Поэзия
Илья ВОЙТОВЕЦКИЙ
Песни мусорщика
I
ПРОЛОГ – Задолго до
Обладаю я бесспорным плюсом:
всем давно известный ветеран,
выношу я добровольно мусор,
уходя из дома по утрам.
Я, конечно, не умалишённый
и отнюдь не юный пионер,
но меня и матери, и жёны
ставят мужикам своим в пример.
Повязав на бёдра чистый фартук,
вот уж сколько зим и сколько лет
мне жена готовит утром завтрак,
днём спешит подать на стол обед,
и, любовно на меня уставясь,
гладит по плечам и по бокам,
ну, чего там говорить – на зависть
всем на целом свете мужикам.
Я и старый, я и неказистый –
возраст мой давно не для любви,
в небе для меня звенят монисты,
а в душе гнездятся соловьи.
Я уверен, жизнь прожив большую
без тревог и без душевных ран:
дело в том, что мусор выношу я,
уходя из дома по утрам.
30 сентября 2012 года я закончил карьеру садовника. Мне исполнилось 75 лет, а в
этом возрасте работников изгоняют из райского сада.
Пришлось переквалифицироваться. Оказалось, что возраст 75 лет соответствует
требованиям службы очистки города, и меня приняли мусорщиком. 11 октября 2012
года я приступил к работе.
II
Я с ног валюсь, но всё ещё иду,
держу фасон, стараюсь не сутулиться.
Я, труженик, всё время на виду,
я от говна и грязи чищу улицы.
Проходит мимо самый разный люд –
порою праздный, а порой затурканный –
и смачно жвачку под ноги плюют
и засерают улицу окурками.
Смотрю я на скопленье лиц и морд.
Я их люблю, люблю до колик в печени!
Я гражданами собственными горд –
они меня работой обеспечили!
Мне за труды вручит хозяин чек,
пожмёт ладонь приветливо и молодо.
Он в принципе хороший человек,
он не даёт мне умереть от голода…
III
Не сказано слово резкое,
а грубое-то тем паче.
Я вовсе говном не брезгую,
поскольку оно собачье.
Собачка сидит и тужится,
прижавшись к забору задом,
и вот засверкала лужица
и скромная кучка рядом.
Собачка махнула хвостиком,
засеменила дальше,
и носиком вертит остреньким,
и взгляд у неё без фальши.
Я вслед ей гляжу рассеянно,
вздыхаю многоэтажно,
а что Александра Мойсеевна*
подумает,
мне неважно.
____________________________________
* Александра Мойсеевна – знакомая, её имя – синоним слова «ханжа».
IV
Чего гадать на картах,
загадывать:
«Метну!»
Надел я жёлтый фартук
и в руки взял метлу.
Я вычищаю баки
и мусор со двора,
и льнут ко мне собаки,
коты и детвора.
Меня терзают мухи
и донимает зной,
и норовят старухи
посплетничать со мной.
Но не веду я усом,
не поднимаю глаз.
Я убираю мусор,
мне, бабки, не до вас!
V
Сегодня такое туманное утро!
Я капельки влаги стираю со лба.
Деревья – как будто,
заборы – как будто,
и светит – как будто –
фонарь со столба.
Бреду я, и мне перемолвиться не с кем –
на сердце и грусть, и печаль, и тоска,
и кажется улица снимком нерезким,
и очень зернистость его высока.
И я понимаю, что мутный и сам я,
а губы выводят негромкую песнь,
и только ладоней ко лбу прикасанья
удостоверяют:
я – вот он,
азъ – есмь!
VI
Пописаю с утра для профилактики,
чтоб целый день из крана не текло,
порядок наведу в моей Галактике,
и станет в ней просторно и тепло.
Весь мой участок обеспечен урнами –
не так, как Марс, Юпитер и Сатурн,
я земляками окружён культурными,
да вот бросают мусор мимо урн.
Мне каждого счастливым сделать хочется,
я знаю сам, как человек раним,
а вот пришла бы Анка-пулемётчица,
и – очередь, и – очередь по ним!
VII
В моём кармане ни гроша нет
и в голове не мозг, а фарш,
но это вовсе не мешает
мне напевать весёлый марш.
Я собираю с маршем этим
тряпьё, дерьмо, клочки бумаг
и тихо улыбаюсь детям
и глажу кошек и собак.
Богатым стать не вижу шанса,
но у меня надёжный щит:
сейчас Второй концерт Сен-Санса
в моём мобильнике звучит…
VIII
И сплетница, и сводня,
уже почти сестра,
преподнесла сегодня
улыбку мне с утра.
Спросила:
– Как здоровье? –
добавив: – How do? –
и наведённой бровью
кивнула на ходу.
Я умотаюсь за день,
я буду глух и нем –
её улыбки ради.
– I am, madam, I am…
IX
Дышу свободно, без огня и жжения.
Над головою не витает плеть.
А я твержу таблицу умножения,
чтоб, чёрт возьми, совсем не отупеть.
