Жизнь и судьба
Предтеча художественной антиутопии
К 130-летию со дня рождения Евгения Замятина
Если хотите увидеть картину будущего,
представьте себе сапог, наступающий на человеческое лицо.
Джордж Оруэлл
О том, что «благими намерениями вымощена дорога в ад», не раз свидетельствовала не только история с ее революциями, пытавшимися «осчастливить» все человечество, но и мировая литература. Переходя за грань реальности, используя фантастические мистификации и запредельную сатиру, художественное слово демонстрировало это порой не менее убедительно.
Так родился совершенно особый жанр литературного творчества – причудливая смесь фантастики и едкой политической сатиры (зачастую доходящей до гротеска), который получил название антиутопия.
Если авторы утопий, начиная от родоначальника этого литературного жанра Томаса Мора до Николая Чернышевского, фантастов Герберта Уэллса и Ивана Ефремова (список можно продолжать) свою задачу видели в том, чтобы, изображая общество будущего, указывать человеку путь к совершенству, то авторы антиутопий своими произведениями хотели предупредить мир об опасностях, которые ждут его на этом пути.
В советское время это был полудиссидентский жанр, и антиутопии либо печатались в эмигрантской печати, либо дожидались своего часа в самиздате.
Среди лучших антиутопий ХХ века – романы Дж.Оруэлла, О. Хаксли, Ф. Кафки, У. Голдинга, Р. Брэдбери, А. Платонова, братьев Стругацких, В. Войновича и других.
Зачинателем же этого творческого жанра по праву может считаться русский писатель Евгений Замятин. Именно его роман «Мы», написанный в 1920 году, стал первым произведением в череде европейских антиутопий, дав старт описанию того самого «дивного нового мира» (по О. Хаксли), который в едкой сатирической форме отразил один из самых извращенных сценариев человеческого миропорядка. Это произведение прямым образом повлияло на творчество указанных писателей, часть из которых вполне можно считать его последователями. Е.Замятин, без сомнения, породил роман «1984» и повесть «Скотный двор» Д. Оруэлла, «Исправительную колонию» Ф. Кафки и «Неукротимую планету» Г. Гариссона.
Евгений
Замятин.
Портрет работы Бориса Кустодиева, 1923 г.
Вхождение в революцию
Как состоявшийся писатель, Евгений Иванович Замятин (1.02.1884 – 10.03.1937) не сразу стал тем, кого по сегодняшней классификации можно причислить к основоположникам классической антиутопии.
Он родился 130 лет назад в городке Лебедянь Тамбовской губернии в семье небогатого дворянина. Товарищей ему в детстве заменили книги, которые он начал читать с четырех лет. После окончания с золотой медалью Воронежской гимназии, Е. Замятин поступает в 1902 году на кораблестроительный факультет Санкт-Петербургского политехнического института.
Учеба дает ему возможность повидать мир. Он побывал во многих приморских городах России, плавал на пароходе в Александрию, Константинополь, Бейрут, Яффу, Иерусалим.
В 1905 году в Одессе он становится свидетелем восстания на броненосце «Потемкин», после чего начинает симпатизировать большевикам. Вернувшись в Петербург, принимает участие в их революционных делах, за что арестовывается и проводит несколько месяцев в одиночной камере. Тем не менее, незадолго до революции его как специалиста-кораблестроителя направляют в командировку в Англию для участия в строительстве российских ледоколов на верфях Глазго, Ньюкасла, Сазерленда. Он становится одним из главных проектировщиков российского ледокола «Святой Александр Невский», позднее названного «Ленин». Впоследствии английские впечатления легли в основу как многочисленных очерков, так и его повестей, «Островитяне» (1917) и «Ловец человеков» (1921).
Литературный же дебют Замятина относится к 1908 году, когда написанная им и напечатанная в петербургском журнале «Заветы» повесть «Уездное» приносит ему настоящий успех. Она получила высокую оценку современников, в том числе писателей А. Ремизова, М. Пришвина, критика В. Полонского. Здесь впервые проявился его неподражаемый литературный стиль, о котором М. Горький впоследствии напишет: «Он хочет писать как европеец, изящно, остро, со скептической усмешкой…». А критик В. Полонский, характеризуя повесть, подчеркнет безжалостную правдивость автора, описавшего косную, застывшую провинциальную жизнь и ее обитателей.
