Наш путеводитель

 

Заметки экскурсовода*

 

* Окончание. Начало в № 7.

 

Кто еще попадется

  

Пошла волна, целый пласт мало или вовсе не путешествовавших людей. У кого денег не водилось, а чаще другие были приоритеты: машина, мебель... Теперь неудобно как-то, все везде были, а мы чё, хуже.   

 

Поначалу – не улыбнутся, не поблагодарят. Боятся обнаружить неведение, а вдруг не додадут что положено, и полное неведение этим обнаруживают. Что положено – сие как раз и невдомек, сравнить-то не с чем. А больше будешь качать права, по делу, не по делу, больше тебе и обломится.

 

Когда явно, ну явно получают сверх ожидаемого, вроде умопомрачительного утреннего буфета в Скандинавии, ничего не остается, как через силу делать недовольное лицо. Нарочно иной раз оглянусь неожиданно: лучезарная улыбка, но тут же и сгоняет её – а вдруг я цену задеру или у меня головокружение от успехов начнется!   

 

Борьба за улыбку начинается прямо на посадке и, тьфу-тьфу, пока еще завершается в конце путешествия результатом. Еще и спросят: не трудно одно и то же из поездки в поездку рассказывать? Когда так спрашивают – это уже что-то, не зря мучился.

 

Трудно, конечно, но, во-первых, не одно и то же все-таки, варьируешь помаленьку, а, во-вторых, я ж вашими дорогими глазами на все это смотрю: на нелепую скособоченную Башню, на микрокосм Сан-Марко... И уже не так трудно, а где-то даже и вызов, знаете, и сладостное волнение – должно получиться!   

 

Сегодня большая Италия, кто-то попадется.   

 

Нет, не так уж трудно. Ничего.

  

«Зачем вы врете нам?»

  

Эней и еще несколько его друзей с семьями, как известно, успели удрать из горящей Трои.   

 

По дороге в Рим рассказываю в автобусе, как, причалив к очередному острову или укромной гавани, мужчины уходили на охоту. Возвращались порой навеселе, в небрежном виде, с помадой на воротнике. Энею и его друзьям такая жизнь нравилась, а женщинам нет. Одна из них, по имени Рома, как-то подбила товарок на решительные действия.   

 

Корабли стоят в устье Тибра. Мужики возвращаются с охоты, тащат какую-то добычу, но – навеселе, с помадой на воротнике. Настроение приподнятое. Глядь: а корабли сожжены, вместо кораблей тлеющие головешки.

 

Они долго критиковали жен. В смысле били. Но делать нечего, на заре поплелись всей компанией подальше от опасного берега вверх по течению. О, как ликовали в душе женщины, несмотря на наружную побитость и жалостное кряхтение: вышло-то по их. На третий день пути основали Рому. Именно Рому, а не Рим, в честь героической соплеменницы. Roma, женского рода – сегодня по-итальянски именно так правильно.  

 

Эта история нравится женщинам больше навязшей в зубах байки о волчице и двух близнецах. А подлизаться к женщинам в группе – святое дело. Меньше будет шума по поводу возможных проблем во время экскурсии, как мнимых, так и, между нами говоря, реальных.   

 

Но вот однажды на подступах к Вечному городу делаем привал у какой-то кафешки. Ко мне подлетает одна разгневанная мадам: «Зачем вы врете нам? Тогда никакой помады не было!» Громко, все должны слышать, а как же.   

 

Самое смешное, что помада как раз была. Помада всегда была. А воротников – точно, не было. Это вру, да.

  

Вылитый Путин

  

Что ВВП – двойник Арнольфини, изображенного Ван Эйком, я знал раньше, благо не единожды лицезрел в лондонской Национальной галерее. И что этот Арнольфини подвизался в качестве богатого итальянца в Брюгге, где и был списан с него и его супруги бессмертный портрет, тоже знал. Век живи, однако. Этот Арнольфини, оказывается, луккезе, банкир из Лукки. А у меня на Лукку – ответственный литподряд. Так что очень даже кстати оказался.

 

Но каково сходство! Я еще один портретик нарыл в Вике, того же живописца и тот же товарищ фигурирует.   

 

Напрягшись, вспомнил только два прецедента. Один в Брюсселе, на площади Испании. Дон Кихот с памятника Сервантесу в Мадриде. Копия фрагмента. Идальго здорово смахивает на Шона О'Коннори. И кондотьер Коллеони в Венеции, имеется копия на Волхонке – чем не артист Кински?

 

Черты лица так уж архетипичны? Или взгляд – осмысленный и беспощадный?

 

 

Ян ван Эйк.

Портрет супругов Арнольфини, 1434 г.

 

Не обобщай, да не обобщен будешь

  

Что должен думать чернокожий христианин о вине за муки Христа, если следовать логике пресловутого обобщения?   

 

Что Христа распяли белые.   

 

Либо индивидуальная вменяемость, но тогда надо напрягаться, вникать – либо так.   

 

Как-то в автобусе по дороге в Венецию рассказываю экскурсантам о том, как венецианцы совместно с крестоносцами напали на Константинополь в 1204 году.

 

Европа безмолвствовала. Венецианцев не любили за республиканство, Византию знамо за что. Какого-то императора там еще свергли, глаза выкололи. Свергнутый обижался. Так что ограниченным контингентом, выполняя свой интернациональный долг и т.д. Всегда умели обставлять такие вещи.

 

Самый богатый в Европе город был разграблен, изнасилован и убит.   

