История

Собрание общественности Санкт-Петербурга

6 октября 1831 года*

*Окончание. Начало в № 2.

Военный парад – любимый и популярный сюжет рисунков, гравюр и картин XVIII и XIX веков. Армия, как один из основных элементов тогдашнего государства, в её наиболее эстетическом проявлении – парадном строю, привлекала художников, и всегда эти сюжеты находили заказчиков.

Возвращаясь к картине Чернецова, нужно сказать, что, очевидно, перед художником император сразу поставил задачу изобразить не только парад, но российское общество в лице его наиболее популярных, уважаемых и высокопоставленных членов, которые своим присутствием на параде одобряли политику правительства. Трудно предположить, что основные композиционные решения художник принимал самостоятельно.

Об этом свидетельствует сохранившийся первоначальный этюд, на котором публика изображена дальше от Марсова поля, почти у Троицкого моста, у памятника Суворову, и она заполняет весь передний план. Зрители размещены более свободно, естественно, изображение больше насыщено движением, а парад виден вдалеке, в глубине полотна. И изображение памятника А.В. Суворову продолжало те ассоциации, которые так поддерживали русское общество во время польского восстания. В общем, почти всё удовлетворяло заказчика, но нет парада, то есть нет события, ради которого собрались зрители и которым отмечалась тяжёлая победа. Пришлось перерабатывать эскиз картины. Во времена реализма, который социалистический, эти вопросы художники решали просто: нарисовать плакаты с соответствующими лозунгами, которые держат зрители, дать им в руки развевающиеся флаги. Мы, выросшие в бывшем Советском Союзе, видели десятки таких картин. А Чернецову пришлось всё переделать, он выполнил другой вариант композиции: толпа зрителей вытянута вдоль переднего края картины и их можно хорошо рассмотреть, хорошо видно и всё каре войск, выстроенных на поле.

Эта композиция была одобрена, и обсуждался только список персонажей, изображенных на картине, который Чернецов согласовывал с императором. Картина писалась в течение пяти лет, и список этот менялся: одних персонажей исключали, других вводили – ведь император хотел, чтобы на картине были изображены самые популярные люди Петербурга разных сословий, разных профессий и разного круга, которые «одобряют и поддерживают».

В ходе выполнения работы художник всегда встречал одобрение императора и был дважды награждён перстнями с бриллиантами. В 1837 году огромная картина (212 х 345 см) была окончена и, заключённая в тяжёлую резную раму, помещена в Зимнем дворце. «Парад на Марсовом поле...» приобрёл император за 1142 рубля серебром и подарил наследнику престола.

На картине мы видим, как под осенним небом, освещённом чуть пробивающимся из-за туч солнцем, на поле выстроены полки, принимавшие участие в подавлении польского восстания. Воздух по-осеннему чист и прозрачен, вдали видны городские строения, слева зелень – Летнего сада, а за ней виден Михайловский замок, справа поле обрамляет ряд прекрасно написанных зданий. Войска выстроены в каре, и на западном краю поля оставлен разрыв, к которому приближается карета императрицы Александры Федоровны, а навстречу ей, пересекая поле, скачет император со свитой.

Но основная часть картины – это собравшиеся на парад зрители. На картине изображены все слои тогдашнего общества, все люди, о которых говорили и которые были известны в то время. Все персонажи расположены группами: сановники, чиновники, дамы высшего света, писатели, художники, артисты. Вы помните эти фотографии: группа писателей на октябрьском параде, группа рабочих Челябинского тракторного завода на первомайской демонстрации, группа народных артистов СССР на трибуне во время праздника Победы – всё идёт оттуда, из николаевского хорошо организованного и регламентированного времени, когда исключались любые импровизации и случайности, и всё было заранее чётко расписано и продумано.

Но странные это зрители... Почти никто не смотрит на парад, лишь некоторые смотрят на приближающуюся императрицу. Зрители не общаются между собой, не движутся, жесты почти отсутствуют, только вставшая на дыбы лошадь вызывает испуганный жест одной из дам, зрители не соединены общими эмоциями или общим зрелищем. Каждый сам по себе, погружён в свои мысли и отрешен от места действия – знакомая картина и атмосфера собраний, одобряющих и поддерживающих. Какое разительное отличие в настроении толпы на картинах Крюгера и Чернецова.

