Исследование
Пушкин в 1887 году*
* Продолжение. Начало см. в № 2.
10 июня 1826 года был утверждён новый Цензурный устав, представленный императору Николаю I Министром А.С. Шишковым. Разработанный активным участником собраний представителей наиболее консервативных кругов российских литераторов «Беседы любителей русского слова», директором канцелярии Министерства народного просвещения П.А. Ширинским-Шихматовым под непосредственным руководством Министра, в обстановке террора и запугивания, созданной правительством после восстания 14 декабря 1825 года, новый устав был наиболее жёстким, его называли «чугунным».
Утверждённый устав ставил перед цензурой задачи: оградить престол, власти, а также отечественные законы и народные нравы «от всякого не только злонамеренного и преступного, но и неумышленного на них покушения. Цензура должна осуществлять направление общественного мнения согласно с настоящими политическими обстоятельствами и видами правительства».
Особенно раздражало литераторов указание цензорам о необходимости запрещения текстов, имеющих двойной смысл, если один смысл мог представляться предосудительным.
Но всё же устав 1826 года включал положения, делающие шаг навстречу требованиям Пушкина: впервые было установлено правило, по которому издатель того или иного произведения, если он сам не являлся его автором, должен был представить в цензуру письменное удостоверение, что он обладает законным правом собственности на это произведение.
Устав 1826 года действовал менее 2 лет: 22 апреля 1828 года был утверждён новый цензурный устав. Разработка нового устава была вызвана не отказом от политики «закручивания гаек», а необходимостью сосредоточить цензуру в одном ведомстве, соединив внутреннюю и внешнюю цензуры и «способствовать успехам просвещения».
Одновременно с утверждением нового цензурного устава произошла смена Министра народного просвещения: Александра Шишкова сменил генерал от инфантерии Карл Андреевич Ливен. В предшествующие 11 лет своей карьеры генерал Ливен уже имел опыт работы на ниве просвещения, когда он, как попечитель, успешно возглавлял Дерпский университет и учебный округ. Став министром, он проявил себя, как человек, уважающий просвещение, умеющий подбирать себе помощников, обходительный и мягкий в отношениях с подчинёнными.
В первые годы царствования Николая I на многих ступенях бюрократической лестницы в разных ведомствах появились новые лица, по иронии судьбы они принадлежали к обществу «Арзамас», которое выступало против идей «Беседы любителей русского слова». Один из активных участников «Арзамаса», блестяще образованный с большим опытом дипломатической работы в Европе, Дмитрий Николаевич Блудов после декабря 1825 года был прикомандирован от Министерства иностранных дел к следственному комитету, «учреждённому для разыскания о злоумышленном обществе с задачей составить журнальные статьи о ходе расследования и замыслах тайных обществ в России». Статьи предполагалось разместить в российских и зарубежных газетах, сейчас такие материалы называют «пресс-релиз». Секретарь следственного комитета Боровков, который не успевал с составлением отчёта о работе комитета, предложил использовать материалы, подготовленные Блудовым, для итогового отчёта. Работа Блудова была высоко оценена, и в 1826 году, после окончания работы Верховного суда над обвиняемыми по событиям 14 декабря 1825 года, он был назначен статс-секретарём, товарищем Министра народного просвещения и главноуправляющим делами иностранных вероисповеданий. Благодаря Блудову, другой член «Арзамаса», которого друзья и знакомые ценили за бесспорный литературный вкус, честность и порядочность – Дмитрий Васильевич Дашков, много лет отдавший дипломатической службе на Востоке, получил звание статс-секретаря и в конце 1828 года был назначен товарищем Министра внутренних дел. Дашкову принадлежат многие сатирические экспромты и шутки, которыми славились заседания «Арзамаса», его куплетами, переписанными Пушкиным под названием «Венчание Шутовского», в которых высмеивался драматург князь Шаховской, начинается дневник поэта в 1815 году.
Один из основателей «Арзамаса» Сергей Семёнович Уваров стал почётным членом (1811) и президентом (1818) Петербургской академии наук, до 1822 года он был попечителем Петербургского учебного округа, на который была возложена цензура в столице. Все эти чиновники, бывшие арзамасцы, поддерживали идею о разработке новой редакции Цензурного устава, стремясь как-то смягчить «чугунный» устав 1826 года, сделать цензуру менее зависимой от произвола, домыслов и поисков скрытых смыслов цензорами. Разрабатывал цензурный устав 1828 года под руководством Дашкова известный литератор, давний знакомый Пушкина Владимир Фёдорович Одоевский.
Узнав о работе над новой редакцией Цензурного устава, Пушкин решил обратиться к шефу III отделения императорской канцелярии графу Бенкендорфу и напомнить ему о «казусе Ольдекопа», справедливо полагая, что разработка нового законодательного акта такого уровня никак не пройдёт мимо графа:
Милостивый Государь
Александр Христофорович,
В 1824 году статский советник Ольдекоп без моего согласия и ведома перепечатал стихотворение моё Кавказский пленник и тем лишил меня невозвратно выгод второго издания, за которое уже предлагали мне в то время книгопродавцы 3000 рублей. Вследствие сего родитель, статский советник Сергей Львович Пушкин, обратился с просьбой к начальству, но не получил никакого удовлетворения, а ответствовали ему, что г. Ольдекоп перепечатал-де Кавказского пленника для справок оригинала с немецким переводом, что к тому же не существует в России закона противу перепечатывания книг, и что имеет он, статский советник Пушкин, преследовать Ольдекопа токмо разве как яко мошенника, на что не смел я согласиться из уважения к его званию и опасения заплаты за бесчестие.
