Рассказывают фронтовики
Не терял надежды
Зайцева гора
18-летним
мальчишкой я попал на фронт. Меня призвали из города Новозыбков Брянской
области. Я только успел окончить 10 классов. В Барнауле (Алтайский край) окончил
школу связистов. Получил назначение радистом-телефонистом в 886 стрелковый полк
298 стрелковой дивизии.
В конце февраля 1942 г. нас отправили на Западный фронт под Калугу. Здесь и началась моя фронтовая биография.
... Между Минским и Варшавским шоссе есть высота – Зайцева гора. Там остановился фронт. Мы стояли в обороне.
Зима была очень суровая, снежная. Вскоре пришла весна. Распутица – все поплыло. А мы из Сибири в полушубках, валенках... В ледяной воде валенки намокают. А высушить их негде. Негде ни присесть, ни прилечь...
Возле наших позиций была какая-то деревня. По ней как каток прошел. Только трубы печные и погреба остались. Солдатам негде было обсушиться и обогреться.
Слышим из одного погреба человеческую речь. Мы туда прибились. Сбросил валенки. Достал из мешка ботинки, надел. Снял вшивую рубаху... А портянки сушил на себе. Ну, думаю, теперь ничего...
Солдат – живой человек. Ему надо было выживать. Чтобы выжить на войне, надо не терять самообладания. Это самое главное...
Мы, пехотинцы, выглядели как живые трупы. Неделями не мылись. Только и думали о еде. А ели всухомятку гороховый концентрат, гнилую конину... Регулярные обстрелы мешали подвозить питание. Немцы с горы хорошо видели все наши действия. Мы были для них живыми мишенями.
Когда стало теплее, разжигали костер и над огнем трусили вшей. Портянки стирали в лужах в воронках от снарядов. Из луж пили воду через портянки.
Убитых стаскивали в воронки от снарядов. Каждый солдат знал, что его ждет...
Сколько можно мучиться?! Я стал молиться. Хотел, чтобы меня убило. Сразу убило, как фронтового друга Гену, как командира роты...
Ведь это о нас потом говорили: «Эти мальчишки собой заслонили Москву».
... Мы вырыли окопы и только залегли в них, как поступила команда: зарывать окопы. Эти команды повторялись. Мы не могли понять, для чего это?..
Оказалось, командование приказало: любой ценой взять злополучную высоту. Вызвали шахтеров, чтобы прорыть туннель, заложить взрывчатку и взорвать гору. Поэтому мы имитировали оборонительные работы, чтобы отвлечь внимание противника.
«Катюша»
Это случилось под той же Зайцевой горой весной 1942 г. Мы сидим в окопах. Подходит артиллерист и просит: «Помогите мне. Я остался один. Надо немцам дать огоньку».
Это был командир расчета «Катюши». Во время бомбежки его люди погибли. Машина вышла из строя. Но сама реактивная установка уцелела. И снаряды остались.
Говорим: «Мы голодные. Есть хотим...». «У меня остались сухари, консервы. Берите...». Немцы ели по расписанию, а мы голодали.
Мы перекусили, ожили, стали подносить снаряды. А они длинные, около двух метров, и тяжелые.
«А теперь быстро уходите. Я сам проверю аккумуляторы», – сказал наш артиллерист. Двигатель машины работал. Аккумуляторы были заряжены.
У немцев распорядок был строгий: война войной, а обед по расписанию – в 12 часов. Солдат-артиллерист решил: «После обеда они выйдут из землянок, и мы их обстреляем».
«Катюша» дала залп: снаряды накрыли немецкие позиции. Он отомстил за смерть товарищей. Мы остались тоже довольны: дали немцам «прикурить».
Невзирая на постоянные бомбежки, артобстрелы в окопах, регулярно проводились политинформации, читка приказов. Политрук звал меня «сынок», поручал читать сталинские приказы.
... В конце марта 1942 г. осколок раздробил мне плечо. Политрук разорвал свою нательную рубаху и перевязал рану со словами: «Сынок, ты должен жить. Немедленно в медсанбат...».
Еле добрался до медсанбата. Прошел примерно 15 километров. Отморозил пальцы на ногах...
... А Зайцеву гору взорвали, когда я уже лечился в госпитале на Урале. Говорят, взрыв был такой силы, будто случилось землетрясение.