Атмосферу такого официального праздника-парада так описал один из психологов изучающих сегодня такой сложный феномен, как толпа: «Здесь ощущение тяжёлого и обременительного находится в сочетании с ощущением необычной приподнятости и ответственности… Состояние человека, пребывающего в атмосфере официального праздника, есть состояние особой напряжённости. Человек не чувствует себя здесь раскованным… Предельная сдержанность прочитывается во всем… Участники торжества отваживаются только на шепот, чтобы не нарушить торжественности часа…»

Все зрители одеты довольно однообразно: преобладающие в толпе статские в тёмных сюртуках разных цветов, дамы в светлых клоках и пальмерстонах (пальто тогда ещё не носили), в шляпках-капорах одинакового фасона по тогдашней моде, отделанных кружевами и лентами. Для того, чтобы оживить толпу, художник разместил в ней несколько экзотически одетых персонажей. Среди этих экзотических персонажей турецкие офицеры, присланные в Россию для освоения морского дела, а также актёр Василий Годунов в греческом костюме. Отчего же актёр Годунов появился на официальном празднике в театральном костюме? Русское правительство, несмотря на мир с Турцией, всё ещё надеялось сыграть какую-то роль в освобождении Греции. Среди зрителей парада есть и жители Кавказа, служащие в русской армии, лезгины, чеченцы, адыгеец, грузин, художник чеченец Захаров. Русское правительство и тогда считало, что война на Кавказе уже окончена и многие народы поддерживают политику Николая I.

Следовало всё же чётко указать, кто же присутствует на параде, одобряет и поддерживает. Тут нужно было принять какие-то оригинальные решения, и художник выполняет топографический рисунок, который он назвал «прорись переднего плана». На прориси он при помощи номера указал место размещения того или иного персонажа, а в отдельном списке привел имя и фамилию, в некоторых случаях – краткие биографические данные, позволяющие судить, почему этот персонаж изображён на картине. Прориси помещены в специальной нише в нижней части рамы.

Благодаря этим прорисям, мы можем определить всех 223 персонажей-зрителей парада, выполненных художником на огромной картине, где он изобразил в толпе известных вельмож, сановников, чиновников, их жён и дочерей, лиц, служивших при дворе, военных, поэтов, писателей, критиков и книгоиздателей, актёров и актрис, художников, скульпторов и архитекторов, купцов, мещан и крестьян. Фактически Чернецов создал изобразительный персональный справочник русского общества 1830-х годов.

Из сановников высокого ранга на картине изображены: председатель Государственного Совета граф Н.Н. Новосильцев; член Государственного Совета адмирал граф Н.С. Мордвинов; член Государственного Совета М.М. Сперанский; бывший в 1817-1824 годах министром народного просвещения и духовных дел, а ныне – начальник почтового департамента, что соответствовало должности министра путей сообщения, князь А.Н. Голицын, обер-гофмаршал императорского двора и председатель общества поощрения художников К.А. Нарышкин. Как всегда, среди зрителей присутствует сотрудник известных органов, как говорили в бывшем Советском Союзе, Л.В. Дубельт. В 1831 году он только дежурный офицер корпуса жандармов, но ещё до окончания картины, с 1835 года Дубельт уже генерал-лейтенант, начальник штаба корпуса жандармов, а с 1839 года член Главного управления цензуры и руководитель театральной цензуры (замечательное совмещение должностей). Среди зрителей и близкие варшавских героев: жена Паскевича Е.А. Паскевич, теперь она носит титул княгини Варшавской, жена внука Суворова княгиня Л.А. Суворова. Много сановников, управляющих, как теперь говорят, культурой: директор императорских театров Петербурга А.М. Гедеонов, вице-президент Академии художеств, скульптор и медальер граф Ф.П. Толстой, директор императорских театров Москвы писатель М.Н. Загоскин, директор Главного управления театральными училищами и почётный опекун граф Михаил Ю. Виельгорский, президент Академии художеств А.Н. Оленин, президент Императорской Российской Академии, организатор и глава «Беседы любителей русского слова» вице-адмирал А.С. Шишков.