Не имея другого способа к обеспечению своего состояния, кроме выгод от посильных трудов моих, и ныне лично ободрённый Вашим превосходительством, осмеливаюсь наконец прибегнуть к вашему покровительству, дабы и впредь оградить себя от подобных покушений на свою собственность.
Честь имею быть с чувством глубочайшего почтения, благодарности и преданности
Вашего превосходительства,
милостивый государь,
покорнейшим слугою
Александр Пушкин.
С.-Петербург
20 июня 1827.
Бенкендорф ответил Пушкину, сославшись на давнее решение Санкт-Петербургского цензурного Комитета 1824 года:
Милостивый государь Александр Сергеевич!
На письмо ваше о напечатании г. Ольдекопом Кавказского Пленника вместе с немецким переводом мне не остаётся ничего другого вам ответить, как то, что родителю вашему объявлено было теми, от которых это зависело.
Перепечатывание ваших стихов, вместе с немецким переводом, вероятно последовало с позволения цензуры, которая на то имеет свои правила. Впрочем, даже и там, где находятся положительные законы насчёт перепечатания книг, не возбраняется издавать переводы вместе с подлинниками.
С совершенным почтением имею честь быть,
покорнейший слуга
А.Бенкендорф
22 августа 1827.
Но Пушкину нужно было, чтобы Бенкендорф, при всей его рассеянности, или подчинённые ему чиновники III отделения, рассматривая новую редакцию Цензурного устава, всё же вспомнили о старом конфликте, и поэт пишет новое письмо шефу жандармов, подчёркивая важность вопроса:
Милостивый государь
Александр Христофорович,
...Что касается до моего дела с г. Ольдекопом, то я не осмелюсь вновь по оному беспокоить Ваше превосходительство. Вы изволили весьма справедливо заметить, что и там, где находятся положительные законы насчёт перепечатания книг, не возбраняется издавать переводы вместе с подлинниками. Но сие относится только к сочинениям древних или умерших писателей, если же допустить у нас, что перевод даёт право на перепечатание подлинника, то невозможно будет оградить литературную собственность от покушений хищника.
Повергая сие моё мнение на благоусмотрение Вашего превосходительства, полагаю, что в составлении постоянных правил для обеспечения литературной собственности вопрос о праве перепечатывать книгу при переводе, замечаниях или предисловии весьма важен.
С глубочайшим почтением и совершенной преданностию честь имею быть,
милостивый государь,
Вашего превосходительства
покорнейший слуга
Александр Пушкин.
Опочка.
1827. 10 сентября.
По решению императора Николая Павловича вопрос об охране авторских прав был отделён от Цензурного устава и оформлен в виде отдельного документа «Положение о правах Сочинителей», который был утвержден одновременно с Цензурным уставом:
1828 года. – Апреля 22. Высочайше утвержденное положение о правах Сочинителей.
Именной указ, данный сенату. На основании постановлений, изображённых в 135-139 статьях Устава о Цензуре, признав за благо ... удостоверить подробными правилами права собственности Сочинителей на их произведения, и утвердить положение о том, Государственным Советом рассмотренное и Нам поднесённое, препровождаем оное в Правительствующий Сенат для надлежащего исполнения.
Положение о правах Сочинителей.
..................................
§6 Законные наследники Сочинителя пользуются также исключительным правом издания и продажи его произведений (если Сочинитель никому не завещал оных) в продолжении двадцати пяти лет, со дня смерти Сочинителя.
..................................
§9 Контрофактором почитается и тот ..... с) кто напечатает перевод книги, в России или с одобрения Цензуры Российской изданной, приложит к оной и сам подлинник, не имея письменного на то соизволения законного Издателя.
..................................
§ 12. Книга, напечатанная в России, может быть издана в переводе на какой-либо другой язык, только без приложения оригинального текста.
..................................
§ 13. Все ограничения, постановленные в предыдущих §§, уничтожаются письменным позволением законного Издателя.
Наконец-то законодательно была запрещена публикации перевода вместе с оригинальным текстом. Четырёхлетняя борьба Пушкина в защиту своих прав, против «казуса Ольдекопа» увенчалась полным успехом. Поэт мог с гордостью отметить этот случай в своём письме де Баранту, когда писал о первой жалобе на перепечатку, поданной в 1824 году. Как видно из письма Пушкина Баранту, срок действия авторского права наследников, установленный в 25 лет со дня смерти сочинителя, не вызывал возражения поэта. Пушкин предполагал жить долго, хотя мрачные предчувствия невольно прорывались в поэзии:
Пора, мой друг, пора! покоя сердце просит –
Летят за днями дни, и каждый час уносит
Частичку бытия, а мы с тобой вдвоём
Предполагаем жить… И глядь – как раз – умрем.
На свете счастья нет, но есть покой и воля.
Давно завидная мечтается мне доля –
Давно, усталый раб, замыслил я побег
В обитель дальнюю трудов и чистых нег.
