День Победы

Моя эвакуация

Об эвакуации в целом известно многое через литературу и кинофильмы, далеко не всегда объективные. Официальных сведений о количестве эвакуированных и местах их временного проживания я не встречала. Для каждой семьи эвакуация была спасением, но одновременно стрессом, а иногда и трагедией. Воспоминания детей войны создали бы мозаичную картину спасения, к сожалению, незначительной части советского еврейства.

Моя семья жила в Одессе и оттуда эвакуировалась морем на последнем пароходе перед сдачей Одессы. Талоны на пароход выдавались только тем, у кого в семье были мужчины в действующей армии. Оставшиеся евреи (а это многие десятки тысяч, ведь они составляли треть этого большого города) оказались среди тех, кто открыл зловещий счет Холокоста в Украине.

Вскорости после сдачи города тысячи евреев были согнаны в пороховые склады и взорваны, остальные были собраны в нескольких гетто в близлежащих районах. По крайней мере, часть одесских евреев могла бы спастись, эвакуировавшись сразу после начала войны, Одессу сдали 16 октября.

Но тут с «умными» одесскими евреями сыграла злую шутку знаменитая советская пропаганда. О размахе нацистских антисемитских акций в Европе в газетах и радио не было никаких сведений, «вражеских» голосов не было, «железный занавес» особенно уплотнился после заключения пресловутого пакта Молотова – Риббентропа. Кстати, Риббентроп был осужден Нюрнбергским трибуналом, а Молотов умер в своей постели. Высоколобые интеллектуалы не верили в зверства немцев и считали, что немцы евреев не тронут. Эти взгляды активно разделял мамин младший брат, который погиб с семьей в пороховых складах.

Итак, отплыли из Одессы по заветному талону моя мама, дедушка, я, пяти лет, и брат, двух лет. По дороге нас бомбили, это было особенно страшно ввиду того, что предыдущий пароход «Ленин» был потоплен. Говорили, что он шел под флагом «Красного креста».

В Новороссийске мы пересели на поезд, который шел на восток. Но в пути дедушка очень простудился, высокая температура была признана людьми в теплушке за тиф, и нас выгнали из вагона. Мы оказались в маленьком хуторе в Сталинградской области. Была надежда, что голод нам не грозит, но слабосильный колхоз, в котором работала мама, всю свою немудреную продукцию отправлял для фронта, для победы. Карточек эвакуированным в колхозе не выдавали, выменять продукты было очень непросто: коллективизация не обошла этот тоскливый уголок. «Понаехали» – звучало уже тогда. Добротные немецкие усадьбы со скотом были разрушены, горькая судьба их обитателей известна. Там я впервые узнала, что мы – евреи, которые распяли Христа, угрозы в наш адрес были постоянным фоном жизни.

Вернулись мы в Одессу в числе первых 23 июля 1944 г. Вскоре к нам присоединился отец, комиссованный по ранению, инвалид 1-ой группы. Проболев до 1958 года (а нужные лекарство были?), отец умер, оставив семью на крохотной пенсии.

По приезду мама принялась бегать (трамваи не ходили) по полупустому городу в поисках младшего брата. Никаких официальных сведений о судьбах евреев в оккупации не было, а страшные слухи деморализовывали людей. На нашу долю – рано вернувшихся из эвакуации – достались и отголоски Ясско-Кишиневской операции. По ночам багровое зарево и отдаленная канонада приводила людей в безграничный ужас. Моя семья проводила ночи во дворе в ожидании бомбежки: у многолетнего страха глаза велики!

Моя семья относительно легко вселилась в свою квартиру, а старшая сестра моей матери добилась вселения в свою квартиру через суд и за взятку, и это несмотря на указ о возврате квартир эвакуированным...

После возвращения в родной город полуголодное существование длилось еще несколько лет, хотя карточки очень поддерживали.

И без того малопродуктивные колхозы войной и оккупацией были окончательно разорены,    мужчин в них почти не осталось. По указанию сверху они выращивали, в основном, зерно, которое уходило в центр. Люди по карточкам получали хлеб из кукурузной муки, есть его было испытанием...

Прекрасные фрукты и овощи до войны поставляли в город немецкие села Грос-Либенталь, Люстдорф и др. Эти села были разрушены, их жители депортированы. Я не помню в школе и в университете ни одного ученика и студента-немца. Даже названия этих сел были заменены русскими. Да, не только евреи были «любимыми» детьми тоталитарного режима!

Яркой иллюстрацией «сытного» детства является фото моего класса в начальной школе. В заморышах с грустным взглядом с трудом можно узнать меня и остальных учениц.

Не парадокс ли, что эти полуголодные дети войны дали мощнейший всплеск интеллекта, многие из них достигли больших высот в науке. Они были евреями и диссидентами и были выдавлены за рубеж разными способами. Впрочем, это оказалось к лучшему: ныне эти дорогие друзья юности являются маститыми профессорами в США, Израиле, Канаде.

Хочу добавить еще пару слов (две копейки – как говорили в Одессе). Значительный вклад в героическую оборону Одессы внес секретарь горкома партии мой однофамилец Гуревич. Под его руководством на бывшей окраине города в кратчайший срок руками женщин и подростков был построен военный аэродром.

О, память сердца! Ты сильней рассудка памяти холодной.

Лора Гуревич