Судьба художника

Отшельник океана

К 110-летию со дня смерти Поля Гогена

Когда я брожу побережьем у моря

И слышу волны набегающей шепот,

Я вновь вспоминаю ушедшие годы

И милых друзей, вместе с ними ушедших.

Японская песня (пер. автора).

Последние два года жизни Гогена на небольшом острове Хива-Оа из группы Маркизских островов, куда он перебрался с Таити, были для него самыми трудными. И хотя он получил из Парижа гонорар за проданные картины, построил на эти деньги дом и взял в жены четырнадцатилетнюю девушку, Гоген не находил себе покоя. Попытка самоубийства, случившаяся пять лет назад после получения известия о смерти любимой дочери, окончательно подорвала его здоровье. Жив-то он остался, но сильный яд сделал свое дело: помимо постоянно мучивших его болей в желудке Гоген почувствовал, что с каждым днем все хуже становится зрение. Если раньше он изредка носил очки, смешные, круглые, делавшие его похожим на аптекаря, то теперь они не помогали, оттого он рисовал мало, больше занимался скульптурой и керамикой. Зато стал чаще выходить на прогулки, шел неспешно берегом моря или садился в самодельное кресло, стоявшее на возвышении, предаваясь воспоминаниям. Где-то в Европе остались жена и дети, немногочисленные друзья: безумного и буйного Ван Гога он похоронил, Ренуар и Моне отступились от него, остался только Дега, поддерживавший его покупкой картин, да верный Писсарро, единственный, кто по-настоящему верил в него и постоянно подбадривал. Никого из них не было рядом, Европа вообще была немыслимо далеко, ему теперь ближе была Южная Америка со сказочной страной Перу, где он провел детство.

Испытав на себе нищету последних лет, Гоген с большим удовольствием вспоминал детские годы. Мальчик буквально купался в роскоши, жил как настоящий наследный перуанский принц, среди многочисленных слуг, заполнявших громадный дом. Дом принадлежал брату его прадеда, оба они: и прадед, и его брат принадлежали к старинному испанскому роду де Тристан Москосо, представители которого давно переехали в американские колонии и смешали свою кровь с кровью индейской – вот откуда взялся этот орлиный гогеновский профиль. Прадед принимал участие в войне за независимость, дружил с Симоном Боливаром, добился избрания своего сына президентом страны и сам стал жить на широкую ногу. В таком доме жил маленький Поль Гоген, а на улице его окружала шумная и пестрая южноамериканская жизнь, кругом пальмы и магнолии, яркие птицы, диковинные ламы. Он не знал снега и не видел дождей – в столице Перу, Лиме, их практически не бывает. Смуглолицые мужчины и женщины в цветистых одеждах, с индейскими чертами лица были для него привычными, окружали его с младенчества. Именно эти детские впечатления потом, когда он стал художником, легли в основу его ярких полотен, непривычных европейскому взгляду. Почти до семи лет, до возвращения с матерью во Францию, он говорил только по-испански, играл с испанскими детьми, у него были испанцы-воспитатели.

Сам же малыш был французом по рождению, из совсем небогатой семьи. Отец-француз, полуфранцуженка-полуиспанка мама. Но он пошел не в мать, а в бабку Флору Тристан, дочь испанского полковника де Тристана Москосо. Это она стала одной из основательниц феминистского движения и моталась по всей Европе, организовывая демонстрации и профсоюзы и защищая права рабочих. Они и памятник ей поставили за свой счет на кладбище в Бордо, где неистовая Флора нашла последний приют, буквально сгорев в 41 год в пламени революционной борьбы. Именно от бабки-испанки Гогену передался ее неукротимый нрав.

Он и родился в бурное время, 7 июня 1848 года, когда в Париже разразилась очередная революция, свергли короля Луи-Филиппа и провозгласили Республику. Его отец, работавший редактором радикальной газеты, опасаясь репрессий, уехал с семьей из Парижа в Перу, но в пути умер, так маленький Поль оказался с матерью в перуанском дворце родственников. Когда в связи с наследственными делами они возвратились во Францию, в Орлеан, Поль вспоминал далекую экзотическую страну, как сказку – на родине их ждала совсем другая жизнь. После яркого, красочного Перу жизнь в сером, бесцветном Орлеане была для впечатлительного мальчика сущей мукой, и он едва дождался семнадцати лет, чтобы наняться матросом и попасть в южные страны. Пролетели три года в плаваниях на «купце», потом еще три года службы в военно-морском флоте. Вкус к приключениям у Гогена притупился, тем более что во время последнего плавания умерла его мать, и нужно было заново устраивать свою жизнь.

