Растление

 

 

Виктор ШЕНДЕРОВИЧ

 

Похлебка

 

Маршрутка ехала долго, и я был вынужден слушать «Вести-ФМ», звучавшие на весь салон.

 

Ведущий, под оживленное поддакивание женщины, подробно знакомил россиян с ветхозаветной историей про Исава, продавшего свое первородство за чечевичную похлебку… Я терпеливо ждал, мне было интересно: когда и на что они вырулят из пересказа Пятикнижия – все ж таки «Вести-ФМ», а не еврейский образовательный канал! Должен же быть в этом хоть какой-то государственный смысл.

 

И я дождался.

 

Весь этот библейский оползень вдруг свернул в сторону Киева и внезапной метафорой обрушился на голову президента Украины Петра Порошенко: это он продал славянское первородство, божественное славянское предназначение – за европейскую похлебку, членство в ЕС, сытость и другие низкие материи.

 

Яду мне, яду…

 

Славянское первородство – вот чем, оказывается, пожертвовал Порошенко, пойдя навстречу Европе! Вот чем пренебрегли миллионы бездуховных украинцев! Ну, слава богу, на ВГТРК есть кому указать им на их нравственное ничтожество…

 

Одно жаль: отважно погружаясь в авраамические метафоры, подкованный ведущий забыл уточнить содержание термина.

 

Уот из зе рашн фор «славянское первородство»? В чем заключается? Чем успело запомниться украинцам до того, как пришел Порошенко и обменял все это тайное счастье на европейскую похлебку с кредитами? «Золотой батон»? Вывоз казны грузовиками? Похищения и расстрелы? Ложь? Презрение к собственному народу? Что-то другое? Тогда – что?

 

Тс-с… Секрет! Государственная тайна, которую не выдал сотрудник ВГТРК, знаток Пятикнижия. Если в закромах еще осталось орденов, дайте ему добавку – а мне давно пора из этой говорящей маршрутки на свежий воздух, продышаться…

 

Славянское первородство, о как! Ну, по крайней мере, теперь я знаю, за что воевали под Донецком бойцы Рамзана Кадырова.

 

«Ежедневный журнал», 11 июня

 

Почему нет

 

Московские леваки-водилы – бесценная кладовая ума, знаний и толерантности.

 

– Я ваших убеждений не разделяю, но подвезу!

 

Вольтер, практически.

 

Сел, едем.

 

Про «крымнаш» выяснилось, разумеется, с первых секунд. Готы, гунны, турки и греки дружно пошли лесом, указывая светлый путь незалежной Украине. Наш Крым, и все!

 

– Восстанавливаем историческую справедливость? - уточнил я.

– Восстанавливаем!

– Что делаем с Кенигсбергом? – задал я наводящий вопрос.

– Кенигсберг наш, – твердо ответил водитель и две минуты с чувством рассказывал про памятник Екатерине, стоящий на самой западной точке Отечества – по случаю победы в Семилетней войне, четверть тысячелетия назад…

 

Карта мира цементировалась у него в голове исключительно на точках русских побед. Удивительная мысль, что в Бологом мог стоять памятник Гитлеру, а в Козельске – Батыю, просто не приходила в эту образованную голову.

 

– Хорошо, – согласился я, торопясь до пункта назначения изучить горизонты этой геополитики. – Курильские острова – тоже наши?

 

Признаться, я надеялся поставить собеседника в тупик этим вопросом, но он ответил просто и гениально:

 

– А почему нет?

 

Вот и все, собственно. И должен с благодарностью заметить: мой собеседник был гораздо честнее министра Лаврова. Никаких тебе подлогов; ни мелкого крючкотворства, ни тошнотворной демагогии, просто – «почему нет?»

 

Ну да. Могли взять, и взяли! Право сильного.

 

Когда кончаются аргументы, меняются правила диспута. Не преуспевший в сицилианской защите просто надевает шахматную доску на голову противника, - и кто после этого скажет, что он не победил?

 

Победил, – конечно, победил! Вот же, ты над ним стоишь, а он лежит и думает: где не так пошел?

 

Тут есть только одна проблема.

 

Правда, она есть только у людей с фантазией.

 

Они, всмотревшись в прошлое, в состоянии представить себе будущее. Они знают, как гибнут царства – великие царства, не нашему чета… Как съеживается шагреневой кожей безразмерная карта, казавшаяся вечной (людям без фантазии). Как за сотню-другую лет от римов и вавилонов не остается ничего, кроме руин и памяти.

