История

Примо ЛЕВИ: «Бог не может существовать,

если существует Аушвиц»

 К 95-летию со дня рождения итальянского прозаика, поэта и эссеиста

В фильме итальянского режиссера Франческо Рози «Перемирие» (1997), недавно мной просмотренном, есть эпизод, в котором чудом выживший узник лагеря смерти №174517, будущий писатель Примо Леви, произносит фразу, звучащую приговором всему ХХ веку: «Бог не может существовать, если существует Аушвиц». Так отвечает он на вопрос своего друга Даниэле о страшной Катастрофе, постигшей его народ: «Почему Бог захотел этого?». Венецианский еврей Даниэле, единственный уцелевший из городского гетто и единственный, выживший из семьи в 31 человек, увидев случайно письменные заметки Примо, убежденно сказал: «Я наконец-то понял, почему ты остался в живых… Бог захотел, чтобы это произошло… Он пощадил тебя, потому что хотел, чтобы ты написал…». На что будущий писатель отвечает: «…тогда мое писательство самый ужасный подарок от Бога».

Не исключено, что именно эту мысль Примо Леви пережил в своем сознании вновь в последний миг своей жизни, когда 11 апреля 1987 года, находясь в состоянии депрессии, покончил жизнь самоубийством, бросившись в пролет лестничной клетки дома, где он жил. Он выполнил свой долг перед людьми, рассказав о том, чему в молодости стал свидетелем, и решил завершить свой жизненный путь в доме, где 67 лет назад появился на свет. «..Сердце его выгорело дотла, рассказать больше было нечего», – так откликнулась на его смерть американская писательница Синтия Озик. Другой же, выживший в Холокосте, еврейский писатель и нобелевский лауреат Эли Визель, сказал резко и прямо: «Примо Леви умер в Освенциме сорок лет назад».

Примо Леви (31.071919 – 11.04.1987) итальянский еврей, профессиональный химик, писатель, поэт, эссеист родился в Турине. В годы Второй мировой войны пытался примкнуть к Движению сопротивления, но был арестован и в 24 года, как и тысячи европейских евреев, депортирован в Освенцим. В лагере смерти Леви провел 11 месяцев. Ему «повезло», он попал в лагерь в конце войны и смог выжить, пройдя все круги освенцимского ада, кроме одного последнего, – газовой камеры. Этому, вероятно, помогло его знание немецкого языка, потребность нацистов в заключенных-химиках (в концлагере он работал в химической лаборатории), молодость и, как сформулировал герой уже упомянутого фильма, Божий промысел.

В течение сорока с лишним лет Леви пытался рассказать миру о зверствах нацистов, погубивших миллионы людей, и о том, какой след они оставили в сердцах нескольких тысяч выживших, вернувшихся домой с клеймом лагерного номера. В своих книгах он тщетно пытался объяснить миру, как люди на протяжении многих лет могли совершать столь чудовищные преступления.

Всемирную известность писателю принесли его автобиографические очерки о Холокосте. Первая книга Примо Леви «Человек ли это?», первоначально опубликованная тиражом всего 2000 экземпляров в 1947 году, была позднее названа в Италии Книгой века. Ей, однако, понадобилось свыше 11 лет, чтобы широко разойтись по миру после перевода на английский, немецкий, французский языки и фактически впервые сформировать в общественном сознании проблематику Холокоста (Шоа), лагерей массового уничтожения, не имеющего прецедента опыта обреченных на уничтожение людей.

Вторая книга «Передышка» (1963) – о долгом и кружном пути домой, в родной Турин, после освобождения из концлагеря, через советский пересыльный лагерь и несколько стран Европы. По ней была сделана уже упомянутая экранизация. Рассказу об опыте выживания в Холокосте и чувству вины перед погибшими человека, пережившего концлагерь, посвящена последняя третья книга писателя «Канувшие и спасенные» (1986).

Быть может, поэтому в западной послевоенной культуре Примо Леви занимает не меньшее место, чем А. Солженицын в русской, а его самое значительное произведение «Человек ли это?» сравнивают с «Одним днем Ивана Денисовича», а также с «Колымскими рассказами» В.Шаламова.

Бывший заключенный №174517 освенцимского ада взял на себя смелость и ответственность говорить не только от своего имени, но и от имени своих товарищей по заключению, живых и мертвых. Говорить как свидетель, а не как обвинитель – и в этом главное отличие его книг об Освенциме. Воспоминания Леви «Человек ли это?» – не столько даже свидетельские показания, сколько потрясающее психологическое, точнее, антропологическое исследование.

Само название мемуаров указывает на то, что перед нами – исследование механизма расчеловечивания гомо сапиенс, превращения его в бездушную куклу. Нельзя не поразиться удивительному историческому совпадению: именно в это же самое время, с точностью до года, бывший сталинский зэк, философ Юлий Марголин пишет свое знаменитое «Путешествие в страну зе-ка», где исследует аналогичную проблему на примере сталинского лагеря (см. об этом статью «Расчеловечение», «Рубеж» №3, 2009).

