Судьба Ходорковского и судьба режима

Компромисс или ультиматум: следователи Путина

Ну, наконец-то у нас начинаются настоящие политические дискуссии.

Я полагаю, что Гарри Кимович напрасно с таким жаром отверг предложение Михаила Борисовича об историческом компромиссе протестного (т.е. протореволюционного) движения с власть предержащими. Потому что, по моему мнению, отечественный политзэк №1 предлагал совсем не то, что отверг лидер российского радикального либерализма №1.

Есть такой жанр – исторический компромисс. Если революция сродни войне, то компромисс – перемирие. Отказывается сторона, пострадавшая от агрессии или оккупации, от борьбы за капитуляцию противника, от взыскания ущерба и контрибуций, от суда над военными преступниками. Прекращение огня, обмен пленными, отвод армий…

В 1989 году во время знаменитого польского Круглого стола появилась статья «Президент — ваш, премьер – наш». Вышедшая из подполья героическая «Солидарность» должна была согласиться на сохранение у власти ее жестокого гонителя – коммуниста генерала Ярузельского. А тот должен был поставить главой правительства кандидатуру, выдвинутую антикоммунистической оппозицией. Когда этот неформальный компромисс был реализован, премьером стал лидер либерального крыла «Солидарности» Тадеуш Мазовецкий, который пригласил в кабинет Лешека Бальцеровича – автора шокотерапии.

Через год лидер либерального крыла российской оппозиции мэр Москвы Гаврила Попов опубликовал в журнале «Огонек» (тогдашний эквивалент «Эха Москвы») статью о консерватизме. Суть статьи – если коммунистическая номенклатура без боя отдаст власть демократам, то она не только будет избавлена от люстрации и иных преследований (за реальные преступления, между прочим), но и сможет стать частью демократического правящего слоя – в качестве его консервативной фракции. Поскольку уже перед этим коммунистическая номенклатура освободила почти всех политзаключенных (заново посадили только членов комитета «Карабах» и Азербайджанского Народного Фронта, а арест Валерии Новодворской – за оскорбления президента Горбачева предстоял только в январе 1991), и, кроме того, обеспечивала свободные выборы, то единственным условием старой власти было – пустить к власти новую власть. Такой неписаный договор был, как выяснилось в августе 1991 года, значительной частью номенклатуры принят. Именно исходя из опыта событий 1990-91 годов надо понимать «компромисс Ходорковского».

Ходорковский прямо напоминает историю с южноафриканским политзэком №1 Нельсоном Манделой, явно отдавая себе отчет, что уже года три его самого иначе чем русским Манделой не называют. Но Мандела не заключал компромисса с расистами. Он заключил компромисс с либеральным крылом белых. А расисты ЮАР покинули. Согласившиеся встроиться в ситуацию правления чернокожего большинства сохранили очень важные и статусные посты, главное – под сенью ультрадемократической конституции – в ЮАР сохранился кастовый строй. Только теперь изгнанием бедняков из кварталов, очищаемых под застройку объектов мундиаля-2010, и расстрелом бастующих шахтеров занимаются черные полицейские. И неплохо справляются. А черное большинство, став «государствообразующей нацией», устраивает погромы гастарбайтерам из Лесото и Замбии.

Манделу прямо из тюремной камеры привели в главы государства именно под неписаные обязательства, что именно он не допустит радикализации ситуации по зимбабвийскому образцу. Еще можно вспомнить, как в ноябре 1918 года германских диссидентов – социал-демократов из антивоенного крыла привели в правительство прямо из тюрьмы Моабит. Под неписаное обязательство остановить немецкий большевизм и спасти, насколько можно, армию (т.е. офицерско-генеральский состав). Обязательство это было безукоризненно выполнено – немецкий большевизм был задушен руками, ну, не руками, перчатками на армейских руках немецкого «меньшевизма».