(1834)
Но некоторые литераторы уже обращали внимание на недостаточный срок в 25 лет для сохранения авторских прав наследников после смерти сочинителя для неразвитого книгопечатания и небольшого книжного рынка России того времени. В первой половине XIX века все типографии империи выпускали в год около 350 тысяч экземпляров книг (в год издавалось 250-300 наименований книг при среднем тираже 1200 экземпляров). Пётр Андреевич Вяземский, отмечая, что составители российского Цензурного устава в редакциях 1826 и 1828 годов, принимая срок сохранения авторских прав наследников в 25 лет, ориентировались на такие же сроки, установленные французским законом, и сравнивая размеры российской и французской книжной торговли, записал в «Старой записной книжке» (№7 за 1829 год), что в России «нужен был бы по крайней мере 50-летний срок».
Обмен письмами между Пушкиным и послом Барантом явился началом близкого знакомства, которое доставило обоим много приятных часов, проведенных в беседах. Так, в воспоминаниях Александра Ивановича Тургенева рассказывается об интереснейшем вечере 6 января 1837 года, когда у австрийского посла графа Карла Людвига Фикельмона встретились Пушкин, Барант, кн. Вяземский и Тургенев. Темой беседы, захватившей всех присутствующих, были неизданные мемуары Талейрана и Екатерины II. Барант подробно рассказывал о мемуарах Талейрана, фрагменты которых он слышал в авторском чтении, Тургенев, владевший одним из достоверных списков мемуаров императрицы Екатерины, комментировал места, имевшие расхождения в разных списках, а Пушкин рассказывал собранные им анекдоты из жизни Петра I и Екатерины II. До рокового дня 29 января 1837 года оставалось менее месяца. Встречи с Пушкиным произвели сильнейшее впечатление на Баранта, одна из современниц записала его мнение о поэте, которого Барант считал «великим мыслителем», человеком «мыслящим, как опытный государственный муж».
Тяжёлое ранение на поединке с д’Антесом (Дантесом) и смерть Пушкина была полной неожиданностью для многих знакомых и друзей поэта. В первые дни после ранения поэта навещали его друзья и знакомые, пришёл узнать о здоровье Пушкина и французский посол Барант. Жуковский рассказывал в письме от 15 февраля 1837 года Сергею Львовичу Пушкину об этом посещении:
«Что думал этот почтенный Барант, стоя долго в унынии посреди прихожей?.. Отгадать нетрудно. Гений есть общее добро; в поклонении гению все народы родня!.. Потому-то посол французский (сам знаменитый писатель) приходил к двери его с печалью собственной, и о нашем Пушкине пожалел как о своём».
Да и собственные заботы, которые возникли после трагической дуэли, сильно угнетали французского посла: противником Пушкина на дуэли был француз на русской службе Жорж-Карл Дантес, усыновлённый посланником Нидерландов при российском дворе Луи ван Геккерном, секундантом Дантеса был атташе французского посольства в Петербурге виконт Огюст д’Аршиак. Дантес сидел под арестом, дожидаясь суда, его секундант сразу после поединка был послан в Париж отвозить дипломатическую почту. Зная нравы высшего петербургского общества, посол предвидел ту волну ненависти и осуждения, которая охватит знать империи, привыкшую обвинять во всех бедах страны иностранцев. Всё это затрудняло работу Баранта по улучшению отношения между Францией и Россией, которые испортились в последние годы.
Весть о смерти Пушкина быстро разнеслась по Петербургу. На отпевании 1 февраля в Конюшенной церкви были представители иностранных посольств, высшие чиновники и военные столицы, и если многие явились отдать последний долг поэту, с которым они не были знакомы, и произведения которого они прочли только после того, как узнали об участливом внимании царя к семье погибшего, то горе и отчаяние друзей и близких поэта было огромно. Александр Тургенев рассказывал о похоронах:
«Стечение было многочисленное по улицам, ведущим к церкви, и на Конюшенной площади; но народ в церковь не пускали. Едва досталось место и для блестящей публики. Толпа генерал-адьютантов: гр. Орлов, кн. Трубецкой, гр. Строганов, Перовский, Сухозанет, Адлерберг, Шипов и пр. Послы французский с растроганным выражением, искренним, так что кто-то, прежде, слышав, что из знати немногие о Пушкине пожалели, сказал: Барант и Герра* sont les sueles Russes dans tout cela (во всём этом – единственные русские!)».
С 29 января 1837 года начался срок в 25 лет сохранения за его наследниками прав собственности на все произведения поэта, но в случае Пушкина Вяземский оказался прав – двадцати пяти лет было мало.
* Геррейро-Дакруц Рафаель, чрезвычайный посол и полномочный министр португальского короля при Петербургском дворе.
– III –
По просьбе вдовы поэта, Натальи Николаевны, после смерти Пушкина была назначена Опека над детьми и имуществом поэта. Опекунский совет возглавил двоюродный дядя Натальи Николаевны граф Григорий Александрович Строганов, которого на правах отчима детей Пушкина сменил в 1846 году второй муж Натальи Николаевны Пётр Петрович Ланской, а членами совета стали граф Михаил Юрьевич Виельгорский, Василий Андреевич Жуковский и Наркиз Иванович Тарасенков-Отрешков.