Ему повезло, давнишний друг семьи, банкир Ароса, тоже выходец из Перу, устроил Гогена на «приличное» место в банк. Он быстро сделал карьеру, женился и зажил жизнью богатого буржуа. Благодаря тому же Аросе, собравшему в своем доме большую коллекцию картин, Гоген приобщился к искусству, сам увлекся рисованием, познакомился с импрессионистами и в 1879 году впервые принял участие в их выставке. Нового художника заметила критика, его имя получило известность, картины хорошо покупались. Потерявший голову от успеха тридцатипятилетний Гоген, отец большого семейства и успешный банкир, вдруг решил, что теперь сможет безбедно прожить, продавая свои картины. Он бросил доходную маклерскую работу в банке и полностью посвятил себя живописи.

На первых порах ему сопутствовал успех. Однако разразившийся кризис резко уменьшил спрос на картины, и Гоген, истратив почти все свои сбережения, переехал в небольшой нормандский городок Руан, где прожить было дешевле. Переезд ничего не изменил, дела не улучшались. Жена настояла на переезде к родственникам в Копенгаген (она была датчанкой) – те, дескать, не оставят их в беде. Но и этот переезд не улучшил положения. Тогда Гоген бросил свою большую семью (в расчете на то, что ее не оставят их датские родственники), а по сути, на произвол судьбы, и, взяв с собой одного из сыновей, уехал в Париж. Возможно, он не хотел быть лишним ртом для родственников, может быть, рассчитывал помочь семье, найдя работу в Париже, этот его шаг трудно понять – с семьей он расстался навсегда. Этот год был для Гогена очень тяжелым: без гроша в кармане, оставляя в нетопленой комнате замерзающего, больного и полуголодного ребенка, Гоген брался за любую работу, он, художник, расклеивал афиши для железнодорожного товарищества, лишь бы прокормить себя и сына. И вместе с тем он не только продолжал рисовать, но и принял участие в последней совместной выставке импрессионистов в Париже.

Пытаясь как-то выжить, Гоген опять переехал в Бретань, излюбленное место французских художников, где нашел не только дешевый ночлег и пропитание, но и признание местной богемы. Однако его материальное положение оставалось крайне тяжелым, и он решил податься на заработки в Панаму. «Париж, – писал Гоген – это что пустыня для бедных, я еду в Панаму, чтобы пожить там туземцем и обрести новые силы».

Он устроился простым рабочим на грандиозной стройке Панамского канала, но долго махать лопатой ему не пришлось: Гоген заболел лихорадкой и, ничего не заработав, вернулся во Францию, в полюбившуюся ему Бретань. Именно этот «бретонский» период творчески оказался наиболее важным в жизни Гогена. В свои сорок лет он, наконец, нашел собственный неповторимый стиль. Но его личная жизнь потерпела крах, отъезд в Панаму окончательно порвал его связь с семьей. Он никогда больше не видел ни жены, ни детей. Страсть к живописи, тяга к приключениям и ничем не обремененной жизни с беспробудными пьянками убили в нем мужа и отца. Он остался один-одинешенек на белом свете.

Сидя в своем кресле на Хива Оа, Гоген вспоминал, как он обрадовался приглашению Ван Гога приехать к тому на юг Франции в Арли, где наивный Ван Гог задумал создать коммуну для художников. Там Гоген почувствовал себя легко, много писал, но вскоре всё закончилось безобразной ссорой, в результате которой разбушевавшийся Ван-Гог вначале стал грозить гостю, а потом, распалясь, отхватил себе ухо и оказался в больнице – у него случился тяжелый приступ шизофрении.

Гоген вернулся в Париж и стал собираться к отъезду на Таити, который произвел на него неизгладимое впечатление еще во время первого посещения, когда он плавал матросом на паруснике. «Таитянский период» оказался для него наиболее плодотворным. Затерянный в бескрайних просторах южной части Тихого океана, остров Таити удивительно красив: два потухших вулкана, соединенные узким перешейком, своими очертаниями напоминают вечнозеленую восьмерку. Песчаный берег с черным и темно-коричневым песком, светло-зеленые лагуны, меняющие свой цвет в зависимости от глубины от более темного цвета к цвету небесной лазури, белое пенистое кружево опоясывающих остров коралловых рифов и сказочный силуэт соседнего маленького острова, то зеленый, то черный, то пурпурный и огненно-красный во время заката. Такие краски не могли не вдохнуть в художника новые творческие силы.

