Владимир Высоцкий

В церкви не так, во властях не так, в России не так, –

пел Высоцкий, напоминает Александр Митта

Фрагменты передачи «Книжное казино: 75 лет Высоцкому»

Ведущие: Майя Пешкова, Лев Гулько

Гость: режиссер Александр Митта

Л. ГУЛЬКО: Картина, о которой мы хотели поговорить в связи с юбилеем Владимира Семеновича Высоцкого, это «Как царь Петр арапа женил». У меня вопрос, почему Владимир Семенович был выбран на эту роль.

А. МИТТА: Я хотел, чтобы была картина, в которой Высоцкий был бы перед Россией представлен в виде интеллигентного поэта. Изо всех окон в России хрипел его голос. Первый цикл его песен – это же были блатные песни, и народ его идентифицировал…

Л. ГУЛЬКО: В кавычках блатные, конечно.

А. МИТТА: Про тюрьму, про простые страсти. А в театре он в это время уже играл Галилея, играл Гамлета. Это был, наверное, самый интеллектуальный актер. И мне хотелось, чтобы это было. И мы договорились с нашими друзьями – Валерием Семеновичем Фридом и Юлием Теодоровичем Дунским, которые тоже были близкими друзьями Высоцкого, более близкими, чем я, договорились, что мы сделаем эту картину, где он будет поэт, предок поэта, человек с душой поэта. И это была картина о том, как поэт любит Россию, и как царь любит Россию, – что поэт любит Россию свободной душой, а царь принуждением, заставив всех выполнять свою царскую воля, – и картина о том, как схлестнулись эти две любви. В фильме, к сожалению, в полную меру не удалось этот замысел реализовать. Т.е. он был снят, но в монтаже были предложены сокращения властями. Но в общем веселая комедия получилась.

М. ПЕШКОВА: Т.е. цензура поработала?

А. МИТТА: Серьезно поработала.

Л. ГУЛЬКО: А сама фамилия Высоцкий тогда не отторгалась?

А. МИТТА: У него были роли, которые ему категорически не давали играть, это роли современных персонажей. У Дунского и Фрида был сценарий про путь генерала, и у Высоцкого была потрясающая проба. Но власти говорили, что нет, Высоцкий не может маршала играть. В силу того, что власть не хотела, чтобы его идентифицировали с нею. Он же был противник власти. Вот сыграть арапа – пожалуйста. Притом еще считалось, что мне дали большое разрешение … Во всяком случае, это был огромный мне подарок, я должен был воспринять это как подарок. Потом были большие проблемы нашей дружбы.

Л. ГУЛЬКО: Какие?

А. МИТТА: Он написал три песни. Меня директор вызвал: «Тебе дали снимай – вот и снимай». … Сказали – не будет, не трать силы попусту, не зли никого. Снимай картину и не парься. И под уже написанные песни я не стал снимать изображение, чтобы потом вставить. И простить это не могу себе всю жизнь. Надо было. Но когда мог предположить, что эта власть рухнет, что потом люди, которые спрятали где-то в подвалах эти вырезанные куски, будут их вставлять в картину и это сможет выйти на экраны?

Л. ГУЛЬКО: Есть масса вопросов от наших радиослушателей. Давайте я их в один блок соберу. «Как вам работалось с Владимиром Высоцким на съемочной площадке?»

А. МИТТА: Легко.

М. ПЕШКОВА: Как? Он не был взрывной?

А. МИТТА: Он, во-первых, невероятно внимательный, всегда готовый к съемке. Мгновенно он запоминал мизансцену, технических репетиций с ним почти не было, одна только, скорее для оператора, чтобы разметить фокус. Только надо было придумать ему задачу – а дальше уже в заботливых руках. Если бы смерть не похитила его из жизни, он был бы потрясающим актером. Он был на взлете. Никакой Жан Габен с ним не сравнился. «Место встречи изменить нельзя» – это картина, которая показала уровень, с которого он должен был бы подняться до такого же великого актера, как и великий поэт. Все-таки театр Любимова очень сложный театр, он технический, там актер закован в мизансцену, он должен не проживать это по системе Станиславского, а кричать, бесноваться…
…
А. МИТТА: Я думаю, то, что произошло на картине у Говорухина «Место встречи изменить нельзя», там он стал соавтором картины. Говорухин доверял ему. Говорухин должен был ехать в командировку на большой срок, на 2-3 недели, он просто отдал картину, и Высоцкий ее режиссировал. И он хотел быть режиссером. Это было бы его настоящее место в кино, не актер, который выполняет чью-то волю, а человек, который собирает из деталей миры визуальные, так же как он собирал тексты.

Л. ГУЛЬКО: Если бы он был режиссером, у него, наверное, были бы большие проблемы с властью по поводу выхода фильмов.

А. МИТТА: Он очень покладистый человек, и он всегда находил творческий путь.

Л. ГУЛЬКО: Он был человеком компромисса?