Опека действовала по программе, изложенной в записке императора Николая Павловича:
«1. Заплатить долги. 2. Заложенное имение отца очистить от долга. 3. Вдове пенсион и дочери до замужества. 4. Сыновей в пажи и по 1500 р. на воспитание каждого до вступления на службу. 5. Сочинения издать за казённый счёт в пользу вдовы и детей. 6. Единовременно 10 т.»
В феврале 1837 года Наталья Николаевна с сестрой Александрой и детьми в сопровождении братьев Дмитрия и Сергея выехала в Полотняный завод, где провела почти два года и во второй половине ноября 1838 года возвратилась в Санкт-Петербург.
Ко времени возращения её в столицу вышло посмертное собрание сочинений поэта. 29 ноября Плетнёв писал Жуковскому за границу: «Издание Пушкина совершенно кончилось. Ваша статья „Последние минуты Пушкина“ припечатана вместо обещанной биографии его».
Собрание сочинений редактировали члены опекунского совета и привлечённые по инициативе Жуковского П.А. Плетнёв, П.А. Вяземский, В.Ф. Одоевский и А.А. Краевский. Издание собрания сочинений Пушкина осуществлялось за казённый счёт: 6 марта 1837 года по указу императора на издание было отпущено безвозвратно 50 тысяч рублей, а полученный доход от продажи издания должен был быть обращён в пользу вдовы и детей. Смета на издание была утверждена 25 февраля, а проспект выпущен в марте 1837 года. Собрание сочинений вышло в восьми томах тиражом 13 тысяч экземпляров по цене 25 рублей за комплект.
Первый том был отпечатан в октябре 1837 года, но выдавать подписчикам полные комплекты начали в феврале – марте 1838 года. Подписка на собрание сочинений распространялась при содействии властей: министр внутренних дел Блудов разослал губернаторам и губернским предводителям дворянства соответствующие циркулярные письма. Доход от распроданного собрания сочинений, переданный семье Пушкина, составил 50 тысяч рублей, эти деньги Наталья Николаевна поместила в банк и использовала только 2600 рублей в год – проценты от этого капитала, для оплаты обучения детей.
Зимой 1837 года Жуковский сумел получить «высочайшее соизволение» на продолжение издания ежеквартального журнала «Современник» в пользу детей покойного поэта. Василий Андреевич составил предварительный план пятого номера журнала, который вышел из печати весной 1837 года и имел на обложке надпись: «Современник. Литературный журнал А.С.Пушкина. Изданный по смерти его кн. П.А. Вяземским, В.А. Жуковским, А.А. Краевским, кн. В.Ф. Одоевским, и П.А. Плетнёвым». Несмотря на то, что имена издателей на обложке приведены по алфавиту, руководящую роль в редакции в силу своего опыта и авторитета играл Жуковский, Краевский, как самый молодой, выполнял всю техническую работу.
В феврале вышел второй номер «Современника» за 1838 год с биографической статьёй П.А. Плетнёва «Александр Сергеевич Пушкин». Редакция публиковала в «Современнике» не издававшиеся при жизни поэта произведения, что обеспечило журналу большую популярность, его тираж достиг 2000 экземпляров, а доход от издания составил 8600 рублей. Опека решила издать дополнительные тома к собранию сочинений, в которые были включены неизвестные ранее произведения, предварительно опубликованные в «Современнике». Право на издание дополнительных томов было продано частным книгоиздателям Илье Глазунову и Матвею Заикину за 37 тысяч рублей. Глазунов и Заикин выпустили три дополнительные тома тиражом по пять тысяч экземпляров, такой же тираж первых восьми томов был уступлен Опекой этим издателям. Таким образом полный комплект первого посмертного собрания сочинений состоял из одиннадцати томов.
В апреле 1839 года Опека передала Наталье Николаевне комплект всех одиннадцати томов собрания сочинений поэта, отпечатанный на веленевой бумаге.
Но многие друзья и близкие Пушкина были недовольны деятельностью Опеки. Как всегда в работе дворянских комиссий и компаний не было организованности, денег никто не считал и не умел их считать. Князь Вяземский, до которого дошли слухи о недовольстве подписчиков работой Опеки, писал своей дочери из Парижа в Петербург 18 февраля/2 марта 1839 года:
«Как мне досадно и больно, что раздача сочинений Пушкина делается неисправно, и что многие на неё жалуются. И чрез мои руки прошло более 2.000 рублей подписок, я не знаю удовлетворены ли они? Жена моя говорила мне, что Скалон на меня жалуется. Не можете ли узнать получил ли он свои экземпляры и справьтесь хоть через Пантовского, у помощника нашего экзекутора Севастьянова, посланы и розданы ли экземпляры по списку моих подписчиков, которые были в руках его?
Странное дело, порядочные люди у нас ничего порядочного сделать не могут. Кажется можно было ожидать усердия и заботливости от опеки Пушкинской, а на поверку вышло иначе. На беду и русская судьба всему хорошему перчит: надобно же так устроить, что Жуковский и Вьельгорский в отсутствии, что дело лежит на руках этого французского outchitel, или старого метр-д’отеля Строганова, и русского маркиза Г. или маркиза* Отрешкова, который попал в эту опёку как Отрепьев на русский престол. Если неисправно раздаются экземпляры, то, по крайней мере, исправно ли собраны деньги? что собрано? Уведомьте меня. Да спросите у Одоевского, сколько выручено за Современник, который мы издавали и кому отданы деньги?