В описании Примо Леви по прибытии в лагерь заключенный перестает быть человеком: его сразу отсекают от прошлого, снимают одежду, стригут наголо, лишают имени. Вместо этого начинает функционировать № 174517. Первое, что он слышит на перекличке от эсэсовца: «сколько штук?» (имеется в виду заключенных. – А.М.). Он попадает в зону существования, где вообще отсутствуют моральные нормы цивилизации, а человеческое достоинство при этом растаптывается непрерывно, методично и целенаправленно. Этому механизму психического и физического уничтожения человека бывший заключенный выносит свой вердикт: «Лагерь был гигантским биологическим и социальным экспериментом<…>Лагерь – не наказание: ведь наказание определяется сроком, а наше нахождение здесь бессрочно; для нас не что иное, как раз и навсегда установленная форма существования в германской социальной структуре».

Для Леви одна из побудительных причин выжить в концлагере – возможность стать свидетелем: «Для себя я решил твердо не умирать по собственной воле, что бы ни случилось. Я хотел все видеть, все пережить, все испытать и сохранить в себе. Но зачем, если я все равно никогда не смогу прокричать миру, что спасся? Просто затем, что я не собирался самоустраняться, не собирался уничтожать свидетеля, которым могу стать».

Уже в первой своей книге Примо Леви показал миру, что творилось в душах заключенных концентрационных лагерей, какому невиданному в истории эксперименту они были подвергнуты: «Заприте за колючую проволоку тысячи людей разного возраста, положения и происхождения, воспитанных в разных традициях и обычаях, говорящих на разных языках, лишите их возможности удовлетворять даже самые элементарные потребности, создайте постоянный, одинаковый для всех режим контроля – и вы получите идеальные условия для того, чтобы выявить элементарным путем, какие свойства были присущи человеку как представителю животного мира изначально, а какие он приобрел в процессе выживания».

Действительно, лагерный опыт, выпавший на долю Примо Леви, был беспощаден. Ему посвящены в книгах писателя самые страшные страницы: «Здесь борьба за жизнь беспощадна, потому что каждый – безнадежно, жестоко одинок. Если какой-нибудь Ноль Восемнадцать споткнется, ему не подадут руки, наоборот, даже столкнут с дороги, потому что никто не заинтересован в лишнем доходяге». Бесстрастно, почти с научной добросовестностью Леви описывает социальные типы заключенных. О подобных из них писали Солженицын и Шаламов. Вот как запомнились они будущему писателю: «Если бы мне было дано создать образ, включающий в себя все зло, причиненное в наше время человеку, я изобразил бы так хорошо знакомое мне изможденное существо со сгорбленной спиной и понурой головой, в лице и глазах которого  нельзя прочесть и намека на мысль».

В наиболее униженном положении среди всего лагерного интернационала находились евреи, остаться в живых которым было труднее всего. Автор скупо констатирует, что в Освенциме к 1944 году из первого потока заключенных-евреев выжили лишь несколько сотен.

В описании Леви нацистский лагерный ад предстает перед читателем во всех его подробностях, ибо делает писатель это, в отличие от ряда других авторов, отказавшись от эмоций, бесстрастно, аналитически и четко. Выражаясь образно, он не является проводником по нему, как Вергилий у Данте, он – его научный исследователь, своего рода Дарвин, изучающий его скрупулезно и во множестве деталей.

Сквозной линией, проходящей через все книги писателя, является тема человеческой жестокости. Зло в лагере универсально, а смерть подстерегает на каждом шагу. Нацистский тоталитарный режим породил новый, до этого невиданный, тип жестокости в лице лагерных эсэсовцев. В «Канувших и спасенных» автор описывает эту человеческую породу так: «Их воспитали жестокими, жестокость текла в их венах, была написана на их лицах, сквозила в их жестах, слышалась в их речи. Унижать „врага“, заставлять его страдать, было их ежедневной задачей. Они делали это не задумываясь, у них не было другой цели, цель была одна – унижать и мучить».

Порой автор не столько даже описывает то, чему стал свидетелем, сколько анализирует самые подлые уголки сознания преступников. Его пытливый ум стремится добраться до сути и последствий нравственной деградации и жестокости.

Примо Леви приходит к выводу, что этот феномен зла, как тип поведения, порожден определенной системой обучения и воспитания, характерной для всех тоталитарных режимов, ибо, как пишет автор, «в тоталитарных режимах воспитание, пропаганда и информация не встречают препятствий, они всесильны; тем, кто вырос в условиях плюрализма, этого не понять».

Удивительно, как много неожиданных параллелей обнаруживается в текстах Примо Леви с недавней советской историей. В «Канувших и спасенных», к примеру, ясно просматривается сближение советских и нацистских лагерей: «Труд неоплачиваемый, а значит рабский, является первой из трех целей, которые ставила перед собой концентрационная система; две другие – устранение политических противников и истребление так называемых низших рас. Попутно заметим: коренное отличие советского концентрационного режима от нацистского заключалось в отсутствии у него третьей цели и в придании главного значения первой».