Из этого списка видно, что при Николае I художники и артисты были уже организованы в соответствующие ведомства, для художников давно были утверждены парадные мундиры, не хватало только Союза писателей (о мундирах для членов Союза писателей недаром острили в 1950-е годы). Пока не организованные в ведомство, писатели, поэты и критики очень широко представлены на картине Чернецова: поэт-партизан Д.В. Давыдов, сенатор и член Государственного Совета поэт И.И. Дмитриев, редактор «Художественной газеты» драматург Н.В. Кукольник, редактор «Отечественных записок» писатель П.П. Свиньин, цензор и писатель Е.И. Ольдекоп.

Нужно сказать, что не все лица, изображённые на полотне Чернецова, присутствовали на параде. Так что картина Чернецова неким образом виртуальная, как сказали бы теперь. Также виртуально подписывались многие письма в поддержку партии и правительства и в советское время. Из воспоминаний многих советских писателей известно, что в 1970-1980 годах не все они подписывали письма с поддержкой и одобрением политики коммунистической партии и советского правительства, по осуждению диссидентов, зачастую подписи собирались по телефону или писателей ставили в известность о том, что их подпись будет помещена под соответствующим письмом.

IV 

Изображение этого виртуального собрания поддерживающих и одобряющих внешнюю и внутреннюю политику императора было, наконец, в 1837 году помещено в Зимнем дворце как один из аспектов той большой идеологической работы, которая шла в это время. Работа эта была серьёзной и велась по многим направлениям, нельзя сказать, что она координировалась правительством – просто многие представители дворянства чувствовали её необходимость.

Идеологическую систему, пригодную для новых условий, когда правительство проводило умеренно изоляционистскую политику, направленную на сохранение существующего в стране положения, предложил назначенный в 1832 году помощником министра просвещения Сергей Уваров. Переиначив старинный русский воинский призыв «За Веру, Царя и Отечество!» и в противовес «Свободе, Равенству и Братству», он создал знаменитую триаду «Православие, Самодержавие, Народность». Созданная Уваровым триада на долгие годы стала основой идеологии царизма.

Во времена Уварова цензура печати, которая входила в систему Министерства просвещения, всё более ужесточалась, а цензура драматических произведений была передана в III отделение императорской канцелярии. Каждый раз «важнейшее из искусств» контролировалось спецслужбой: при Николае I – это театр, при Сталине – кино, а при Брежневе – телевидение.

Назначенный руководить драматической цензурой жандарм Л.В. Дубельт так определял роль драматургии: «Драматическое искусство, как и всякая отрасль литературы, должно иметь цель благодетельную: наставляя людей, вместе забавлять их, а это достигнем несравненно скорее картинами высокого, нежели описанием и низости, и разврата». Он подробно останавливался на некоторых составляющих сюжета спектакля, которые не допустимы на сцене: личность монарха и его приближённых, иноземные влияния, преобладание черной краски над белой...

Историк театра подводит итог этим рекомендациям: «Таким образом, лейтмотив пожелания цензуры... был оптимистический. Жизнь может поражать ужасами, окружающее общество – несправедливостью, администрация – произволом, но драматурги должны давать публике образчики благоустройства и нравственной чистоты».

Вот откуда конфликт «хорошего с очень хорошим», который господствовал одно время на советской сцене. По поводу методов, какими коммунистическая партия, наследница николаевских методов управления, руководила культурой, Александр Твардовский записал в своём дневнике: «Боже мой, ведь наши нынешние бенкендорфы, уваровы и т.п. ничего не знают, не читали о своих предтечах, но как до мелочей воспроизводят приёмы, методы...»