Что Современник, жив-ли курилка, или помре. По возвращении моём я взял-бы его за себя, с тем, чтобы утвердить этот журнал собственностью на всегда семейства и потомства Пушкина и выдавать ему часть выручки. Только не говорите об этом, а то подхватят мысль, но спросите у Плетнёва, что сталось с Современником, и если он не намерен издавать его впредь, то до меня не располагал бы им».
* Отрешкова часто называли маркизом, что напоминало о его странном имени - Наргиз.
План Вяземского по «Современнику» осуществлён не был. Позднее, до 1847 года, журнал издавался Плетнёвым, от которого перешёл к в руки Некрасова и Панаева.
Успешная распродажа первого посмертного собрания сочинений, в котором были опубликованы многие неизвестные произведения поэта, убедили друзей Пушкина в непреходящем значении его художественного наследства, а семья начала смотреть на творчество Пушкина, как на источник материального благополучия в будущем, в семье проявили больше внимания к сохранению имеющихся черновиков, писем и набросков. Уже в первые дни после смерти Пушкина слухи о романтической дуэли возбудили огромный интерес к произведениям погибшего поэта, и читатели бросились покупать издания, которые были в продаже.
– IV–
Посмертное издание собрания сочинений А.С. Пушкина, выпущенное Опекой в 1838-1841 годах, было распродано и его можно было найти только у букинистов, полный комплект попадался не часто и за него в 1845 году просили 50 рублей, что в два раза превышало номинальную цену подписки. Букинисты также продавали сочинения Гоголя по 5 рублей за экземпляр. Дорого ценились «Горе от ума» Грибоедова – 5 рублей, и «Конёк-горбунок» Ершова – 3 рубля. Среди читающей публики пользовались популярностью «Юрий Милославский» Загоскина, изданный в трёх частях с виньетками, за который платили по 4 рубля, роман «Ледяной дом» Лажечникова, романы Булгарина «Дмитрий Самозванец», «Мазепа», «Иван и Пётр Выжигины» – все эти книги продавались по дорогой цене. Высокими были букинистические цены и на переводные романы: «Граф Монте-Кристо» в 16-ти частях, «Три мушкетёра» и «Двадцать лет спустя» стоили по 8 рублей. Книги по таким ценам были доступны богатым людям, многие владельцы крепостных душ получали с крестьянина (тягла), который занимался только сельским хозяйством и не имел никаких приработок, оброк 20 рублей ассигнациями в год, и собрание сочинений Пушкина оценивалось в 2,5 годового оброка крестьянина-земледельца.
Служившие чиновники получали незначительное жалование: от 1200 рублей в год (столоначальники) до 1500 рублей (полицмейстер), младшие офицеры в армии получали от 660 до 804 рублей в год (подпоручик) и от 780 до 948 рублей в год (поручик), но до этих чинов молодым людям, читателям Пушкина, нужно было ещё служить и служить. Среди таких любителей поэзии распространялись списки стихов Пушкина, ими заполнялись альбомы и дневники. Для выпуска нового собрания сочинений Пушкина сложилась благоприятная ситуация, и Наталья Николаевна по согласованию с Опекой летом 1849 года начала переговоры с петербургскими книгопродавцами об уступке права на новое собрание сочинений Пушкина. Книготорговец Глазунов соглашался заплатить 14000, а Лоскутов – 10000 рублей ассигнациями, но эти предложения Опека признала невыгодными, и переговоры были прерваны.
В семье Ланских возникла идея осуществить самостоятельно новое издание, для этого нужен был человек, который пользовался бы доверием вдовы и детей покойного поэта, обладал бы необходимыми литературными знаниями и навыками издателя. Таким человеком был хороший знакомый семьи Иван Васильевич Анненков, один из сослуживцев генерал-майора и генерал-адьютанта Петра Петровича Ланского, второго мужа Натальи Николаевны, командовавшего в то время лейб-гвардии Конным полком. Иван Васильевич Анненский по рождению и успешной военной карьере принадлежал, как и семья Ланских, к высшему кругу петербургской аристократии и служил третьим по старшинству полковником в лейб-гвардейском Конном полку.
В то время в Петербурге жили три брата Анненковы. Родившиеся в семье богатого симбирского помещика Василия Александровича Анненкова и его жены Агриппины Фёдоровны, урожденной Стрекаловой, братья поддерживали друг друга в стремлении сделать карьеру в столице.
Младший из Анненковых, Иван Васильевич (1814 – 1887), сделал наиболее успешную военную карьеру, он окончил курс в школе гвардейских прапорщиков и кавалерийских юнкеров и в 1833 году был выпущен прапорщиком в лейб-гвардии Конный полк, где прослужил почти 20 лет, получая очередные чины и награды, получил чин полковника в 1848 году. В 1852 году И.В. Анненков был переведён в военное министерство, где исполнял должность вице-директора инспекторского департамента. В 1855 году произведён в генерал-майоры, а в 1861 году – генерал-лейтенанты, свыше четырёх лет с 1862 года занимал должность петербургского обер-полицмейстера. Назначен Александром II в свиту, а затем – генерал-адъютантом. С 1867 года – петербургский комендант, произведен в генералы от кавалерии.