А. МИТТА: В значительной степени.

Л. ГУЛЬКО: Что не вяжется на самом деле с имиджем.

А. МИТТА: У него внутренней свободы было столько, таланта столько и возможностей обойти, сказать полностью всё, что он хочет… Потенциал был огромный. Его показывают как человека, который был против власти. А он всегда находил с ней какой-то контакт, не контакт, но как обойти, как создать ситуацию, нормальную для жизни. В разработке одновременно было пять дел. По каждому делу могла быть тюрьма.

Л. ГУЛЬКО: Пять дел?

А. МИТТА: На самом деле было гораздо больше. Но одновременно в разработке было пять дел. Про одно из них фильм «Спасибо, что живой». Я помню, он сам говорил – пять. И они его звали, говорили ему, намекали, что он у них в руках. Но он как-то выходил … Он с ними никогда ни на какой компромисс не шел. Объем этого дела, дилемма заключалась в том, что его все любили. И там, в КГБ, его также любили, как в любом другом месте. И люди, которые разрабатывали его дела, они готовы были и приглушить, только чтобы погоны у них не полетели. Назвать это компромиссом – нет. Это умение жить в этой среде.

Л. ГУЛЬКО: Со всеми разговаривал их языком.

А. МИТТА: Он был мягкий в общении, человек невероятно мягкий. И когда-то, два раза в год, не чаще, по крайней мере в тот период, когда мы были знакомы, накапливалось максимума – и тогда ему нужно было выбросить это всё. И тогда он запивал. Тогда уже вслух говорил каждому, что он о нем думает, каждому, кто попадался под руку. Я это знаю, потому что мой брат двоюродный делал ему подшивки. Он был хирургом в госпитале МВД, потом его выгнали из госпиталя, но он успел сделать. И когда наступал конец, Марина была в курсе всего этого дела, она знала конец подшивки, она уже детей подмышку, чемодан в руки – уже тут как тут. А он за три недели выковыривал эту подшивку, и у него были три недели, чтобы выплеснуть всё то, что он копил: театральные какие-то мелочи, интриги, бытовые, жизненные, он их очень остро воспринимал. По-другому он писать не мог совершенно. И вдруг выбрасывал. Очистился – и еще полгода может копить.
…
М. ПЕШКОВА: Александр Наумович, а вас какая роль Высоцкого на сцене потрясла, запала в сердце?

А. МИТТА: Гамлет. Лопахин – это было очень здорово, прекрасный, характер, наверное, самый сильный в этом спектакле. Хотя там была Демидова дивная. Грустный, печальный человек, который неотвратимо идет к собственной смерти. Ведь у Эфроса этот спектакль был о всеобщей гибели. Это была и смерть Раневской, и смерть этой молодежи, которая не понимает, что ее ждет. И Лопахин, который превратился в живое чучело, потому что душу вытащил, приобрел «Вишневый сад», а потерял всё то, что было вокруг него, самых близких людей растоптал. И это всё было видно в спектакле, в значительной степени благодаря тому, что трагизм этой роли был выявлен Высоцким. Я думаю, это был самый сильный Лопахин, которого я в своей жизни видел.
 

Л. ГУЛЬКО: Есть воспоминания о Владимире Семеновиче, есть последний фильм «Спасибо, что живой». Многие люди, знакомые с ним, тоже вспоминают. Надо ли так подробно останавливаться на этих слабостях, которые были у Владимира Семеновича? Когда человек начинает уходить в рассказы о том, чем человек страдал. На самом деле это жуткая болезнь. Это болезнь. Надо ли нам это?

А. МИТТА: По-моему, всё надо. Это же не меняет нашего отношения к нему, никак не деформирует наше представление о нем. Мне было бы ближе, если бы его показывали таким, каким он был для окружающих людей, – нежный, застенчивый, который кажется робким, который никогда не протестует, который всегда готов спрятаться за шутку. Я его таким помню в быту, он всегда был такой. А потом он надевал броню характера – и уже мог быть другим. Но если появится фильм, где он такой – нежный, добрый любящий, деликатный, то это будет очень существенное дополнение. Я думаю, это не последний фильм.

Л. ГУЛЬКО: Вы не возьметесь такой фильм?

А. МИТТА: Я начал уже снимать этот, первый ансамбль актеров собрал я. Там остался, правда, один Дима Астрахан из того ансамбля, который я собрал. Был нормальный ансамбль. Но это продюсерский фильм, по-настоящему создателем этого фильма является Анатолий Вадимович Максимов, продюсер компании, образец хорошего, высококлассного продюсерского фильма. А он уже менял кого хотел. Я понял, что в этой команде нет привычного моего места. Я потихонечку с ними по-дружески расстался, и мы остались друзьями, они даже пригласили меня на эксклюзивный просмотр, когда Путину показывали картину. Там из приглашенный гостей, по-моему, был я один.

Л. ГУЛЬКО: А Путин как реагировал?

