выйду на улицу, хотя, честно говоря, не вижу в этом большого для себя смысла.

Мое оружие – ирония. Мои песни – призыв к окружающим улыбнуться над нашим идиотизмом, над нашей властью. Ведь больше всего власть боится смеха. Не прямых разоблачений и обличений, даже не публикации счетов (им плюнь в глаза – все божья роса) – они боятся выглядеть смешными. Почему «Кукол» разгоняли в первую очередь? Потому что смех убивает быстрее лозунгов. Потому что десакрализация власти происходит стремительнее. А это очень важно. Люди должны понимать, что эти властители просто менеджеры, которых мы нанимаем служить нам, заботиться о нас. Природных царей среди них нет. И я хочу добавить свои три копейки в демифологизацию власти, просто описывая нашу жизнь.

Я сейчас вернулся с зарубежных гастролей. В Штатах, в Израиле люди после концертов благодарили меня за обстоятельную политинформацию. Конечно, им многое понятно из интернета, да и контакты налажены, все туда-сюда ездят, но им важно почувствовать, как интеллигенция относится к тому, что происходит у нас. Не телевизор же им смотреть! Хотя лично я много смотрю телевизор, всю эту благостную и тошнотворную мутотень. Потом лезу в интернет, разговариваю с друзьями, выхожу на улицу, все сравниваю-перевариваю-передумываю – и из этой каши варю то, что пою.

Тимур Шаов,

«Новая газета», 15.11.2010

P.S. от 2011 г. 15 ноября в Нюрнберге будет презентация моего нового диска «О чем молчал Герасим». Надеюсь, мой призыв «Свободу президенту!» будет услышан. И правильно понят.

Тимур ШАОВ

Случай в Кремле

Догадал же чёрт родиться мне в семье интеллигентов.
Жалость, сострадание впитал я с молоком.
Вы будете смеяться: мне так жалко президента!
Работа-то собачья, и нет сочувствия ни в ком.

А власть? Что власть? Химера! Цена ей – три копейки.
Ведь пашешь, как верблюд, ведь пашешь, как галерный раб.
Ни выйти прогуляться, ни выпить на скамейке,
С мужиками не гульнуть, не говоря про баб.

Торчишь на страже мира, демократии, прогресса,
Теряешь зубы, волосы… И нервы на нуле.
Молчат правозащитники и западная пресса,
А он, как узник совести, сидит в своём Кремле!

Хоть не был никогда я диссидентом,
А тут решил: молчать нехорошо!
Я смастерил плакат

«Свободу президенту!»
И с ним на площадь Красную пошёл.
И встал.

Встал аккурат напротив Спасской башни.
Прекрасный, словно Мартин Лютер Кинг.
Не то, чтоб я дурной, не то, чтоб я бесстрашный,
Но жалко ж человека, мужики!

Страна у нас казённая –
Подходит сразу мент.
И зыркает глазёнками,
И просит документ.

Старания ментовского
Сверх меры у него.
– Я вроде не похож на Ходорковского?
– Ну, мало ли чего!

Тара-ру-рач-тач-тач-комендатура…
Действительно, а мало ли чего!

Берут меня опричники и прямо в Кремль заводят.
Ну, думаю: на дыбу; всё – допрыгался, бунтарь.
Но вроде не в подвал ведут. Ведут в хоромы вроде!
И ахнуть не успел –

передо мною государь!

– Здорово, – молвит, – удалец! – обнял меня за плечи.
– Ты прав. Непросто быть главой всея моя Руси!
Я тут несу огонь, как Прометей, а все клюют мне печень.
И заступился ты один. Теперь – что хошь, проси.

Хошь, министром будешь, или генералом?
Или послом в одной из тёплых стран?
А хочешь, подарю именье за Уралом.
К нему ещё три тыщи душ крестьян?

Тара-ру-рач-тач-тач-номенклатура…
И денег дам, прям сколько унесёшь!

Я говорю: «Мне не нужны лампасы, даже лычки.
Именье тоже ни к чему. И власть мне не нужна.
Вот ежели б моей жене такие ж черевички,
Какие носит ваша достославная жена…»

Он улыбнулся, говорит: «Не, супруга заругает.
Бери мои. А что? Иль я не я всея Руси?».
Гляжу, снимает туфель он. Гляжу, второй снимает!
И говорит: «От всей души! Мол, заслужил. Носи!»

Он нажимает кнопочку –

заходит референт
И раскрывает папочку,

вручает документ:

Что, мол, за храбрость молодецкую

такой-то фармазон
Туфлями президентскими

почётно награждён.

И вензелёк красивый,

и подпись, и печать.
Я говорю: «Служу России!»

А что я мог сказать?

Тара-ру-рач-тач-тач-табулатура…
Он вышел провожать меня в носках!