За другую антивоенную повесть «На куличках» (1913 г.), героями которой являются не только дальневосточные солдаты, но и вся «загнанная на кулички Русь», Замятин был привлечен к суду, а номер журнала «Заветы», опубликовавший ее, был конфискован. По сути, она явилась ярко выраженной политической сатирой, которая впоследствии предопределит будущий стиль его романа-антиутопии.
После Октябрьской революции Е. Замятин становится одной из самых заметных фигур в российской литературной жизни. В Петербурге он сближается с группой «Серапионовы братья», преподает в Политехническом институте, читает курс новейшей русской литературы в Педагогическом институте им. Герцена, работает в редколлегии «Всемирной литературы», редактирует несколько литературных журналов.
Оставаясь по своим воззрениям убежденным социалистом, Е. Замятин, тем не менее, вскоре меняет свое отношение к большевикам. Особо негативное воздействие оказывает на него гражданская война и разрушение цивилизованной жизни страны, эпоха военного коммунизма, которую писатель сравнивает с доисторическим, пещерным развитием человечества и отношение к которой выражает в рассказах «Мамай» (1920) и «Пещера» (1921).
На его глазах крепчает большевистский тоталитаризм, который одновременно проникает в сферу культуры, предлагая полностью унифицировать, обезличить жизнь человека, осуществить за ним тотальный контроль. Утопические идеи идеологов Пролеткульта, в частности, А. Богданова и А. Гастева, с которыми писатель постоянно полемизирует, вызывают у него глубокое отторжение. Главной идеей пролеткультовской утопии в искусстве провозглашается глобальное переустройство мира на основе «уничтожения в человеке души и чувства любви». Такой мыслилась пролеткультовцам проекция нового общества.
Роман-предупреждение «Мы»
Как крупный инженер-кораблестроитель, Е.И. Замятин прекрасно знал, как и с помощью каких чертежей создается машина, конструируется механизм. В то же время, как мудрый по натуре человек и проницательный художник, писатель прекрасно осознавал, что насильственным путем человеческое сообщество сконструировано быть не может, ибо каждый сугубо индивидуален как личность и наделен определенным духовным началом. Он не может служить простым «винтиком» или «гайкой» в математически отлаженном государственном механизме, где над человеком властвует технология.
Свои наблюдения над формирующимся тоталитарным обществом Евгений Замятин задумал и осуществил в форме пародии на пролеткультовскую утопию. В романе-антиутопии «Мы» он впервые применил необычный по тем временам психологический прием: чтобы показать разрушительную силу какой-либо идеи, ее нужно довести до крайнего абсурда.
В книге в фантастическом и гротесковом облике перед читателем предстает возможный вариант будущего. Это мир Единого Государства с его «математически совершенной жизнью», где человек – винтик огромного механизма, над которым господствует техника. Здесь все живут по законам Часовой Скрижали: в одно время встают и ложатся, одновременно подносят ложки ко рту, вместе по четыре «нумера» в ряд выходят на прогулку. Всякие собственные чувства и предпочтения запретны. Все это называется состоянием «идеальной несвободы» в отличие от «свободы диких времен». Перед нами возникает странный, неузнаваемый и страшный мир, отгороженный от всего стеклянной стеной. На самом деле это мир несвободы, единообразия, мир без любви, без музыки, без поэзии, без личности и, естественно, без души. В нем даже личные имена людей заменены цифрами, номерами.
Само повествование ведется от «нумера» Д-503, главного героя, талантливого инженера, создателя космического корабля «Интеграл». Существование человека в Едином Государстве рационализировано, жители полностью лишены права на личную жизнь. Этот мир «нумеров» слепо подчиняется Единому Государству, а, в сущности, одному человеку – Благодетелю. У человека отнято здесь все, что определяет его как индивида и личность: имя, свобода действий, он превращен в придаток машины, т.е. фактически воспитан в добровольном рабстве. Даже интимная жизнь рассматривается здесь как государственная обязанность, выполняемая строго по «табелю сексуальных дней». Для этого каждый имеет нечто вроде чековой книжки с розовыми талонами и партнер, с которым проведен «секссеанс», подписывает корешок талона.
