Литературная страница

... Я и сама не знаю, почему осталась в это воскресенье дома. Я могла бы договориться о встрече с Енсеном или, в крайнем случае, с Фликсом. Но одному Богу известно, почему у меня не было никакого аппетита к обществу Енсена. А Фликс? С Фликсом я была только прошлым воскресеньем в Грюнхайде, и этого было пока достаточно. Мои знакомые «близнецы» уже сидели на берегу Балтийского моря, а все остальные были в отпуске...

И как-то так получилось, что по пути домой из маленького китайского ресторана, где я пообедала, я вдруг решила наконец-то побыть сама с собой.

Было около двух, когда я выползла из метро на улицу. Я хотела купить утренний выпуск газеты, но киоск был закрыт. Нет так нет.

Теперь можно было бы как по программе рассказать: «На улицах лежала мёртвая тишина. Воскресенье! Дома спали, и магазины не работали». И так далее...

Можно было бы рассказать. Но это было бы чистое враньё.

Нет, на улице было вовсе не по-воскресному. Люди мчались по улице как в какой-нибудь обычный четверг. Лишь ветер был виной тому, что на углах что-то преувеличенно выло, или эти люди действительно спешат куда-то и по воскресеньям? Автобус номер двенадцать, важничая, грохотал по улицам, а трамвай под названием «Вестенд» прилежно и неуклюже тянулся за ним. Всё как обычно. Ну самое большее, что пара пассажиров на платформе держали в руках жалкие букетики цветов вместо каждодневных портфелей.

«Лучшее ванильное мороженое. Полузамороженное!» – предлагал пёстрый плакат на кафе-мороженом. Но лёгкие воскресные флажки фланирующих барышень с милыми соломенными шляпками были лишь подтасовкой фактов в этот вклинившийся в середину лета осенний день. Я чувствовала себя вполне уютно в моём сером байковом платье, так как имела уже достаточно опыта с барометром...

Так я стояла, слегка бренча ключами в кармане и не чувствуя вовсе никакого желания вернуться к самой себе. Можно, наверное, пройтись по кварталу, мимо полей – предложила я самой себе.

Мимо полей – как это прекрасно звучит! Что ж, пройдемся немного по полям.

Мимо русской кондитерской с довоенными плюшевыми портьерами, мимо салона мод «Ивона», не без беглого взгляда на платья малинового цвета, которые я никогда не смогу купить. По-воскресному дремлет «Дисконто-банк» с его капиталами и резервами, дежурно улыбаются манекены парикмахерских, хотя сегодня, в выходной, их никто к тому не обязывал. Ещё один смелый поворот у шоколадных автоматов справа на углу, ещё одна-две поперечные улицы налево, и я уже на природе. Насколько её пока хватает. Пара деревьев, остатки русла Шпрее, порция газона, кусочек неба и никаких заборов. Эти парки, в виде исключения, не предназначены для «защиты природы» от публики. Никаких парков, собственно, и нет. И никакой публики. Самое большее просто «люди». Нянечки из хороших домов, молодые люди в костюмах из журнала мод с дерзкими галстуками, воскресные любовные парочки рука об руку. Мамочки в очках с мотком пряжи в руках на скамейках и пожилые мужчины, которые хотят утолить их голод по лету и воздуху – ведь сейчас ещё июль.

И это называется разгар лета! Какое-то сумасшедшее время года. И если во вторник и среду будет столько-то градусов в тени и толстым шрифтом выделенная в вечерней газете «Жара в Америке», то к выходным, могу поспорить, придет «пониженное давление». Небо делает такую гримасу, которая любому отобьет охоту прогуливаться дальше. И если люди напротив выставляют себя в воскресном выходном платье и с шикарной панамой, то, могу поклясться, сейчас капнут первые капли дождя.

Дождь. Ну, конечно. Прекрасно подходит к воскресной программе.

Через опустевший район новостроек с до смешного маленькими домишками и мимо бургомистра из бронзы я потихоньку бреду домой.

Когда я вешаю на вешалку пальто, чтобы оно высохло, я начинаю интенсивно думать о рюмочке коньяку. В моей мрачной каморке я готовлю себе чай с коньяком. Ещё бы одно воскресное занятие, и счастье будет полным. Но его нет. На полке томится старый иллюстрированный журнал, однажды я вытащила его из-за одной важной пометки. Давнее дело. После того, как полностью решён вплоть до «обозначения одного из темпераментов» кроссворд, мне становится скучновато.

Никто не поёт во дворе. Даже «Армия спасения», хотя она здесь сегодня появлялась. Такая тишина в доме немного жутковата. Не тявкает собака, не шуршит граммофон. Даже воинственная девица не горланит из окна: «Ах нет, ах нет, ведь я ж сказала, что не целуюсь никогда...!»