Я счас как эти туфли надеваю,
С ним чувствую кармическую связь:
Все мысли о стране, сижу, переживаю…
А как сниму их, так на всё накласть!

Жаль, размерчик маловат – я в них хромаю.
Звонили из музея: мол, продай.
Я сыну их отдам – пусть носит, не снимая:
Вдруг станет человеком, раздолбай!

В Кремле всю ночь горит, горит окошко…
Отдохнул бы, что ли, хоть немножко.

Мусорная куча

Держава наша в целом прекрасна и могуча,
Но у нас тут, рядом с домом, есть мусорная куча.
И кучу почему-то никто не убирает.
Лежит она и пахнет. Точней сказать – воняет!

Бомжи в ней добывают стекло и алюминий,
Окурки и одежду от кутюрье Рванини,
Над нею реют птицы, летают самолёты,
Вокруг шумит столица, вокруг кипит работа,

Над ней гремят зарницы, под ней метро грохочет –
И ни одна зараза убрать её не хочет.
Никто её не любит, никто не привечает.
За эту fucking кучу никто не отвечает.

Хотя и есть на свете ответственные лица –
Они в делах по пояс, до них не дозвониться:
Они чего-то строят, их руки не для скуки,
У них одних аварий на день четыре штуки,

У них то там рвануло, сгорело, утонуло,
То тут чего-то смыло, залило, завалило,
Они возводят дамбы и разгоняют тучи,
Они по грудь в работе – тут мы с какой-то кучей!

И я их понимаю. Ну, не было бы кучи,
Ну, разве б стала жизнь размеренней и лучше?
Мы разве б стали ближе в достиженье идеала?
Единственно, конечно, поменьше бы воняло.

Но мы уже привыкли, принюхались, наверно.
Ведь много что сегодня попахивает скверно.
Мы ж смотрим телевизор – и ничего, канает,
А из него, бывает, не так ещё воняет.

И в общей атмосфере, в гулянке бесшабашной
Нет-нет да и запахнет тухлятинкой вчерашней.
Но мы же не брезгливы: такое воспитанье!
Нам помогает выжить плохое обонянье.

И что другим вонюче, то нам вполне годится.
Глядишь, мы нашей кучей начнём ещё гордиться:
Что лучшая на свете, нигде такой не встретишь...
И будет уж не куча, а наш тотемный фетиш!

Историки поспорят, где куча начиналась,
И как она возникла, когда образовалась:
При Николае Первом иль Александре Третьем –
И приходить к ней будут с экскурсиями дети...

Всё это лишь сарказм и мелкое броженье.
А жизнь продолжает победное движенье.
Прогресс не остановишь, и мы спешим внедряться
В мир нанотехнологий и дерзких инноваций.

И наша-то повозка Европу догоняет.
Вот с кучею загвоздка – пока ещё воняет.
Но верю я, товарищ, у нас ещё всё будет.
Мы тоже станем чище, мы тоже выйдем в люди!

И станет мир единым, и светлым, и открытым,
Красивым, справедливым, богатым, чистым, сытым.
Век золотой настанет, мы отдохнём, страдальцы.
И кучу уберут. Уже не мы – китайцы.

Китайцы!
Китайцы, китайцы, китайцы...
(То птицы кричат...)
Китайцы...
Китайцы...

Играем Тургенева

(мумузикл)

отрывок из первого действия

Усадьба барыни.
Поет хор:

На горе стоит ветла,
Под горой пылит подвода.
Тяжела ты, тяжела
Жизнь трудящего народа.

Птичка божья: чик-чирик,
Ей на воле всё веселье.
А бедняга наш мужик
Жнет и сеет, жнет и сеет,
Жнет и сеет!

А с другой-то стороны
Есть порты и есть онучи.
Каша есть, а то блины.
Баба есть, на всякий случай.

Отпахал, напился пьян –
Да и дрыхни до восхода.
Так на хрена козе баян,
А крестьянину свобода.

А секут нас, слава Богу, через день
А за нашу нерадивость да за лень.
Выправляется хаЛактер наш дурной,
И за все спасибо Барыне родной!

 

Наша Барыня красива и умна.
Справедливая и строгая она.
Ой, какое ты смиренное, признательное
Коллективное ты наше бессознательное.

Входит Барыня.

Мой муж покойный был изрядным либералом.
Был книгочей, философ – в общем, балабол.
И юбки девкам дворовым не задирал он,
И мужиков принципиально не порол.

Права, свободы, паче просвещенье мира.
Бывало дворню созовет в господский зал,
Им Сумарокова читает, Кантемира.
А те в испуге только пучили глаза.

Мужик непоротый теряет ориентиры,
К работе хладен, в голове разброд.
Хозяйству вред один от этих кантемиров,
От сумароковых падеж и недород.

А свобода – суть отрава,
Вольтерьянство наносное.
Человек имеет право,
И это право – крепостное.