Прекрасный день! –
Безоблачно и ясненько,
голубизна переполняет глаз.
А я напоминаю первоклассника:
от «ноль-на-ноль»
до «десять – десять раз».
Я жрец всего прекрасного и вечного –
Бетховен,
Гёте,
Рафаэль
и Лем.
Собачье отличить от человечьего
на цвет и запах –
тоже без проблем.
Дворы и баки вычистил сегодня я.
Иду, глазею на снующий люд.
А ускоренье – это производная
от скорости по времени.
Салют!..
X
Ничего не придумано нового.
Власть есть власть,
а народ есть народ.
Мне бессмертие не уготовано,
но подарен ещё поворот.
Жизнь была небогата подачками,
я нередко сбивался с пути.
А в конце приготовлена тачка мне
и метла.
И сказали:
– Мети!
Я совсем не ропщу на Всевышнего.
Он Творец наших судеб и мест.
Кто-то варит вареники с вишнями,
кто-то эти вареники ест.
Я свободно живу и раскованно,
не стыжусь ни поступков, ни дел.
Не грозит мне от жизни оскомина –
я не жадничал, не переел…
XI
Бежит дорога, не пылит дорога.
Что впереди, сума или тюрьма?
А вот жена мне говорит, что много
в последних виршах у меня дерьма.
– Прости, родной, ты смотришь однобоко…
– Прости, смердит от каждого листа…
– Прости, твоя фантазия убога…
– Прости, ты перегрелся и устал…
Всё может быть.
Я умотался за день.
«Быть иль не быть?» – лишь так стоит вопрос.
А под забором, блин, опять нагадил
какой-то очень некультурный пёс.
XII
Грустная песня печального мусорщика
Не сорите и не плюйте –
не останусь я в долгу.
Улица, фонарь, безлюдье
и аптека – на углу.
Я с судьбой играю в жмурки,
правда – чаще в поддавки:
подбираю я окурки,
подтираю я плевки.
Я орудую метлою
ежедневно шесть часов,
пропускаю слово злое,
запираясь на засов.
В пребыванье одиноком
средь шутов и средь шутих
я себя представлю Блоком,
сочиню хороший стих.
Я дитя иного века.
Повздыхаю у столба.
Улица,
фонарь,
аптека
и Судьба.
XIII
Воскресенье
Иду, не замечая вех,
и сочиняю вирши
и поднимаюсь вверх и вверх –
всё выше я, всё выше.
Я вижу дали – вест и ост,
и сфер небесных донья,
я головой касаюсь звёзд,
я их беру в ладони,
кружу в небесных кружевах
над полною луною
и вижу головы зевак,
любующихся мною.
У самой бездны на краю,
неистов и раскован,
я «Оду радости» пою,
как Людвиг ванн Бетховен.
Земля несётся, не тужа,
сквозь сонм вселенских кодов.
Вдруг кто-то бросил с этажа
мешок гнилых отходов.
И я теряю высоту
и, недостойный рая,
вновь убираю и мету,
мету и убираю.
XIV
Ночь 1002-ая
Не рыжий, не конопатый,
не карлик и не горбун,
я деньги гребу лопатой –
гребу себе и гребу.
Рассвет мне являет краски,
я знойным лучом томим.
Из старой арабской сказки
явился я в этот мир.
Под ближневосточным небом,
где жили Абрам и Лот,
питаюсь водой и хлебом,
а дальше – что Бог пошлёт.
Лопатою и метлою
снимаю за слоем слой.
А племя у нас незлое,
и наш Шахриар незлой,
и сам я не очень жаден –
не вылететь бы в трубу.
Гребу и гребу.
И за день
чего-нибудь нагребу.
ЭПИЛОГИ
XV
1 января 2013 года
Я старым стал, приземистым и сивым,
от прежнего едва осталась треть.
И жить мне, и работать не по силам,
по силам только лечь и умереть.
Встаю под утро, наполняю брюхо,
потом сгребаю палую листву.
В судьбе разруха и в душе разруха,
и непонятно, для чего живу.
Опустошаю от отходов баки –
всей жизни удивительный итог,
а в комнату вбежали две собаки
и обе тихо улеглись у ног.
Стою над ними, как немой солдатик,
домой пришедший с линии огня,
и понямаю:
не могу предать их,
они не смогут выжить без меня.
XVI
Разойдясь с начальником мнением о
нахождении экстремальных точек непрерывной функции методом приравнивания нулю
первой производной (теоремы Ролля и Лагранжа), мне пришлось покинуть должность
муниципального уборщика мусора. С седьмого января я пополнил ряды израильских
безработных.
Без сновидений, без поллюций,
прижав к подушке правый ус,
я сплю и не могу проснуться,
и кажется, что не проснусь.
Сплю с наслаждением, со вкусом,
во сне не шевельнув ногой.
Пусть Боря убирает мусор!
Нет, я не Боря, я другой...
2011 – 2013 гг.