Иван Васильевич, человек исключительно порядочный, деловой, имеющий хорошее образование, слыл среди сослуживцев литератором. В 1849 году он составил обширную «Историю лейб-гвардии Конного полка, от 1731 до 1848 года». Всего было подготовлено 4 тома и атлас на 25 листов. В книге изложены основные события начальной истории лейб-гвардии Конного полка, сформированного в 1730 году из Кроншлотского драгунского полка, ведущего свою историю с 1706 года. Конный полк был одной из самых аристократических и блестящих частей гвардии, он участвовал в войнах с Турцией, Швецией, Францией и подавлении польского восстания 1831 года. «История лейб-гвардии Конного полка» И.В. Аннекова была с большим интересом и одобрением встречена в военных кругах, где автор пользовался, как отмечали современники, громкой известностью.
Старший из братьев, Фёдор Васильевич Анненков, сделал обычную военную карьеру богатого дворянина с большими родственными связями, прослужив долгие годы в армейской кавалерии. В 1823 году он получил первый офицерский чин. Участвовал в польской кампании 1830-1831 годов, где проявил себя храбрым и инициативным командиром, с 1841 года он полковник, а в 1849 году произведен в генерал-майоры, в 1856 году перешёл в гражданскую службу, окончив карьеру в должности нижегородского военного губернатора и управляющего гражданской частью. Фёдор Васильевич Анненков страстно любил Пушкина и по мере сил помогал братьям в издании собрания сочинений.
Средний брат, Павел Васильевич Анненков (1812 или 1813 – 1887), который отказался от военной карьеры, имел в литературных кругах самые обширные связи и был в конце 1840-х годов уже известным публицистом и критиком, он и выполнил основные работы по составлению собрания сочинений А.С. Пушкина. Павел Васильевич получил хорошее домашнее образование и учился в Горном институте в Петербурге, но имея достаточное состояние, он долго искал применения своим способностям, оставил Горный институт в 1832 году и год проучился вольнослушателем на историко-филологическом факультете Петербургского университета. В следующем году поступил чиновником в Министерство финансов, но вскоре оставил службу. Познакомившись с Николаем Гоголем, Анненков стал постоянным посетителем его вечеров, на которых собирались земляки писателя, проживающие в Петербурге. В 1839 году Анненков познакомился с В. Белинским, который наряду с Гоголем оказал огромное влияние на его будущую литературную работу. Анненков несколько раз выезжал за границу, долго жил и путешествовал по Европе, посетив Германию, Австрию, Францию, Бельгию и другие страны. Поселившись вместе с Гоголем в Риме, Анненков помог ему в переписке первого тома «Мёртвых душ»; сопровождая Белинского в его поездке в Зальцбрунн, – становится свидетелем напряжённой работы критика над знаменитым «Письмом к Гоголю». Свои впечатления от знакомства с Европой Анненков отразил в «Письмах из-за границы», которые публиковались в журнале «Отечественные записки» (1841-1843 годы), и вышедших отдельным изданием «Путевых записках» (1844 год). Очерки Анненкова вызвали читательский интерес и были тепло встречены в демократических литературных кругах, Белинским, Герценым, Огарёвым и Грановским. Центральное место в очерках Анненкова занимали быт и нравы, политика и культура, история и современное состояние стран Европы. Он знакомит читателей с историей и архитектурой Венеции, Рима и Милана, рассказывает о научных достижениях Берлинского университета и Сорбонны, о жизни студентов и профессоров, о парижских театрах. Анненков изучает новую европейскую философию, знакомится с Марксом и Энгельсом, но по своим общественно-политическим взглядам остаётся либералом, сторонником европейского пути развития России. Позже Павел Васильевич опубликовал мемуары о литераторах и литературе конца царствования Николая I и начале правления Александра II, которые с огромным интересом читаются и сегодня.
О начале своей работы над составлением собрания сочинений Пушкина и биографией поэта Анненков вспоминал:
«В это время Ланская, по первому мужу Пушкина, делами которой по дружбе к семейству занимался брат Иван, пришла к мысли издать вновь сочинения Пушкина, имевшие только одно издание, 1837 года. Она обратилась ко мне за советом и прислала на дом к нам два сундука его бумаг. При первом взгляде на бумаги я увидал, какие сокровища ещё в них таятся, но мысль о принятии на себя труда издания мне тогда и в голову не приходила. Я только сообщил Ланской план, по которому, казалось мне, должно быть предпринято издание».
12 мая 1850 года Наталья Николаевна с дочерьми и сестрой Александрой отправлялась за рубеж для лечения и перед отъездом подписала с Иваном Васильевичем Анненковым соглашение о передаче прав на издание собрания сочинений Пушкина за 5 тысяч рублей серебром, что составляло приблизительно 17500 рублей ассигнациями. Одним из условий соглашения было включение в собрание сочинений биографии поэта.