А. МИТТА: Ему понравилось, он хорошо смотрел картину и благодарил.

Л. ГУЛЬКО: А вообще, его отношение к Владимиру Семеновичу, вы не в курсе? Я какие-то разные вещи читал.

А. МИТТА: Я не знаю, ничего негативного я не знаю.

Л. ГУЛЬКО: Отношение теперешней власти к Владимиру Высоцкому. Судя по тому, как был отмечен юбилей на Первом канале…

А. МИТТА: Меня тревожит то, что это как-то адаптирует его творчество к попсе. Они меня позвали – не хотите ли принять участие. О чем говорить? Ну давайте говорить об энергетике его песен. Блин, какая энергетика, когда он социальный певец, когда он пишет: «В церкви смрад и полумрак, Дьяки курят ладан. Нет! И в церкви все не так, Все не так, как надо». В церкви не так, во властях не так, в России не так. Эти песни не стали ключевыми. А ключевыми из его безграничного разнообразия стали шутливые, веселые, бытовые. Но напоминают – и слава богу. Не дают возможность забыть. А молодому поколению надо напоминать. Мы-то помним.

Л. ГУЛЬКО: Предыдущий вопрос, который я задал, по поводу слабостей, он как раз на молодое поколение и рассчитан, не на тех, кто помнит, не на тех, кто знает, а на молодое поколение.

А. МИТТА: Это серьезная работа, серьезная картина (фильм «Высоцкий. Спасибо, что живой!» – Ред.). Я видел, с каким трудом она рождалась, с каким честным отношением к профессии она рождалась. Никита написал свой первый сценарий, и он написал столько материала вокруг этого дела, что практически можно создать огромную, на 500 страниц книгу из отвергнутых сцен и эпизодов. Очень тщательно все работали. Первоклассный оператор, отличное изображение. В конце концов собрался отличный ансамбль. А что касается вот этой маски Высоцкого… Для актера это нормальная, ежедневная пытка. Я видел, как тяжело дается этот многочасовой грим.

Л. ГУЛЬКО: Я слышал мнение, что человек получился неживой, к сожалению, поскольку актер должен лицом играть.

А. МИТТА: Насколько можно, настолько живой. У меня нет к этой работе никакого негативного отношения.

Л. ГУЛЬКО: Вопрос, который вам задают. Есть слова Владимира Семеновича в одной из его песен: «Пусть впереди большие перемены, я это никогда не полюблю». Параллельно к сегодняшнему времени всё это соотносят.

А. МИТТА: «Я не люблю, когда мне лезут в душу, особенно когда в нее плюют». Конкретные вещи. Какие бы перемены не были, компромиссы с совестью, с личностью, с внутренней свободой он не потерпит никогда.

Л. ГУЛЬКО: Тут есть некое утверждение, наверное, оно правильное: творчество Высоцкого актуально и для нашего времени.

А. МИТТА: Конечно. И для будущих поколений будет актуально. Я думаю, оно на очень долгий срок. На века – не знаю, но на десятилетия точно совершенно. И потом он практически основоположник авторской песни, которая сейчас стала ведущим жанром интеллектуальной песни.

Л. ГУЛЬКО: А его исполнение – это авторская песня, да?

А. МИТТА: Конечно. Я знаю, что он очень не любил, когда кто-то исполнял его песни, просто терпеть не мог. Если спрашивали разрешения, то не позволял. Исполнение, текст, идеи – это был весь комплекс его. И то, как он это говорит, и то, какие эмоции он в это вкладывает, какой контекст мы можем угадать. Это был он. И раздирать на части его песни…

Л. ГУЛЬКО: Т.е. то, что делают сегодняшние артисты.

А. МИТТА: Но, с другой стороны, я понимаю, что это дополнительный способ его популяризации. Всё равно тот, кто по-настоящему его любит, он будет слушать его, а потом уже сравнивать. Прозвучало лишний раз – и слава богу.

Л. ГУЛЬКО: Александр Наумович, а проза Владимира Семеновича?.. Он как писатель. Поэт – понятно. Авторская песня – понятно. А вот писатель? «Роман о девочках».

А. МИТТА: Я его не читал.

Л. ГУЛЬКО: Можно задать вопрос – почему?

А. МИТТА: А его не было, когда мы вместе общались. Я знаю, что Дунский и Фрид, он им давал читать всё, и они высоко ценили его и говорили, что ему пора бы начать всерьез писать. И у него такое же было настроение – начать серьезно писать. Писать и петь, а с театром завершить работу. Ну и сниматься в кино, наверное. Это был его план на ближайшие годы, которых ему не довелось прожить.

М. ПЕШКОВА: Позволю себе процитировать Бродского: «Не известно, насколько проигрывает поэзия от обращения поэта к прозе. Достоверно только, что проза от этого сильно выигрывает». Это по поводу «Романа о девочках».

«Эхо Москвы», 27 января