 

Позорная страница в истории христианства, сказал я. Одни христиане убивали других христиан.   

В автобусе был мой коллега и товарищ А., практикующий православный. Его группа прилетала в аэропорт, и нам было по дороге.   

 

Остановились перекурить-оправиться. А. подходит и ставит мне на вид:

 

– Юра, ты неправильно сказал. Позорная страница в истории западного христианства. Католики убивали православных.   

 

Что ж, он прав, конечно. Позорная страница в истории западного христианства. 

 

Я после перерыва поправился прилюдно. Как-то ввернул, не с бухты-барахты, но – поправился. Надо выражаться точнее. Хотя на самом деле позорная страница в истории человечества. Люди убивали людей. И таких позорных страниц там каждая первая.

  

О гендерных стереотипах

 

Обозвали сексистом. Меня, который:

 

– В Вероне напоминает туристам, что Джульетта сильнее любит, глубже чувствует и просто умнее, чем Ромео, на что имеются ясные указания в тексте;

 

– Искренне считает, что мужской шовинизм, как и всякий изм, есть зло, ибо основан на стадной, дочеловеческой, иррациональной и, если по-крупному, мнимой инакости;

 

– В то же время полагает, что среднестатистическая женщина лучше готова к интуитивному постижению мира, чем ср.-стат. мужчина (банально, знаю), каковое постижение куда важнее для сохранения оного, чем «мужское», логическое.

 

Говорю об этом на экскурсиях – не для того, чтобы подлить елею женской половине группы, хотя и для этого тоже, но прежде всего потому что это правда. Я так думаю. Это мое мнение на самом деле.

 

Каково же было мое удивление, когда я недавно обнаружил себя в списках женоненавистников. Имел, понимаешь, неосторожность тепло отозваться о замечательной женщине Матильде Каносской. Я и сейчас неосторожно называю ее женщиной, гендерно стереотипизируя.

 

Бужор Юрий. «Тени Лукки. Бабье царство» ru-history.livejournal.com/2957019.html#cutid1 Протагонист исторического повествования изначально позиционируется не как человек, а только как женщина: «Что за женщина была!» Это позволяет позиционировать ее и других героинь как нетипичных женщин: «Замуж выходила исключительно по политическим соображениям, потомства не оставила.»; «Можно было распорядиться этим родством иначе. Промотать, профукать на балы и бриллианты. Не промотала». Такие высказывания позволяют рассматривать этих исторических лиц как исключения, которые только подтверждают правило, т.е. гендерный стереотип.

 

Конец цитаты.

 

Во как. Надо было Матильде нарожать кучу детей и профукать к лешему свое герцогство, тогда она не стала бы исключением, которое подтверждает правило.  

 

А я не попал бы к непримиримым феминам в их черный список.

   

Италия: две поучительные истории

  

История 1. Венеция. Мост Риальто. Мораль: Не зарекайся; не делай пессимистических прогнозов.

 

Когда венецианцы затеяли строить мост через Большой канал, сразу обнаружились скептики.

 

Бравый усач, доблестный ополченец, беседуя с девушкой, сказал:

 

– Да у меня скорее на таком-то месте (он назвал место) ноготь вырастет, чем они построят мост.

 

Девушка поддержала:

 

– А у меня там (в соответствующем месте. – Ю.Б.) огонь разгорится раньше, чем они построят мост.

 

Это был флирт, понятно. Хотя, между прочим, никто их за язык не тянул.

 

Мост, однако, был построен, и каждый получил по зароку своему.  

 

Не очень понятно, почему у девушки такой пресс, культуристка, что ли. Но это, несомненно, она.

 

 

Обязательство усача оказалось перевыполненным. Не ноготь, а прямо-таки целая третья нога, с пальцами и на них, в свою очередь, ногтями.

 

 

Там они и остались в камне. Жаль, имен мы не знаем.

 

Найдете справа от моста, сразу внизу, по направлению от Сан-Марко.

  

История 2. Верона. Колодец любви. Мораль: Не надо динамить мужиков. Да – да, нет – нет. Особенно не надо, если да.

  

Местные гиды туда не водят, чтобы не тревожить покой укромного двора. А у нас с вами запретных мест, как запретных тем, нет.

 

В свите императора, 500 лет назад правившего Вероной и заехавшего погостить, был юноша по имени Коррадо. Он как увидел здешнюю красавицу Изабеллу, так умом тронулся. Пел серенады, сочинял мадригалы, все, как полагается. Изабелла же на все его ухаживания отвечала холодным презрением.

 

Парень, будучи вообще-то завидной партией, весь извелся и сох на глазах.

 

Как-то зимой стайка золотой молодежи оказалась в этом дворе. У Изабеллы с Коррадо вышло очередное недопонимание, и он имел неосторожность сказать, что ее сердце холоднее, чем вода в колодце.

 

– Раз так, – молвила кокетка, – прыгни туда. Докажи, что ты меня любишь, заодно и проверь, так ли студена вода в нем, как мое сердце.

 

Ну, он и прыгнул. Сразу там окоченел и, не издав звука, утонул.

 

А она-то давно тайно любила его, просто мучила его и себя. Побелела как смерть и на глазах у всех сиганула за ним вслед.

 

И сия пучина поглотила их обоих.

 

Воды в колодце на всякий случай сегодня нет, а сверху его забрали решеткой.

 

Пройти метров 40 по Corso Porta Borsari от площади Erbe, свернуть налево на указатель Il Pozzo dell"amore (pozzo по-итальянски и есть колодец) и там сразу cнова налево.