Он написал на Таити более 50 картин – лучшие свои картины, в том числе свою самую большую, около четырех метров в длину, с глубоким философским смыслом «Откуда мы? Кто мы? Куда идем?», ныне хранящуюся в Музее изящных искусств в Бостоне. Но деньги таяли, его надежды на королевские заказы не оправдались – буквально за день до назначенной Гогену аудиенции местный повелитель, страдавший алкоголизмом, скоропостижно умер. Художник с трудом устроился на мизерную зарплату чертежником во французскую администрацию, жил впроголодь. Через два года он умолил правительство помочь ему вернуться на родину.

Таитянская серия картин принесла Гогену новый успех. Он снова оказался в центре внимания, но покупали картины неохотно. Выручило получение маленького наследства, за счет которого Гоген оборудовал собственную мастерскую и снова приступил к работе. Всё испортила его новая подружка, молоденькая мулатка Анна, из-за которой он однажды подрался с матросами. Ему «хорошенько намяли бока», а пока он лежал в больнице со сломанными пальцами, Анна вернулась в Париж, «обчистила» мастерскую и скрылась, прихватив последние написанные им картины.

Начинать заново жизнь в Париже Гоген не захотел и решил поселиться отшельником на Таити, на сей раз навсегда. Но и там его жизнь лучше не стала, обострились старые болезни, на лечение которых не было средств, здоровье резко ухудшилось, и в совершенно подавленном состоянии он попытался лишить себя жизни.

Выжил. Рисование уже не приносило ему прежнего удовлетворения, Гогена захватило новое увлечение – борьба за справедливость. Не скрывая отвращения к колониальной системе, он пишет язвительные статьи в местной газете о пагубном влиянии колониализма на туземцев, чем вызывает недовольство французской администрации. Туземцы же относились к Гогену с большой любовью, ласково называли Коке. Распри с администрацией дошли до того, что Гогена присудили к тюремному заключению за клевету. Но тюремный мрак ему был уже не страшен, он ослеп полностью – для художника не может быть страшнее трагедии.

8 мая 1903 г. великий художник скончался от сердечного приступа, не дожив всего лишь месяц до 55 лет. Можно не быть его поклонником, можно не принимать образ жизни Гогена – не нам его судить, тем более так, как это позволил себе местный епископ, написавший на его смерть безжалостный некролог: «Единственным достойным упоминания событием, которое здесь произошло – это неожиданная смерть достойной презрения личности по имени Гоген, художника большого дарования, но врага Бога».

Чтобы погасить долги, имущество Гогена по дешевке продали с молотка, за последнюю картину дали всего 7 франков. Уже через несколько лет за его картинами охотились художественные галереи всего мира, стоимость картин стала исчисляться десятками тысяч долларов, а теперь уже счет пошел на сотни тысяч. Некоторые из картин, написанных на Хива-Оа, не найдены до сего времени, как не известна судьба многих его работ по дереву – Гоген был искусный резчик. Зато нашлись его «туземные» дети: до середины 20 века были живы на Таити два его сына и на Маркизских островах дочь от последней жены. Рядом с остатками дома художника на Маркизских островах в колодце нашли четыре зуба, принадлежавшие якобы Гогену, много бутылок из-под спиртного, шприцы со следами морфина и остатки краски.

Местные власти в 2003 году, к столетию художника, построили точную копию его прежнего дома, устроили в нем Мемориальный музей Гогена и все находки передали туда. Скромная могила художника-отшельника находится на далеком, малоизвестном острове Хива-Оа, а его картины украшают лучшие музеи мира.

Влияние Гогена на последующие поколения художников неоспоримо. В былые времена у охотников Сибири и Аляски существовал прекрасный обычай: уходя из встретившегося зимовья, оставь запас сухих дров и хоть пару сухарей для тех, кто придет туда после тебя, погреется у огня, сгрызет сухарь и отдохнет душой и телом (хорошо, если этот обычай сохранился и сейчас!). Таким нам представляется наследие Гогена – художник ушел от нас 110 лет назад, а нам оставил возможность обогреться у костра его ярко полыхающего творчества и поразмыслить: Откуда мы? Кто мы? Куда идем?

 Хива-Оа

Автор – культуролог, г. С-Петербург.