Можно, конечно, почитать книжку или предпринять что-нибудь для самообразования. Можно бы и поработать, если быть в состоянии это сделать. Да, сегодня правда тихо.

Как я об этом всегда мечтала. Ну, моя маленькая пишущая машинка, поработаем? Ах нет, мы оставим тебя в покое с твоим черным клеёнчатым чехлом и воскресной тишиной. С работой сегодня не выйдет. И письмо в Эдинбург никогда не будет написано.

Как назойливо может быть воскресенье после полудня. По крайней мере кто-то должен позвонить в дверь, чтобы ты поняла, что ты вообще здесь. Для кого так долго гудит этот проклятый лифт, всё равно ко мне никто не идёт. И это противное, педантичное тиканье будильника, повешу его лучше на стену...

Хочу ли я, чтобы меня пригласили к себе бодренькие люди с регулярным ритмом дня и ясной программой жизни. Нет, лучше не надо...

Почему эта неделя снова смылась под струёй календаря? Или так должно быть? Или я транжирю время впустую, и счастье просто забыло оставить мне свою визитную карточку? Почему я должна ставить себе эти стёршиеся вопросы: «ты чувствуешь себя нехорошо в этих четырёх стенах» или, например, «ты просто выходишь из себя». Ах, чепуха... Завтра понедельник. Нет, пожалуйста, не надо. Сегодня воскресенье, так написано в календаре. И я спущусь на улицу, чтобы посмотреть, идёт ли ещё дождь.

На часах напротив, за телефонной будкой, ровно семь.

Или всё-таки позвонить Енсену?... Нет, не буду звонить. Можно уютно постоять перед афишной тумбой и сделать вид, будто читаешь: «Потеряны ключи» или «Хорошее пиво с хорошей музыкой». В магазинных витринах можно посмотреть товары, выставленные для распродажи. Напротив, в маленьком кинотеатре «Блоха», показывают старые немые фильмы с Гретой Гарбо времён, когда она ешё не стала «Гарбо». Я прохожу мимо объявлений «Главный фильм ещё не начался», «Весёлая сопровождающая программа» и мимо «жизни наших пернатых друзей» под рубрикой «Фильм культуры». Если станет совсем плохо, я суну в рот сразу две мятные конфетки. Ещё лучше спрятаться от дождя в кино: если потихоньку перебежать от образовательной кинопрограммы к Хари Пилю*, то получишь за семьдесят пфеннигов красный плюш и старый милый фильм...

И вот уже девять часов. КОНЕЦ – написано огромными буквами на экране, и я отпущена.

На улице темно, со всех сторон на меня смотрят ярко-раскалённые глаза машин – жалкие такси и аристократические восьмицилиндровые. Время воскресной прогулки. Двадцать один час... Меха, чёрный шёлк, ярко-белая замша и красные кукольные губки. Лакированные сумочки и дешёвые флажки с распродажи. Сплошные розо-шелковые ноги и тонкий запах «Шанели» или же грошового «Ландыша» из автомата в метро. Жизни, скроенные на заказ, а рядом дешёвые готовые платья. На самом верху, на крыше отеля, бежит световая реклама: «... а вечером в Скала**». Но меня это не интересует, я иду по кольцу Байернринг, а поскольку я вдруг чувствую голод, присаживаюсь у маленького буфета-автомата и беру селёдочный салат. В углу фотоавтомат – пожалуйста, восемь снимков всего за одну марку... Нет, лучше я полистаю журналы: «Спорт» или «Фильм», или «Мода», всё подряд вплоть до новостей туризма – у меня есть время. Салат мог бы быть поострее. Я беру ещё пару сигарет, плачỳ и выталкиваю себя наружу.

Влажно блестят тротуары. В маленькой лужице плавает отражённый молочный свет дуговых ламп. Из окна первого этажа похрипывает простуженный граммофон: «И ты меня потом обмани-и-и-шь, да тоже ты, и ты-ы-ы...». Воздух становится тяжёлым. Из парка доносится нежный запах липы и бузины, правда, может быть, это мне только кажется. Улица до блеска вымыта, из водосточных труб, постукивая, падают на асфальт капли дождя. Совершенно беспричинно из облаков выходит тусклая четверть луны и ползёт вверх до крыш домов.

Не могу отделаться от этой пары навязчивых тактов. Чёртова мелодия!

Ах, пойдём-ка мы в постель. Повернёмся на правый бок. Всё равно день пропал. Сегодня дождь, а завтра начнётся новая неделя.

Прошедшее в пустую воскресенье, – думаю я задрёмывая.

Перевод с немецкого и предисловие Бернхарда Хайльмана и Михаила Шнейдермана, Кельн

* Хари Пиль – знаменитый кинорежиссёр, автор приключенческих фильмов

** Скáла – популярная сеть кинотеатров