История

Эдуард ГИНДИН

КОРИЧНЕВАЯ ТРАГЕДИЯ НЮРНБЕРГА*

*Продолжение. Начало в № 2 – 7.

Часть III. РАСПЛАТА

Глава 1. «...ДАЖЕ НА КРАЮ СВЕТА»

Сытый голодного не разумеет. Эту древнюю мудрость в полной мере можно отнести к победителям и побеждённым. Сытые победители, которым воевать, как правило, больше не хочется (а хочется без помех насладиться плодами победы), никак не могут взять в толк, отчего это голодные побеждённые снова рвутся воевать. Ведь прошедшая война уже определила, кто сильнее – какие ещё могут быть неясности? Вас же победили – ну так и ведите себя как побеждённые! 

Не стали исключением и победители в Первой мировой войне – Англия, Франция и США. Жители этих стран называли завершившуюся войну Великой и верили, что после всего пережитого человечество больше никогда не захочет воевать. Протесты населения Германии против Версальского договора державы-победительницы встречали чуть ли не с пониманием и шли немцам навстречу – облегчали им условия выплаты репараций, дабы германская экономика не рухнула окончательно. Все были настолько уверены в чисто экономической природе немецкого недовольства, что практически никто не обращал внимания на разговоры о «ноябрьских преступниках», которые ударили ножом в спину германской армии, «непобеждённой на поле боя». Для германских правых партий, расплодившихся в начале 20-х, легенда о том, что Германия находилась «в шаге от победы», когда её предали социалисты и евреи, стала просто-таки аксиомой.

Именно на этой почве, в конечном счёте, и вырос гитлеровский национал-социализм. Когда Гитлер призывал «сбросить позорное иго Версаля», все были уверены, что он имеет в виду отмену репараций и вывод французских оккупационных войск из Рейнской области. Самые горячие головы грезили о возрождении германской армии – рейхсвера – и возвращении территорий, потерянных Германией в 1918 г.  Но только ближайшие соратники Гитлера знали его конечную цель – вновь начать мировую войну, с того самого места, где она закончилась, и завершить её победой Германии.

Уверенность Запада в том, что побеждённые немцы больше не будут воевать, не смогли поколебать ни возрождение военной мощи Германии, ни её многочисленные акты агрессии против соседей. Даже нападение Гитлера на Польшу никого ни в чём не убедило. Англия и Франция, хотя и объявили Германии войну, по-прежнему не верили в германскую агрессию. Её и не было – всю зиму 1939-1940 гг. немцы и французы бездействовали, ведя «странную войну», как её впоследствии назвали историки. Скорее уж агрессии можно было ожидать от Сталина, который в зимней Финляндии делал то, что военные теоретики считали невозможным – прорывал «линию Маннергейма». Так что немецкого наступления в мае 1940 г. не ожидал никто...

Известие о молниеносном разгроме Франции прозвучало для европейских политиков громом среди ясного неба. Англичане как-то вдруг осознали – они ведут тяжелейшую «войну против чудовищной тирании», как заявил премьер-министр Черчилль, выступая в британском парламенте. «Я... могу предложить только кровь, труд, слезы и пот, – сказал он. – Нас ждут горчайшие испытания. Перед нами долгие, долгие месяцы борьбы и страданий. (Sebastian Hafner, Churchill, Reinbek 1967, S. 120)». Черчилль не ошибся – уже в августе 1940 г. сирены воздушной тревоги завыли над английскими городами. Из европейских стран, захваченных немцами, стали доходить известия о расстрелах заложников, разрушении населённых пунктов, пытках и депортациях. Уже тогда все поняли, что Гитлер не намерен соблюдать никаких правил ведения войны. Однако то, что, начиная с 1941 г., германская армия творила в захваченных районах Советского Союза, превосходило пределы человеческого понимания. Это была не просто «чудовищная тирания», которая всё-таки является формой государственной организации – здесь орудовали «преступники, завладевшие целым государством и самое государство сделавшие орудием своих чудовищных преступлений» (Нюрнбергский процесс. Сб. мат. Изд. 2-е, испр. и доп. – М. : ГИЮЛ, 1954, т. 1, с. 251).

