Житейские истории
Мой «Гараж»
Вы, наверное, помните фильм
Эльдара Рязанова «Гараж». Как боролись люди, чтобы получить заветное местечко в
кооперативном гараже, какие жаркие дебаты проходили на собрании пайщиков.
Вот и у меня случился такой «Гараж» при получении квартиры во времена СССР.
Я работала инженером в лаборатории качества
в Управлении строительства Вилейско-Минской водной системы Министерства
мелиорации и водного хозяйства БССР. Мы работали дружно, весело, вместе гуляли,
коллективно отмечали все праздники, выполняли и перевыполняли планы, бегали по
магазинам во время работы в поисках дефицита. Одним словом, всё было о’кей!
У меня родилась дочь (вторая), и мы встали в очередь на расширение жилья.
Очередь двигалась медленно, но верно. Правда, когда какому-нибудь рядовому
сотруднику приходила пора получать квартиру, то, как правило, это сопровождалось
большим скандалом. Почему-то, неведомо откуда, появлялись новые сотрудники с
«большими заслугами», которым начальство старалось дать эту квартиру вне
очереди. Разумеется, всё это не обходилось без слёз, жалоб, писем в вышестоящие
организации и пр. «мелочей»... Многим из этих людей я помогала.
…И вот наступил долгожданный момент: я стою в очереди первой! На одном из
профсоюзных собраний я твёрдо сказала: «Когда придёт моя квартира, ни один
человек со стороны её не получит». К этому времени начальство уже ополчилось на
меня и начало разворачивать психологическую атаку на «высоком уровне». Наш
главный инженер – Василий Кондратьевич Потребов, грамотный специалист, но
зоологический антисемит, принёс откуда-то так называемые «Протоколы сионских
мудрецов», которые ещё царская охранка использовала для разжигания
антисемитизма. Народ читал эти провокационные листки и находил, что я и есть
самая заядлая «сионистка», с которой нужно бороться... Когда антисемитская
травля достигла апогея, я записалась на приём в ЦК КП Белоруссии. Приём вёл 2-ой
секретарь ЦК Владимир Бровиков. Я пришла к нему на приём с большим письмом на 10
листах, где описала все «подвиги» нашей администрации. Мы беседовали два часа!
Во время моего рассказа Бровиков много смеялся, а потом заметил: «После такого
письма они вас будут преследовать». Я ответила, что не боюсь их, и нервы у меня
крепкие.
Он снял трубку и по правительственной связи позвонил нашему министру В. Павлючуку, который уже был в курсе событий. Министр тут же пообещал, что всё будет в полном порядке. Нервное напряжение сказалось на следующий день: я заболела...
Вскоре пришла разнарядка на получение квартиры. В моё отсутствие начальство развернуло лихорадочную деятельность. Оно созвало собрание, на котором было написано коллективное письмо в ЦК КПБ. В нём меня обвиняли в сионизме, плохой работе, недоброжелательном отношении к сотрудникам. Инициаторами письма были парторг Ларченкова и председатель месткома Бакевич – правая и левая руки главного инженера... Во время обсуждения этого письма (как мне потом рассказали) в зале стоял невообразимый шум. Из заднего ряда прозвучал робкий голос механика Коли: «Так у неё же нет ни одного выговора». Главный поднялся во весь свой огромный рост и рявкнул: «Нет, так будет».
Людей заставляли подписывать это письмо. Многие не хотели, но против воли начальства идти боялись. Две мои подруги подписывали письмо и плакали. Вечером они звонили мне, извинялись и говорили, что их заставили это сделать! Я утешала их и говорила: «Не волнуйтесь, всё равно квартиру я получу! Мне обещал сам Бровиков!»
Наутро злополучное письмо... исчезло из стола председателя месткома! Всё
управление было в шоке. Выкрали его две мои подруги! Они рвали его на мелкие
кусочки и запихивали в унитаз. Листов было много, бумага плотная, финская,
сливной бачок, как назло, не работал. Они запихивали обрывки письма палкой и
ведром носили воду из умывальника. Через полчаса «творческий труд» 40
сотрудников, подписавших письмо в ЦК КПБ, ушёл в канализацию.
Подруги от радости даже заплакали, обнялись и побежали по домам. Когда я вышла на работу, начальство тут же созвали собрание, на которое пригласили и представителя райкома партии, собрание устроили в рабочее время (что было категорически запрещено). Позвали и меня. Сотрудники явились все, как один, но я не пошла. За мной стали слать гонцов. Когда и после этого я не пошла, за мной лично пришёл представитель райкома. Он уговаривал меня, что нужно идти – это неуважение к коллективу, «и вообще, это пахнет сионизмом». Выслушав его тираду, я оторвалась от расчётов и сказала: «Иван Васильевич! Как вы можете допустить, чтобы 40 сотрудников просидели три часа на собрании в рабочее время, занимались провокацией и антисемитизмом?... Вот я сейчас позвоню товарищу Бровикову, и вы лишитесь своего тёплого рабочего места в райкоме!». Он выскочил из комнаты, как ошпаренный.