Ходорковский отлично знает, что в стране разворачивается новое поколение движения протеста, мечтающее «согнать жабу с трубы». Он сам постулирует неизбежность революции против путинизма, отлично зная, что в случае победы этой революции люстрация – это самое мягкое, что будет ждать нынешние элиты. И сам грубо намекает на Манделу: скоро, товарищи кремлевцы, все завалится, и только «Мандела», пересаженный из лагерного барака на один из командных государственных постов, гарантирует вам личную безопасность и даже сидение в президиумах оппозиционных тусовок (а не запятнавшим себя – места в госаппарате). Иначе в обстановке, когда Болотная перетекает в Бирюлево – кто еще вас спасет? Кому хватит для этого авторитета и харизмы? Именно в этом ключе и надо разбирать «компромисс Ходорковского» – готова ли оппозиция в обмен на бескровную сдачу ей части властных позиций не добиваться справедливости или нет?

Лозунг «воздаяние преступникам неминуемо» – заставляет преступников сражаться до последнего патрона. В то время как принцип даже лицемерного милосердия, выстраивания врагу «золотого моста» для бегства уже дважды – в 1991 и 1993 годах обеспечили Ельцину достаточно быструю победу. Поэтому, как и двадцать лет назад, делается попытка разыграть со старым режимом игру в доброго и злого полицейского – один оппозиционный лидер (тогда опальный следователь Тельман Гдлян) клянется, что отправит кремлевскую мафию за решетку, а другой – обещает сохранить и жизнь, и «нажитое непосильным трудом» – в обмен за мирную сдачу.

Смысл «компромисса Ходорковского» – как и в 1990-93 годах, устроить в правящей номенклатуре соревнование перебежчиков – первые, перешедшие «на сторону народа», получают многое, следующие – меньше, последние – обрекаются на участь «козлов отпущения».

Это компромисс не с Путиным, это компромисс с теми, кто «сольет Путина». Компромисс Гавриила Попова был компромиссом не с Михаилом Горбачевым, а с негласным боссом столичной партхозноменклатуры Юрием Лужковым, в критические часы 19 августа переведшего столичную систему власти на сторону Ельцина, это был компромисс не с министром обороны маршалом Язовым, а амбициозным командующим ВДВ генералом Грачевым, отказавшимся штурмовать Белый дом. Это – неформальное приглашение партии власти к расколу.

Парадокс в том, что чем больше радикалы будут «требовать крови», тем весомее будут «доводы» умеренных.

Я бы лично приветствовал вариант осени 1990 года – политзэки освобождены и участвуют в общественно-политической жизни. Доступ оппозиции к СМИ и относительно честные (вроде сентябрьских столичных) выборы – гарантированы, самые одиозные законы «заморожены», а партия власти имеет возможность, расколовшись, своим «умеренным» крылом войти в состав «умеренно-оппозиционного» блока.

Такое вот прекращение огня и отвод враждующих сторон. С четким обещанием – продолжение репрессий сделает люстрации и суды над высокопоставленными преступниками – неминуемыми.

Так КПСС за ГКЧП заплатила запретом. А могла, как намекал Попов, стать самой крупной и богатой в стране партией социал-демократического направления.

Но вернуться в ту же реку нельзя. Истеблишмент путинизма «компромисса Ходорковского» не примет и пройдет свой путь до конца. А мы станем свидетелями того, чего избежали 24 года назад – агонии ожесточенно сопротивляющегося режима. Но я могу и ошибиться. Все покажет постановление о «широкой» амнистии, которое сейчас готовится в Кремле. Встретят ли Ходорковский и Лебедев и «узники 6 мая», и «Арктическая тридцатка» Новый год в домашнем кругу, сможет ли Навальный стать депутатом Мосгордумы.

Или нет…

Вот тогда власть точно должна будет ждать «сухой гильотины» – люстрации. Это ведь не спор Ходорковского с Каспаровым – это выбор «подследственного Путина» – подписанное «чистосердечное» и чай с пастилой и пара казбечин от приветливого майора Ходорковского или – «уход в несознанку» и затрещина (чтобы сопливым носом в протокол) от сурового капитана Каспарова, а потом – в карцер.

Евгений Ихлов,