Эти слова советский прокурор Роман Руденко произнёс в конце 1946 г. А в конце 1941 г. Черчилль впервые сформулировал задачу стран антигитлеровской коалиции – не только разгромить Германию и её сателлитов, но и покарать военных преступников, включая военно-политическую верхушку Третьего рейха. Своё заявление он сделал не столько по собственной инициативе, сколько под давлением – прежде всего, со стороны руководителей оккупированных Гитлером европейских государств, которые нашли приют в Лондоне и образовали «правительства в изгнании». Эти правительства, особенно польское и чехословацкое, получали многочисленные сведения о зверствах нацистов в захваченных странах и буквально осаждали союзников просьбами о более активных действиях против гитлеровской верхушки. Но английское правительство не спешило переходить от слов к делу. Только 7 октября 1942 г. Англия и США создали «Комиссию Объединённых наций по расследованию военных преступлений». Однако представители СССР в эту комиссию не вошли, т.к. Сталин потребовал членства в ней для всех 16 советских республик. Союзники не согласились с его требованиями, и 2 ноября 1942 г. в СССР была создана собственная «Государственная комиссия по расследованию зверств немецко-фашистских оккупантов».

Медлительность объяснялась не только разногласиями союзников – были и чисто юридические причины. Уже летом 1942 г. Черчилль располагал заключением видных британских юристов, которые указывали на многочисленные проблемы, связанные с проведением судебного процесса против нацистских военных преступников. Понимая, что демагоги вроде Геринга и Геббельса будут стремиться затянуть процесс и использовать его для пропаганды своих человеконенавистнических взглядов, Черчилль склонялся к чисто военному решению – расстрелу захваченных гитлеровцев на месте. Во время Тегеранской конференции Большой тройки он поделился своей идеей со Сталиным, пояснив, что речь идёт о руководителях гитлеровского государства, список которых должны утвердить союзники. «Расстрельный список? – уточнил Сталин. – Хорошо. Мы со своей стороны готовы такой список представить». «На какое количество?» – спросил Черчилль, который для себя определил, что это будут 100 – 150 человек. «Ну..., – задумался Сталин, – для начала, скажем, тысяч 50». Увидев, как оторопели и Черчилль, и присутствовавший при разговоре Рузвельт, Сталин добавил: «Но если это число представляется чрезмерным, мы готовы его уменьшить. Пусть будет 49 тысяч». Пришедший в себя Рузвельт попытался свести всё к шутке, но Сталин к теме бессудных расстрелов больше не возвращался и в дальнейшем последовательно выступал за проведение судебных процессов над нацистскими преступниками.

...Не думаю, что Сталин пересмотрел своё мнение именно в Тегеране – в освобождённых городах Советского Союза уже с июля 1943 г. проводились публичные суды над захваченными гитлеровцами и их пособниками из числа местного населения. Сталин прекрасно знал (в том числе на основании опыта 1937 – 1938 гг.), что публичный суд – это лучший способ создать впечатление, что злодеи получили справедливую кару. За исход процесса он, в отличие от западных союзников, не опасался – суд и расстрел в сталинском СССР представляли собой диалектическое единство...

В США идея расстрела гитлеровской верхушки без суда фигурировала, например, в плане министра финансов Генри Моргентау. Этот план, предусматривающий, по сути, ликвидацию Германии как индустриального государства, вызвал очень много споров. В 1944 г. Рузвельт его отверг и окончательно встал на ту же точку зрения, что и Сталин – необходим судебный процесс над нацистскими военными преступниками. Оставшись со своей позицией в одиночестве, Черчилль тем не менее продолжал упорствовать. Только после падения Берлина, получив известия о смерти Гитлера и Геббельса, он согласился с идеей процесса, дав 3 мая 1945 г. соответствующие инструкции своему министру иностранных дел Энтони Идену. Иден находился в Сан-Франциско, где обсуждалась судьба руководителей гитлеровской Германии. Американская сторона, настаивавшая на проведении суда, к тому времени уже, что называется, «подготовила вопрос». Президент США Трумэн даже назначил главного обвинителя в процессе против преступников «стран оси», как тогда называли гитлеровскую Германию и её союзников. Этим обвинителем (по сути дела главной движущей силой будущего процесса) стал член Верховного суда США Роберт Джексон.

Опытный юрист, до 1940 г. возглавлявший американское Министерство юстиции, ещё при Рузвельте сформулировал ряд соображений, которые в дальнейшем стали юридической основой для проведения процесса. В дискуссию о необходимости такого процесса он не вступал, понимая что из политических соображений может быть принято решение расстреливать на месте захваченных преступников. «Но если есть намерение провести честный судебный процесс, – говорил он, – то в его рамках нельзя делать определённые вещи. Например, нельзя судить человека, не будучи готовым вынести оправдательный приговор, если вина подсудимого не доказана». После смерти Рузвельта его преемник Трумэн заинтересовался идеями Джексона и 23 апреля 1945 г. предложил ему подготовить процесс против гитлеровской верхушки. Джексон объяснил президенту, что с его точки зрения, самое главное – время. Ни в коем случае не должно создаться впечатления, что союзники медлят с наказанием преступников – в противном случае могут начаться стихийные расправы над немцами. Ради быстроты он даже был готов смириться с какими-то недоработками при подготовке – тем более что подобные недоработки были неизбежны в столь необычном и масштабном деле.

