Когда я начинаю писать текст, я по привычке вижу перед собой лицо адресата. Для меня важно знать, кому именно я говорю то, что я говорю.
Сейчас я не очень знаю, к кому я обращаюсь. Во всяком случае, не к тем, кто думает примерно так же, как и я, хотя и говорит об этом другими словами.
И уж точно не к своре окончательно одичавших дворняжек, унаследовавших от своих предков – лагерных псов – всего один рефлекс: кидаться на любого, заслышав лишь короткое слово «чужой».
И уж, конечно же, не к бесноватым и хитрожопым шаманам, отлично понимающим, что верховодить своим стадом они могут, лишь поддерживая в нем огонь перманентной злобы. Я говорю о том самом стаде, которое в 20-30-е годы под предводительством других шаманов – «с Лениным в башке, с наганом в руке» – с гиканьем и уханьем срывало с церквей кресты, жгло в печках иконы и таскало священников за бороды.
Чуть позже это же стадо, обвязавшись красными повязками, прессовало людей в узких брюках, коротких юбках и с волосами до плеч, яростно борясь за «моральный облик советской молодежи» и оберегая ее от «тлетворного влияния». Оно же в дни религиозных праздников устраивало около церквей свои кошачьи концерты, мешая верующим входить в храмы. Оно, это стадо, вечно и неистребимо, как бы ни меняло оно в соответствии с очередным текущим моментом свои погоняла.
Сейчас оно именует себя «православной общественностью» и, что самое ужасное, говорит и действует от имени настоящих православных. Активность этого стада зависит лишь от того, сколько им дано воли. А воля им дается только сверху. Именно «сверху», а не «свыше» – дьявольская, во всех смыслах этого слова, разница. Теперь их, судя по всему, надежно прикрывает и крышует один реальный пацан, которого, конечно же, поддержали они, а он – чисто по понятиям – своих не сдает.
И, наверное, не к тем, увы, значительным процентам социологически опрашиваемых, кто на уровне рефлексов всегда согласен кого-нибудь засудить и засадить, столь удивительным образом облегчая и смягчая свои собственные невзгоды, неудачи и вечные унижения.
Я не знаю, для кого я сейчас приведу одну очень важную и точную цитату. Это из статьи замечательного поэта и литературоведа Льва Лосева, посвященной творчеству другого замечательного литератора – Юза Алешковского. Вот она:
Если правило веры не прочувствовано в живом опыте, а применяется априорно, оно есть суеверие. Значение любых, без исключения, слов контекстуально. В трогательной старинной легенде статуя Богородицы улыбнулась бродячему клоуну, который по незнанию молитв от души пожонглировал перед Ней. Можно представить себе и продолжение легенды – набежали ханжи, завизжали: «Перед святыней какие-то палки кидать в воздух – на костер поганца!»
К этому исчерпывающему отрывку добавлю лишь, что сакральные тексты всегда многозначны и внутренне противоречивы. Потому они и живут столь долго, что служат объектами неутолимого толкования, комментирования и опровержения. Но получается всегда как-то так, что применение этих текстов на живой практике зависит от того, в каких чинах их интерпретаторы.
И не знаю, имеет ли смысл обращаться к томным эстетам, совершенно некстати затеявшим споры о том, хороша ли акция Pussy Riot с эстетической точки зрения. Ну, понятно: «Певца Н. избили в метро? Нехорошо, конечно. Но певец он, прямо скажем, так себе». «Журналиста П. убили в подъезде собственного дома? Как же, помню такого журналиста. Писал длинно, скучно и довольно глуповато».
Спор о том, хороша или плоха акция, – очень интересный спор. Об эстетических и моральных аспектах этого события можно говорить много, разнообразно и заинтересованно. Я и сам с готовностью поучаствовал бы в этом разговоре, потому что и мне есть что сказать. Но разговор этот станет возможным лишь в одном случае – когда девочек выпустят на свободу. А пока можно констатировать лишь одно: получилось так, что им каким-то образом удалось ткнуть палкой даже не в муравейник – в осиное гнездо. Прямое попадание в болевые точки общественной жизни – одна из фундаментальных задач искусства. И с этой задачей девочки справились.
Главная и вечная проблема, постоянно возникающая между искусством и косной, то есть большей частью общества, в неспособности понять, чем условность отличается от реальности, чем означающее отличается от означаемого и чем переносные значения слов, понятий и символов отличаются от прямых. Такая неспособность неизбежно порождает неконтролируемую агрессию. И это явление, мягко говоря, не новое. Важно лишь знать из исторического опыта, что искусство рано или поздно неизбежно побеждает.
Обо всем этом можно говорить долго. А пока что главным вопросом мне представляется один вопрос: засадят все-таки девчонок или нет. Ибо ответ на этот вопрос и станет очередным тестом власти на меру подлости и неадекватности, а общества – на право называться современным обществом нынешнего, а не какого-нибудь, скажем, XVII века. А говоря проще и лапидарнее, это будет проверкой на вшивость.
Лев Рубинштейн,