Павел Васильевич так рассказывал о начале своей работы над собранием сочинений Пушкина:
«Между тем брат Иван привёз с собой в Москву известие, что дело издания Пушкина он порешил окончательно с Ланской, заключив с нею и формальное условие по этому поводу. Но издание, разумеется, очутилось на моих руках. Страх и сомнения в удаче обширного предприятия, на которое требовалось, кроме нравственных сил, и большие денежные затраты, не покидал меня и в то время, когда уже, по разнесшейся вести о нём, я через Гоголя познакомился с Погодиным, а через Погодина с Бертеневым (П.Ив.), Нащокиным и другими лицами, имевшими биографические сведения о поэте. Вместе с тем я принялся за перечитку журналов 1817-1825 годов».
Анненков решил переговорить со всеми ещё живущими друзьями и знакомыми Пушкина, собрать все возможные и доступные к этому времени воспоминания о поэте. Ему в этом помогали многие литераторы и библиофилы. Материал, который попал в руки Анненкову, был уникален, но многое он узнал о Пушкине в процессе работы. Известный библиофил Григорий Геннади писал в письме другому собирателю книг С.Д. Полторацкому из Петербурга в Москву 2 марта 1853 года:
«У меня на днях были Анненковы, издатели Пушкина. Кое-что им сообщил, между прочим сведения о 12 различных печатных портретах Пушкина. Вообразите, что они не читали статьи его отца в приложении к „Отечественным Запискам“, не видели „Одесского альманаха“, где рисунок его дома!»
Анненков начал работать над собранием сочинений Пушкина и составлять биографию поэта в самые тяжёлые и глухие годы царствования Николая I, наступившие после революционных событий 1848 года в Европе, – мрачное семилетие, так называли конец николаевского царствования в российской истории. Анненков позже в своих мемуарах так писал об этом времени:
«Трудно себе представить, как тогда жили люди. Люди жили, словно притаившись. На улицах и повсюду царствовала полиция, официальная и просто любительская, да аппетиты к грабежу, нажитку, обогащению себя через государство и службу, развились до неимоверности. Они даже поощрялись. Что происходило под личиной добрых правил, беспорочного прохождения карьеры, начальнического достоинства! Никакое предприятие не могло состояться без приглашения в даровые участники вельмож времени, какого характера оно бы ни было, с ними могли надеяться на успех. Они высасывали свою долю из откупов, из тяжб по наследству, из государственных имуществ. Грабительство казны и особенно солдат и всего военного снаряда приняло к концу царствования римские размеры.
Молчание гробовое царствовало над всем этим миром преступлений, и, разумеется, на высших ступенях силились укрепить это молчание на веки вечные. И тогда уже мыслящим людям было очевидно, что при первом политическом толчке вся эта мерзость запустения, прикрытая ложным величием, блеском и лигитимизмом, обнаружится и раскроет всю беспомощность молодого, здорового, но грабимого, отупляемого государства; однако ж никто не предвидел, что толчок явится так скоро и что итоги забывшемуся всесилию и насилию будут подведены еще на наших глазах».
Опасаясь репрессий, которые, как ожидалось, предпримет правительство против демократических журналов и журналистов, Анненков уехал из Петербурга в своё поместье, где начал работать над биографией Пушкина. Трудно шла работа Анненкова над описанием последних лет жизни Пушкина. Соглашение между семьёй Пушкина и братом Анненкова Иваном Васильевичем, его отношения с П.П. Ланским связывало биографа и накладывало на него дополнительные нравственные обязательства. Была жива сама Наталья Николаевна Ланская, и Анненков не мог в биографии хотя бы кратко коснуться семейной драмы поэта, истории взаимоотношений его с Дантесом и Геккерном и вообще всех обстоятельств, которые привели к последней дуэли Пушкина. Запретными оставались и темы недоброжелательных отношений высших царских чиновников Воронцова, Уварова, Бенкендорфа к Пушкину, как и все бесчисленные унижения и уколы самолюбия, которые мучили Пушкина в последние годы жизни.
В письме И.С. Тургеневу Анненков так писал о своих затруднениях:
«Третий месяц живу один-одинёшенек в деревне и засел на 1836-1837 годах биографии Пушкина. Решительно недоумеваю, что делать! Он в столице, он женат, он уважаем – и потому вдруг он убит. Сказать нечего, а сказать следовало бы, да ничего в голову не лезет. И так, и сяк обходишь, а все в результате выходит одно: издавал Современник и участвовал в Библиотеке. Из чего хлопотать и в трубы трубить? Совестно делается. Бессилие свое и недостаток лучшего писательского качества – изложения твёрдого и скромного вместе, чтобы всем легко было читать, – видишь как 5 пальцев. Надаёшь себе нравственных плюх и сядешь опять за ткацкий станок. Какая же это биография?» (письмо от 12 октября 1852 года).
Оставалось как-то смять не поддающиеся описанию события жизни Пушкина или вообще обойти их молчанием. Тургенев так и советовал Анненкову:
«Я понимаю, как Вам должно быть тяжело так дописывать биографию Пушкина – но что делать, истинная биография исторического человека у нас ёще не скоро возможна, не говоря уже с точки зрения цензуры, но даже с точки зрения так называемых приличий. Я бы на вашем месте кончил её ex abrupto (без предварительной подготовки) – поместил бы, пожалуй, рассказ Жуковского о смерти Пушкина – и только. Лучше отбить статуе ноги, – чем сделать крошечные, не по росту» (письмо от 28 октября 1852 года).