Хотел включиться в развернувшуюся практическую идеологическую работу и Пушкин, он хотел работать на всех её участках от создания политических стихов до выпуска правительственной газеты. 25 мая 1831 года, в самый разгар военных действий в Польше, Пушкин передаёт управляющему III-им отделением императорской канцелярии М.Я. фон Фоку записку с просьбой разрешить издание газеты или журнала. В записке, излагая конспект программы издания, Пушкин пишет: «Пускай позволят нам, русским писателям, отражать бесстыдные и невежественные нападки иностранных газет... Журнал мой предлагаю правительству – как орудие его действия на общее мнение. Официальность».

27 мая 1831 года в записке Бенкендорфу Пушкин уточняет программу планируемой газеты: «Направление политических статей зависит и должно зависеть от правительства».

Планы поэта встретили поддержку в правительственных кругах, но, не имея надежных помощников в издании серьёзной газеты, которая отвлёчет его от творческой работы, он вынужден был отказаться от своего намерения. Такая газета появится ещё не скоро, но уже в следующее царствование, в 1864 году под именем Козьмы Пруткова был опубликован «Проект: о введении единомыслия в России», написанный Владимиром Жемчужниковым.

В проекте предлагалось: «…учреждение такого официального повременного издания, которое давало бы руководительные взгляды на каждый предмет... Установилось бы одно господствующее мнение по всем событиям и вопросам. Можно даже противодействовать развивающейся наклонности возбуждать „вопросы“ по делам общественной и государственной жизни; ибо к чему они ведут? Истинный патриот должен быть враг всех так называемых „вопросов“!.. Редактором должен быть человек, достойный во всех отношениях, известный своим усердием и своей преданностью, пользующийся славою литератора, несмотря на своё нахождение на правительственной службе, и готовый, для пользы правительства, пренебречь общественным мнением и уважением, вследствие их полнейшей несостоятельности».

Понятно, что «Проект» этот – сатирический. Но портрет редактора как бы списан с Пушкина, у которого были и слава литератора, и правительственная служба, вот только пренебречь общественным мнением и уважением, как это делал Булгарин, поэт, конечно, не был готов. Может быть, поэтому и отказался он от своего намерения издавать официальную правительственную газету.

Ну, а то, что такое издание, как предлагал Козьма Прутков, нужно и полезно в тоталитарном государстве, доказало длительное существование газеты «Правда».

В атмосфере лета 1831 года казалось вполне закономерным решение императора вновь принять на службу Пушкина, назначить его историографом и поручить ему написание истории Петра I. Поэт с воодушевлением принял это поручение, а император рассчитывал, что Пушкин создаст общедоступную историю преобразователя России, которая будет прославлять создателя империи и продолжателя его дела – Николая I. Чём дольше работал Пушкин над историей Петра, тем яснее становилось для него невозможность создания такой правдивой истории, которая отвечала бы требованиям императора и времени патриотического подъёма российского общества. Это очень его угнетало; наверное, по своему характеру не подходил он для  роли историографа, которую так легкомысленно принял. За шесть лет работы Пушкин успел только составить конспект огромного 20-томного труда купеческого сына Ивана Ивановича Голикова (1735-1801) «Деяния Петра Великого, мудрого преобразователя России, собранные из достоверных источников и расположенные по годам», изданного в 1788-1789 годах. Эти материалы были дополнены выдержками из источников, приведенных Голиковым в библиографии, но Пушкин сознательно не поместил эти выдержки, так как они разрушали апологический характер его труда. Во всяком случае, никаких других материалов по истории Петра в пушкинском архиве нет.

Вернувшийся из-за рубежа в начале сентября 1833 года после путешествия, начатого ещё в июне 1832 года, В.А. Жуковский попал в атмосферу продолжающегося патриотического подъёма и включился в работу. Он разработал сюжет для новой оперы М.И. Глинки. Авторы хотели назвать оперу «Смерть за царя», но император Николай Павлович прозорливо исправил – «Жизнь за царя». Жуковский написал текст для эпилога «Славься...», тогда в эпилоге оперы славили «нашего русского царя», а не « наш русский народ», как сейчас в опере Глинки под современным названием «Иван Сусанин». Продолжил Жуковский работу и над стихами к музыке А.Ф. Львова, которая шла от английского гимна. Феодальная Европа решила противопоставить призывным звукам «Марсельезы» красивую и спокойную мелодию старинного английского гимна «God, save the King». Мелодия английского гимна, написанная ещё в 1743 году Генри Кэри, оказалась очень привлекательной, и её использовали для создания своих гимнов свыше 25 государств, герцогств и княжеств Европы. Часто исполнялась мелодия «Боже, храни короля» в России.  В сотрудничестве композитора Львова и поэта Жуковского и возник гимн, который был главной песней Российской империи до весны 1917 года, и остаётся ею для русских монархистов до сих пор.