Человеку-«нумеру» внушено, что «наша несвобода» есть «наше счастье» и что само «счастье» – в отказе от собственного «я» и растворении в безликом, коллективном «мы». Д-503 четко усвоил основные понятия Единого Государства: «Мы» – от Бога, а «Я» – от Диавола».
В Едином Государстве не существует ничего негосударственного. Принцип индивидуализма расценивается как государственная измена, при этом поэты – также государственные служащие. Так, Д-503 присутствует при процедуре казни одного поэта, написавшего кощунственные стихи о Благодетеле. Казнь обставлена как праздник, и перед тем как диссидент должен с помощью машины превратиться в облачко пара, Государственные поэты читают стихи во славу Благодетеля.
Многие сцены романа заставляют вспомнить не только наше недавнее советское прошлое, но и сцены из отдельных сегодняшних реалий: манифестация в честь Благодетеля, так называемые единогласные выборы, следящие за каждым шагом «Хранители», напоминающие представителей чекистского клана.
В то же время Замятин показывает, что в обществе, где все направлено на подавление личности, где полностью игнорируется человеческое «я», где сама власть является неограниченной, возможен бунт. Единое Государство при всем старании так и не смогло подавить в человеке его изначальную сущность: способность чувствовать, любить, быть свободным в мыслях и поступках. Все это в конечном итоге толкает людей на борьбу. Именно такую эволюцию от простого «винтика» до осознания себя свободной и полноценной личностью проходит Д-503.
Власть, однако, находит способ, как прервать подобное переустройство психики у людей: при помощи операции у человека удаляют фантазию – то последнее, что заставляло его поднимать голову, чувствовать себя разумным, смелым. Но находится, однако, женщина, которая своей красотой побуждает людей на борьбу, хотя и гибнет сама. Тем самым писатель как бы хотел подчеркнуть, что человеческое достоинство не умрет ни при каком режиме. В этом плане финал романа трагичен и одновременно оптимистичен.
Главный герой повествования Д-503 так заканчивает свои записки: «В городе сконструирована стена из высоковольтных волн. Я уверен – мы победим. Потому что разум должен победить».
Уже в первые послереволюционные годы Замятин отчетливо осознал, что другого выбора новая власть людям не даст и что народу навязана единственная модель дальнейшего развития – новый коммунистический тоталитаризм.
Еще не был провозглашен СССР, еще не высылался за границу цвет русской интеллигенции, а тень нового Вождя не перекрывала весь горизонт, но проницательный писатель интуитивно почувствовал приближение Гулага, «эскиз» которого уже начинал обрастать плотью. Последующие события российской истории показали, что Замятин оказался прав, и в этом, несомненно, его историческая заслуга. Россия пережила и страшные годы коллективизации, уничтожившие крестьянство, и сталинизм с его массовыми репрессиями и всеобщим страхом, и тотальное подавление инакомыслия, и брежневский застой.
Да и сегодня в российской жизни временами возникают самые неожиданные сценарии, напоминающие страницы из романов-антиутопий. Стоит вспомнить знаменитый черномырдинский афоризм «хотели как лучше, а получилось как всегда», чтобы перестать удивляться некоторым существующим реалиям. Важнейший замятинский персонаж – Благодетель, не желающий расставаться с властью, от которого в стране зависит все, даже «независимый» суд, выступает сегодня как вполне реальная фигура. Российское же чиновничество порой живет вообще «под собою не чуя страны», словно в фантастическом зазеркалье. Даже в тексте основополагающего документа страны отдельным государственным мужам чудится некий подвох. Так в Екатеринбурге в начале прошлого года запретили выдержки из Конституции РФ за призыв… к экстремизму! Городские власти не на шутку испугались развешенных некими активистами по городу возле государственных учреждений растяжек с выдержками из соответствующих статей Конституции. Таких, к примеру, как билборд, укрепленный возле здания ГУ МВД РФ: «Граждане Российской Федерации имеют право собираться мирно, без оружия, проводить собрания, митинги и демонстрации, шествия и пикетирование» (статья 31, Конституция РФ).