Джексон предложил начать работу немедленно, не дожидаясь решения остальных союзников, и потребовал помощи американских спецслужб – ФБР, военной разведки и других – при сборе доказательств. Он же предложил название будущего судебного органа – Международный военный трибунал. «Военный» не значило «состоящий только из военных юристов» (забегая вперёд, скажу, что советские судьи были именно военными, и в отличие от своих гражданских коллег, приходивших на заседания суда в традиционных судейских мантиях, носили военную форму). Просто в представлении Джексона гражданский международный суд должны формировать парламенты (а это дело долгое), в то время как военный трибунал назначают руководители воюющих государств – в данном случае Большая тройка и де Голль, настоявший на включении французских представителей в состав будущего трибунала.

Со своими предложениями, ставшими к тому времени официальной позицией правительства США, Джексон во главе американской делегации отправился в Лондон, где 26 июня 1945 г. начала свою работу четырехсторонняя комиссия по подготовке судебного процесса. Надежды на быстрое заключение соглашения не сбылись – между союзниками возникли серьёзные разногласия. Дело в том, что юридически непростую задачу – привлечь к суду гитлеровскую верхушку – Джексон решил в соответствии с англосаксонскими правовыми традициями. Он предложил обвинить руководителей нацистской Германии в «заговоре с целью подготовки и проведения захватнических войн». Это обвинение было непонятно советским и французским юристам, которые придерживались т.н. «континентальных» правовых принципов. Согласно этим принципам суд именно судит, т.е. допрашивает людей, исследует доказательства и т.п. Англо-американский суд, по сути дела, является арбитром, который решает, кто прав – защита или обвинение. Это влечёт за собой совершенно иной подход к организации судебного процесса, некоторые его особенности – например, «перекрёстный» допрос свидетелей – «континентальным» судьям просто неизвестны...

Но гораздо важнее разногласий по процедурным вопросам оказалось другое. Американцы во главе с Джексоном ставили перед собой задачу доказать суду – обвиняемые виновны именно в том, в чём их обвиняют, т.е. в заговоре. Советскую же сторону это не заботило. Её позиция (которой, с рядом оговорок, придерживались и англичане) состояла в том, что гитлеровские бонзы – это преступники, вина которых доказательства не требует. Когда глава советской делегации Иона Никитченко (генерал-майор юстиции, будущий советский судья в Нюрнберге) изложил это Джексону, тот воскликнул: «Зачем же тогда суд?» «Чтобы определить меру наказания преступникам» – убеждённо ответил Никитченко.

Однако Джексон не сдавался, и в конце-концов 8 августа 1945 г. комиссия успешно завершила свою работу, приняв два основных документа – Лондонское соглашение четырёх союзных держав о суде над гитлеровскими преступниками, а также статут Международного военного трибунала. Эти документы стали результатом компромисса – обвинение нацистам предъявлялось в основном «по Джексону», но организация трибунала и самого процесса представляла собой некий гибрид из англо-американских и «континентальных» принципов правосудия. Согласованы были также состав трибунала, список обвиняемых и многое другое. Путь в Нюрнберг был открыт.

По вопросу о Нюрнберге, как месте проведения процесса, был также достигнут компромисс – советская делегация настаивала на Берлине. Было решено провести в Берлине первое заседание трибунала (оно прошло 18 октября 1945 г.), на котором был зачитан его статус и приведены к присяге судьи. Сам же процесс решено было проводить в Нюрнберге. Это было сделано в основном из практических соображений. Дело в том, что из всех немецких городов только Нюрнберг располагал таким комплексом, как построенный ещё в 1916 г. Дворец юстиции, практически неповреждённый во время бомбёжек. Кроме своей обширности (там предстояло разместить более 1000 человек и создать им условия для работы) у него было преимущество, оказавшееся решающим – вместительная тюрьма, непосредственно примыкавшая к зданию суда. Благодаря этому отпадала проблема транспортировки обвиняемых, непременно ставшая бы головной болью в Берлине. Так что победили интересы дела – а не идеологические соображения, как нередко приходится читать!

Именно общее дело объединяло тех людей, которые готовили и проводили процесс. Противоречия между ними были, казалось, непримиримыми. Но сильнее всех противоречий была их решимость покарать нацистских преступников, не дать им уйти от ответа за свои злодеяния. Это именно та решимость, которую союзники по антигитлеровской коалиции сформулировали ещё до Тегеранской конференции Большой тройки – в своей Московской декларации от 30 октября 1943 г. «Об ответственности гитлеровцев за совершаемые зверства» – «союзные державы найдут преступников даже на краю света и предадут их в руки обвинителей».

(продолжение следует)