После госпиталя я попал в артиллерийский полк 254 стрелковой дивизии, Северо-Западный фронт, район озера Ильмень. В бою я, младший сержант-связист, корректировал огонь артиллерии. Когда погибал кто-то из орудийного расчета, становился подносчиком снарядов к нашей 122-мм гаубице.
Дивизия участвовала в Курской битве. Прошла по Украине. Форсировала Днепр, Днестр... Участвовала в Корсунь-Шевченковской операции, крупнейшей после Сталинградской...
В августе 1944 г. меня направили в танковое училище и в феврале 1945 г., как фронтовика, досрочно выпустили со званием младший лейтенант, командир экипажа танка.
Оказался на 2-м Белорусском фронте. Наш 5-й танковый полк 22-й механизированной дивизии форсировал Вислу и освобождал Варшаву.
Когда мы дрались в Померании и вели бои за Данциг, вместе с нами на броне был танковый десант. Целые отделения пехотинцев. Нас, танкистов, защищала броня, а десантников выживало мало. Это были штрафники, из бывших военнопленных.
... Кончилась война. Я служил командиром взвода в г. Бург под Магдебургом.
Один из сослуживцев показался мне знакомым. Спрашиваю: «Товарищ младший лейтенант, с какого вы года?» «С 1913». «Я с 1923. Почему вы младший лейтенант? Вам уже за 30. Мне 22 года, и я – старший лейтенант». Офицер ответил: «Я был в плену».
Он был командиром взвода десантников-штрафников. В боях за Померанский плацдарм прошел экзамен на выживание.
Спрашиваю: «Ваша фамилия Хоботов?». «Да». «У вас есть сестра Вера?». «Да». «Я с вашей сестрой учился». Оказалось, что мы оба из Новозыбкова. Город маленький. Все друг друга знали...
После демобилизации я написал к 10-летию Победы материал в местную газету «Семья Хоботовых может гордиться своим отцом».
К 50-летию Победы бывших военнопленных восстановили в правах. Александр Хоботов, к сожалению, до этого дня не дожил.
Нашу дивизию перебросили на Берлинское направление. 2 мая 1945 г. я расписался на рейхстаге. День Победы встретил в Берлине.
С 1945 по 1947 гг. служил в Группе советских войск в Германии. Мне довелось участвовать в секретных операциях, ныне рассекреченных. В районе Магдебурга мы демонтировали большие заводы. Оборудование вывозили в Советский Союз. Со школы я знал немецкий. Мне это помогало в работе и службе.
Американцы вывозили немецких специалистов и всю техническую документацию. Мы тоже вывозили нужных спецов-электронщиков. Отправляли в СССР в секретную зону.
От Магдебурга до Бреста своим ходом гнали трофейные автомобили. Демобилизованные солдаты вели машины до г. Каменца в Беловежской Пуще. Там их сдавали.
На память о войне мне остались награды – орден Отечественной войны II степени, медаль «За отвагу», «Участнику Отечественной войны» и другие. О пережитом я иногда рассказываю детям – дочке и сыну.
С 1998 г. наша семья живет в Нюрнберге.
Моя старшая дочь Анна получает российскую пенсию.
Сын Саша, электронщик, работает в немецкой фирме. Хорошо зарабатывает. Его жена Тамара, конструктор, трудится в американской фирме. Они купили трехкомнатную квартиру. Отдыхают ежегодно за границей.
В мае 2012 г. мы всей семьей отмечали радостное событие: внучка Инна (дочь Анны) родила двойню.
Я получаю российскую пенсию и президентскую надбавку РФ за фронтовые заслуги, а также немецкую пенсию, как инвалид войны.
В 2005 и 2010 гг. принимал участие в праздновании юбилея Победы в Берлине.
* * *
Федор Львович Корчемный находится в добром здравии. Живет один. Живо интересуется политикой, литературой, футболом. В городе у него много знакомых. Он посещает Seniorenclub «Дружба», пользуется авторитетом. Дети его не забывают. Все время помогают.
Пройдя суровый фронтовой путь, в свои преклонные годы он остался жизнелюбом и дружелюбным, общительным человеком.
3 ноября 2013 г. Ф.Л. Корчемному исполняется 90 лет.