Алексей Львов так вспоминал о работе над гимном в своих «Записках»: «Задача эта показалась мне весьма трудною, когда я вспоминал о величественном гимне „God, save the King!“, об оригинальном гимне французов и умилительном гимне австрийцев. Несколько времени мысль эта бродила у меня в голове. Я чувствовал надобность написать гимн величественный, сильный, чувствительный, для всякого понятный, имеющий оттенок национальности, годный для церкви, годный для войска, годный для народа, от учёного до невежды».

Композитор работал над музыкой гимна около года, но все варианты не нравились императору. По предложению Николая I Львов использовал для мелодии русскую народную песню «Не белы-то снеги». Представление нового гимна царю и его семье состоялось 23 ноября 1833 года в Певческой капелле. Успех был полный, и новый гимн был одобрен. Царь дал распоряжение военному министру включить сочинённый Львовом и Жуковским гимн в репертуар оркестров военного ведомства.

Мелодия, сочинённая Алексеем Львовым, была коротка – 16 тактов, и уложилось в неё всего 8 новых стихотворных строк, сочиненных Жуковским:

Боже, Царя храни!

Сильный, Державный,

Царствуй во славу,

Во славу нам!

Царствуй

На страх врагам,

Царь православный!

Боже, Царя храни!

Если бы гимн исполняли на современных спортивных соревнованиях, то его не пришлось бы даже сокращать. Нужно сказать, что ни ранее созданный и популярный гимн М.М. Хераскова на музыку Д.С. Бортнянского «Коль славен наш Господь в Сионе» (его исполняли куранты Петропавловского собора и Спасской башни Московского Кремля), ни «Боже, царя храни» не были утверждены каким-либо государственным актом в качестве государственного гимна, но всеобщая популярность и исполнение этих произведений во время официальных церемоний делали из них государственный гимн в современном понимании.

* * *

Так соединились в нашем рассказе различные события общественной и культурной жизни царской России XIX века с картиной Григория Чернецова «Парад на Марсовом поле», которая сейчас экспонируется в музее А.С. Пушкина в Царском Селе под Санкт-Петербургом. Конечно, на картине изображено петербургское пушкинское общество, и можно говорить об отношении многих персонажей из толпы, изображённой на картине, к Пушкину, но картина имеет большое историческое значение и, наверное, её место в каком-либо историческом музее, но тогда нужно рассказывать о зарождающейся новой идеологии царизма, которую создавали выдающиеся деятели русской культуры XIX века и которую успешно осваивало тоталитарное общество, пришедшее на смену развалившейся империи.

Популярный ныне российский исторический писатель Эдвард Радзинский так говорит об этом времени: «Это очень русский феномен. Я вообще считаю Николаевскую эпоху концентрированным выражением российской истории – вот почему именно к этой структуре государства мы возвращаемся с таким великолепным упорством. Все мы вышли из шинели Николая – не Васильевича, а Павловича. Государство отковалось в ту же структуру при Александре III, при Сталине, при Брежневе, есть и сейчас некоторые признаки…»

Возможно поэтому так интересно мысленно возвращаться в XIX век России, в тот век, который называется Пушкинским. Но это вызывает и опасения, что собрание сотрудников корпорации «INTERTRUBA» (название корпорации – плод авторской фантазии, и любые совпадения с реальностью чистая случайность. Ред.), которые не знают и никогда не читали о собраниях 1831-го и 1967-го годов, уже в будущем году может принять резолюцию о полном одобрении и поддержке...

Владимир Коган,

г. Аахен