Один из самых свежих антиутопических «трендов» – «охота на классику». Ее «жертвой», к примеру, стала намечавшаяся в Санкт-Петербурге постановка набоковской «Лолиты», отмененная из-за угроз гомофобных «радетелей» нравственности. Незадолго до этого был избит организатор постановки Артем Суслов.
Даже не суммируя разнообразные подробности из нынешних российских реалий (а их наберется немало), можно смело утверждать, что антиутопия в стране отнюдь не только явление давнего советского прошлого.
Понятно, что писательская судьба Евгения Замятина, человека с независимым европейским мышлением, в советской России сложиться счастливо не могла никак. При жизни автора смелого предупреждения его роман «Мы» так и не был полностью опубликован на русском языке, не считая его сокращенного варианта в эмигрантской печати в 1929 году. Он не прошел цензуру, и все попытки автора напечатать его в петроградском издательстве «Алконост» и даже в берлинском издательстве З.И. Гржебина ни к чему не привели. В 1924 году текст романа был переведен на английский язык и опубликован в Нью-Йорке в издательстве им. Чехова лишь в 1952 году. И только на основе этой публикации в 1988 году роман впервые увидел свет на родине автора (журнал «Знамя» №4-5).
Несмотря на отсутствие публикаций в СССР, роман подвергся разгрому советских критиков, прочитавших его в рукописи. Многие прямо обвинили писателя в клевете на революцию и новое государство, что в конечном итоге привело к выходу Замятина из Союза писателей и фактическому запрету публиковаться. Одна за одной снимаются из репертуара МХАТа театральные работы Е.Замятина, пьеса «Блоха» (1925, инсценировка «Левши» Н.Лескова), историческая трагедия «Атилла» (1928). Не была поставлена пьеса о преследовании еретиков «Огни святого Доминика» (1923).
Он попадает в поле зрения органов ГПУ, в так называемый «Список антисоветской интеллигенции г. Петрограда». Вопрос о насильственной высылке писателя дважды обсуждался на Политбюро, но решение так и не было принято.
В 1931 году, понимая всю бесперспективность своего существования в СССР, писатель обращается с письмом к Сталину, в котором просит разрешения на отъезд за границу. Свою просьбу он мотивирует тем, что для него «как для писателя именно смертным приговором является лишение возможности писать». Как ни странно, его просьба в конечном итоге была удовлетворена. В 1932 году при содействии М. Горького Замятин покидает СССР и переезжает во Францию, в Париж.
В 1934 году, будучи уже эмигрантом, писатель (что также беспрецедентно) заочно был принят вновь в Союз писателей СССР и даже участвовал в 1935 году в антифашистском Конгрессе в защиту культуры как член советской делегации.
Евгений Замятин рано ушел из жизни, прожив в эмиграции всего пять лет. Он скончался 10 марта 1937 года в Париже, где и похоронен.
Если вспомнить, какой это был год не только для советской литературы, но для страны и народа в целом, то остается лишь поблагодарить судьбу за то, что она не обошлась со свободолюбивым художником слова так же, как обошлась со многими его бывшими коллегами по писательскому цеху на родине. Такой исход (к счастью, несостоявшийся) Замятин интуитивно предвосхитил в своем романе сам.
Характерно, что даже сегодня в статье о писателе в Краткой литературной онлайн-энциклопедии по-прежнему можно прочитать: «Замятин написал также роман „Мы“ – злобный памфлет на Советское государство. Его появление за границей вызвало возмущение советской общественности».
Впрочем, стоит ли удивляться, что для кого-то в России и поныне смелые фантазии художника, предвосхитившего в своей антиутопии наступление тоталитаризма, не перестают казаться кощунственными? Главным образом, для тех российских «патриотов», кто, затыкая уши при напоминании о колоссальных жертвах, бессмысленных потерях и страшных преступлениях на пути к «великой цели», втайне продолжает смертельно тосковать по Единому Вождю-Благодетелю и Единому Государству, с безликой и психологически агрессивной массой под названием «Мы».