 

Как потом исчезает иногда и память.

 

Они знают, что такое исторический оползень, хоронящий под собой цивилизации. И они знают, что самый легкий способ стронуть этот оползень – собственная агрессия, делающая ненужной бумажкой карту мира: карт-бланш всем авантюристам этого мира, искушение воспользоваться правом сильного, приглашение порулить на геополитическом просторе…

 

Все это – всегда! – кончалось и кончается кровью и разрушением, хотя и не сразу, конечно, не сразу…

 

Люди с фантазией не хотят этого для своей Родины. Они криком кричат об опасности. Они мозолят глаза, страшно раздражают население, ломают ему кайф и портят патриотический праздник. Они становятся маргиналами и национал-предателями, пятой колонной, отрезанным ломтем, камешком в ботинке марширующего большинства…

 

Вавилонское это большинство хочет маршировать дальше – ему так славно маршируется в дни легких побед! Вот легионы цезаря с триумфом вернулись из галльского похода, вот сама Италия лежит распластанная под Наполеоном… А как легко вошли в Париж, айн-цвай-драй! Сколько радости, какой рейтинг у лидера нации, какое единство народа!

 

Айда вперед, там зашибись как хорошо.

 

«Почему нет?»

 

Потому что думать надо.

 

«Ежедневный журнал», 14 июня

 

По любви?

 

Если попытаться одним словом определить то, что сделал с Россией Путин, это, наверное, будет слово «растление».

 

Это ведь не было насилием, не правда ли? Он ведь только предложил ей, дурочке, а пошла она за ним, согласитесь, вполне добровольно. Он польстил ей, отметив ее красоту и величие, прельстил халявой, сыграл на чувстве ностальгии… Он хотел власти над ней, но ее готовность закрыть глаза, думаю, стала неожиданностью для него самого.

 

Все получилось довольно легко.

 

Эта легкость дала ему основания презирать ее, и не будем судить его за циничную усмешку, застывшую на лице, – это ведь так понятно! Он знает, что ей надо, а надо ей, дурочке, так немного… Когда-то, в демократической юности, у нее были какие-то смутные нравственные запросы, но теперь – теперь они уже слишком долго вместе на его условиях, чтобы менять правила.

 

Она – его, пока у него есть силы (она любит силу) и деньги на водку и побрякушки. Водку она любила всегда, а на побрякушки он ее подсадил. Она уже не представляет, как можно жить иначе.

 

«Если не он, то кто?» – спрашивает она себя между второй и третьей (инаугурацией) – и пьет до дна за то, чтобы не в последний… И идет к зеркалу любоваться на себя, потому что очень себе нравится!

 

Это немного удивительно окружающим, которые видят, во что она превратилась за эти годы. Но она смотрит на себя влюбленными глазами, не отвлекаясь от этого занятия даже во время законодательных актов. Хотя, казалось бы, могла бы уже почувствовать.

 

Ей хорошо, дурочке. И она готова и дальше отдавать ему себя и своих детей.

 

«Ежедневный журнал», 18 июня

 

Виктор Шендерович о миротворческой миссии Путина

 

Миротворческая миссия Путина… Жалко, что Гитлера не пригласили на Потсдамскую конференцию, думаю я. Вот – жалко. Потому что он очень много предложений мог сделать по восстановлению мира на территории Европы. Чтобы как-то договориться. Не позвали! Почему-то. Страна-агрессор, которая принимает участие в установлении мира – это очень двусмысленно. Это приведет только к затягиванию кровопролития, безусловно. Что могла бы сделать Россия для прекращения кровопролития на Украине – перестать нарушать государственную границу Украины, отозвать своих боевиков, прекратить поддерживать их военно, материально, кадрово. Перестать вербовать людей.

И обратите внимание, те области, куда не дошла Россия со своим миротворчеством, – там ни одного русского трупа нет …

Формально – мы же бросились на защиту (русских. – Ред.) и принесли только кровь. А там, где мы не бросились на защиту – я не слышал ничего о погромах русских в Днепропетровске, где «укро-фашисты», «фашистская хунта», «киевская хунта»… Чего-то я не слышу ни о каких проблемах русских в Киеве, в Днепропетровске. Там, куда наши не добрались, крови нет! Там, где наши добрались с миротворчеством, там кровь льется. Единственное, что мы можем сделать … для прекращения этой войны – это убраться оттуда самим.

 

«Эхо Москвы», 3 июля