Здесь, вероятно, можно было бы несколько подкорректировать автора, ибо в СССР в роли так называемых «низших рас» выступали в свое время представители дворянских и интеллигентских сословий, к которым Вожди всегда относились с крайним недоверием.

Ну и, конечно же, «безродные космополиты», точнее, представители еврейской интеллигенции, которые в период разгула в СССР антисемитской истерии в конце 40-х – начале 50-х годов прошлого века также вполне подпадали под эту категорию.

Несомненно, прав автор книг о Холокосте, когда приходит к совершенно однозначному выводу: «Массовому использованию рабского ручного труда Гитлер обучался в сталинской школе; к концу войны лагерная система, усовершенствованная Гитлером, вновь расцвела полным цветом в Советском Союзе, причем в невиданных прежде масштабах» («Канувшие и спасенные»).

И все же уникальность такого вселенского зла, как Холокост, не вызывает у Примо Леви никакого сомнения: «Вопреки ужасам Хиросимы и Нагасаки, позору ГУЛАГа, бессмысленной и кровавой бойне во Вьетнаме, геноциду собственного народа в Камбодже, бесследно пропавшим в Аргентине и всем бесчеловечным, нелепым войнам, очевидцами которых мы были с тех пор до сегодняшнего дня, система нацистских лагерей остается фактом уникальным, как по масштабам, так и по уровню».

Интуитивно предчувствуя, что после войны в мире обязательно появятся отрицатели Холокоста в лице некоторых политиков, историков и просто сочувствующих нацизму, писатель посвящает этой проблеме страницы книги «Канувшие и спасенные». В качестве одного из примеров Леви приводит заявление бывшего комиссара правительства Виши по «еврейскому» вопросу Даркье де Пельпуа, опубликованное в 1978 году в журнале Express. Этот «деятель», ответственный за депортацию 70 тысяч евреев (точнее было бы его назвать преступником!) отрицает, как пишет автор, все: «горы трупов на фотографиях – монтаж; данные о миллионах убитых – фальсификация; эту статистику сфабриковали сами евреи ради рекламы, чтобы вызвать жалость к себе и получить компенсации… газовые камеры в Освенциме существовали, но служили для уничтожения вшей..» и т.д. Все последующие рассуждения этого персонажа, описываемого Леви, – в подобном же духе.

69 лет минуло со времени разгрома гитлеровского режима, а число подобного рода последователей, отрицающих Холокост, тотальное уничтожение целого народа, увы, не уменьшилось, а наоборот, возрастает. Очевидно, в той же пропорции, в какой на Европу вновь, как это уже бывало в прошлом столетии, периодически накатываются мутные волны антисемитизма.

Свидетельствуя о Холокосте, Примо Леви не считает нацистские злодеяния ни кознями дьявола, ни проявлением страшной человеческой патологии. Как и Ханна Арендт, он видит «банальность зла» в каждом из его носителей: это были обычные в мирной жизни обыватели, рьяные служаки, мелкие карьеристы, наконец, просто оболваненные нацистской пропагандой люди. Скорее всего, именно поэтому, считал писатель, победа над этим злом не может быть окончательной.

Отметим, что в Германии почти все работы Леви публиковались по нескольку раз: каталог национальной библиотеки во Франкфурте дает 62 ссылки на издания самого Леви на нескольких языках плюс почти на сорок работ о самом писателе. В России же первая книга писателя «Человек ли это?» впервые была напечатана лишь в 2001 году, а последняя – «Канувшие и спасенные» – в 2010-м.

Несмотря на то, что в настоящее время Примо Леви на русском языке представлен достаточно полно, в стране он по-прежнему мало кому известен. Главные книги писателя, посвященные концлагерям, начали издаваться только после распада СССР. Наверняка официальной советской пропаганде его размышления о лагерях казались неуместными. Бывший узник Освенцима слишком хорошо описывал их структуру, вычленяя суть происходящего; у читателя могли возникнуть ассоциации с лагерями советскими.

После Примо Леви о Холокосте писали много, вероятно, даже слишком много. Но именно он первый представил нацизм как тотальное расчеловечивание, обнажив его звериную сущность. Именно он первый сформировал главную отправную точку, с которой и следует начинать  психологический и философский анализ этого явления.

Не зря все-таки еженедельник «Die Zeit» включил книгу Леви «Человек ли это?», как впрочем, и «Архипелаг Гулаг» А. Солженицына, в свой «Европейский литературный канон».

Скажем откровенно: удовольствие от книг Примо Леви получить сложно, но читать их, несомненно, полезно. Не только для того, чтобы понять, что такое «банальность зла», но главным образом, чтобы осмыслить, почему люди порой так легко поддаются озверению, растаптывая в своей душе очаги совести.

Александр МАЛКИН