Моя лаборатория находилась напротив зала,
где проводилось собрание. Обстановка на собрании так накалилась, что в зале не
хватало воздуха, пришлось открыть двери, и я стала невольным свидетелем
происходившего. Зал гудел, работать я уже не могла. Обвинительные речи в мой
адрес прерывались аплодисментами. Собрание длилось три часа. Постановили:
устроить мне переаттестацию и выгнать с работы. Но квартиру забрать они не
смогли, т.к. не могли отменить решение 2-ого секретаря ЦК КПБ – это было не в их
силах...
Вскоре нашу организацию расформировали. Всем сотрудникам работа нашлась, а мне –
нет!
Была весна. Я шла по главному проспекту
Минска. По асфальту текли весёлые ручьи, светило солнышко, но на душе у меня
было пасмурно. Подойдя к Республиканскому Дворцу профсоюзов, я увидела огромный
щит, который сообщал, что сейчас здесь проходит встреча избирателей с
народными депутатами. Среди депутатов был очень популярный в Белоруссии
митрополит Белорусский – владыка Филарет, а также представитель нашего
Министерства В. Коростелёв.
Само Божье провидение подсказало мне зайти на это собрание. Зал был полон,
яблоку негде упасть. Когда выступал владыка Филарет (говорил он красиво и
образно), зал аплодировал ему стоя. Затем выступил Коростелев. Потом депутаты
отвечали на вопросы.
Я обратилась к Народному депутату Коростелёву с просьбой помочь мне найти
работу, так как антисемиты отняли её в отместку за полученную мной квартиру. Мы
договорились о встрече.
Работу я получила. Так ЦК КПБ...
и Божье провидение помогли мне победить, в данном случае, антисемитов, и
выручили меня.
Шляпка
Мы жили в маленьком городе, в микрорайоне, который связывала с центром города
одна трамвайная линия. Каждый день, не один раз, отправлялись мы в центр по
своим делам. Трамвайная остановка – это своего рода клуб встреч. Каждое новое
лицо на остановке вызывало интерес постоянных пассажиров. Таким новым для меня
лицом оказалась Ирена. Мы не раз ездили с ней в город, беседовали, иногда она
приглашала меня в гости. Оказалось, что, как говорят у нас на Украине, мы – «гарбузовы
родичи». В своё время я окончила транспортный институт в Днепропетровске, а
Ирена в другом украинском городе преподавала химию в филиале нашего института.
Шло время. Наша знакомая ушла на пенсию, её
сменила Екатерина Ивановна – молодая и красивая женщина, жена ответственного
партработника. Ирена и Екатерина Ивановна быстро нашли общий язык и дружески
общались. В тот приграничный город, где жила Ирена, часто привозили
контрабандные импортные товары. Однажды Ирена купила себе импортную розовую
шляпку, украшенную цветами. Счастью её не было границ. Правда, Ирена была
маленького роста, и большая шляпка ей не шла, но, как известно, когда женщине
нравится вещь, она охотно носит её, и это придаёт ей силы. Ирена носила эту
шляпку с радостью, и ей казалось, что она неотразима: все мужчины вокруг смотрят
на неё с восхищением. Шляпка действительно была великолепна: тончайший велюр
нежно-розового цвета, широкая розовая лента, опоясывавшая шляпку, оканчивалась
бантом. Цветы на ней были, как живые.
И вот в этой шляпке она отправилась с очередным отчётом к Екатерине Ивановне.
Когда та увидела её в этой шляпке, то онемела. Примерила её, нежно прикасаясь к
цветам и ленте, любовалась, расспрашивала о её стоимости и о
стране-изготовителе такой замечательной вещи.
В этой шляпке она просто преобразилась, стала похожа на волшебную фею. Казалось
– взмахнёт руками, как крыльями и улетит с этой шляпкой.
Сердце Ирены замирало от страха: она думала, что шляпка к ней больше не
вернётся. Женщина очень дорожила этой шляпкой. Ей так хотелось быть
неотразимой!.
Отчёт Ирены начальницу больше не интересовал. Она подписала его, не глядя. Но с
тех пор «чёрная кошка» пробежала между женщинами. Приезжая к Ирене с проверкой,
начальница придиралась к каждой мелочи, и жизнь Ирены превратилась в кошмар.
...Прошло время, молодость ушла. Наступила перестройка. Переосмыслив своё
прошлое, Ирена поняла, что беды на работе случились из-за этой розовой шляпки, и
все проблемы могли решиться очень просто, подари она эту шляпку Екатерине
Ивановне. Она оказалась самой большой «шляпой» в этой шляпной истории.
Вера ЕСАКОВА