Посвятив событиям 1836-1837 годов несколько беглых страниц, Анненков включил в приложения очерк «Последние минуты Пушкина, описанные В.А. Жуковским в 1837 г.», ранее уже напечатанные в посмертном собрании сочинений, и «Выписку из биографии Пушкина», составленную историком Д.Н. Бандыш-Каменским из его «Словаря знаменитых россиян».
Уже в процессе работы над собранием сочинений Пушкина Анненков встречал одобрение литераторов и журналистов Петербурга. Иван Александрович Гончаров, автор «Обломова», писал в декабре 1853 года М.А. Языкову:
«И Павлу Васильевичу Анненкову кланяйтесь: так он издаёт Пушкина! Как я рад, я, жаркий и неизменный поклонник Александра Сергеевича. Он с детства был моим идолом и только он один. Я было навязывался на подарок экземпляра, да Павел Васильевич, уклончивый вообще, в этом случае уклонился с особенным старанием».
Если бы Павел Васильевич знал, как будут развиваться события в дальнейшем, он бы с радостью презентовал экземпляр собрания сочинений Пушкина известному писателю Гончарову.
Но хлопоты с цензурой, которые предстояли Анненкову, были не легче чем изнурительная работа над биографией поэта и собранием сочинений. Передавая в августе и сентябре 1854 года материалы в цезуру, Анненков писал в сопроводительной записке на имя Министра народного просвещения А.С. Норова:
«Опека над детьми Пушкина передала своё право на издание ему, Анненкову, с условием непосредственного наблюдения за сим изданием, и поручила ему же, для полноты издания и предупреждения опытов биографии А.С. Пушкина, какие уже показывались в журналах, заключая не совсем верные показания, – составить такую биографию. Он, Анненков исполнил это, обращая преимущественное внимание на литературную деятельность покойного; черты же из его жизни сообщены составителю родственниками и близкими людьми поэта, как-то: братом Львом Сергеевичем Пушкиным, сестрою – Ольгою Сергеевною Павлищевою, Н.Н. Ланскою и проч. Г. Анненков присовокупил, что цель биографии также заключается в том, чтоб указать примерное религиозное и нравственное направление Пушкина во второй половине его жизни».
Цензура представленных рукописей была поручена А.И.Фрейгангу, – цензору придирчивому и мнительному, осторожность которого была известна всем литераторам. Несколько месяцев длилась борьба Анненкова за каждое новое произведение, за каждую вновь восстановленную строку Пушкина. Наконец-то, 7 октября 1854 года по представлению министра Норова император разрешил печатание собрания сочинений под редакцией П.В. Анненкова: «Согласен, но в точности исполнить, не дозволяя отнюдь неуместных замечаний или прибавок редактора».
Изданное Анненковым собрание сочинений Пушкина в 6 томах «с приложением материалов для биографии, портретом, снимками с его почерка, его рисунками и проч.» было положительно встречено демократической печатью. Развёрнутые статьи об издании появились в «Современнике», «Журнале Министерства народного просвещения» и «Санкт-Петербургских ведомостях», положительно отозвались о работе Анненкова друзья и знакомые Пушкина – П.А. Плетнёв, С.А. Соболевский, М.П. Погодин и И.И. Пущин.
Но благоприятное впечатление, которое произвело новое издание на литературную общественность России, было обусловлено не только материалами для биографии поэта, как скромно назвал первый том Анненков, и новыми произведениями Пушкина, включённых в издание, но и тщательностью сверки текста, при минимуме ошибок и опечаток, правильным расположением произведений в хронологическом порядке и публикацией развёрнутого текста комментариев к ним составителя. Фактически Анненков выпустил первое научное собрание сочинений А.С. Пушкина.
Воспользовавшись некоторыми послаблениями в цензуре, которые литераторы почувствовали в новое царствование Александра II, Павел Васильевич решил в 1857 году выпустить дополнительный, 7 том, к собранию сочинений Пушкина, в него составитель включил все произведения, которые не удалось провести через цензуру в 1855 году.
Рукопись дополнительного тома поступила в цензуру в ноябре 1857 года. С 19 февраля 1856 года Иван Александрович Гончаров начал служить цензором в Санкт-Петербургском цензурном комитете, и ему было поручено провести цензуру дополнительного тома. Вот тут и вспомнил Павел Васильевич о том, что три года назад он уклончиво реагировал на просьбу Гончарова подарить ему экземпляр собрания сочинений.
Гончаров подготовил доклад для Санкт-Петербургского цензурного комитета, в котором предложил внести изменения в отдельные произведения Пушкина, включённые в рукопись дополнительного тома. Гончаров предлагал исключить некоторые строки и отрывки из «Моей родословной», «На выздоровление Ликулла», «Стансы», послания «Князю Г.», «Послание к Аристарху» и статьи «Александр Радищев». Из предложения Гончарова видно, что цензор снова возвратился к проблемам, с которыми сталкивалась редакция первого посмертного издания собрания сочинений, как будто и не прошло двадцати лет и ничего не изменилось в политической жизни страны. Цензурный комитет принял точку зрения цензора и многие произведения Пушкина были опубликованы с существенными сокращениями.
(окончание следует)