Россия
Шовинистическая истерия России
На самом деле в России ничего не
происходит. И это «ничего» украшено самой нелепой, шовинистической, глупейшей
истерией, из‑за которой стране позже будет мучительно стыдно. Потому что
настоящая Россия
–
это же не черносотенные мракобесы, не Кремль, не те люди, которые в Украине рвут
на себе грязные тельняшки и орут «Крымнаш». Они не понимают, какие беды
заключены в этих словах для них лично и для государства. Для меня в слове Россия
закодирована фамилия Павлова, Циолковского, Добролюбова, Писарева.То есть она не
имеет ничего общего с тем милитаризованным кошмаром, которым страна
представляется жителям Украины.
Причем представляется справедливо, заслуженно. Поскольку несчастье украинской
земли в том, что она всегда считалась домработницей, крепостной Москвы. И вдруг
эта крепостная вздумала сбежать, да еще и в галошах барыни. Следовательно,
настигнуть, волосья выдрать, выпороть до крови и чтобы больше никогда не смела
даже подумывать об этом.
Но Украина оказалась самостоятельным национальным образованием, народом, страной
со своими героями и идеологией.
В России многие возмущаются Степаном Бандерой, ну и что? Бандера ведь в
известной степени – один из героев украинского народа. У французов тоже есть
крайне несимпатичный нам персонаж, который вообще Москву сжег. И тем не менее
никто почему-то французам не предъявляет претензии, что они, видите ли, к
Наполеону относятся хорошо и проводят мероприятия, посвященные его памяти.
Русские очень не хотят признавать тот факт,
что Украина – государство, имеющее свой язык и право на абсолютное
самоопределение. Вот это раздражает больше всего, но раздражает не ту настоящую
Россию, о которой я говорил. То есть не людей, которые всерьез занимаются
прогрессом, историей, искусством, наукой, а зомбированное телевизором
большинство.
Причем выяснилось: чем более примитивное, одноклеточное зомбирование, тем
публика с большим восторгом это воспринимает. Это в известной степени
кристаллизируется в так называемой национальной русской идее – заявить о том,
что мы особенные, исключительные, а всех, кто не согласен, во имя любви и
доброты заклеймить маской позора и презрения. Это наше любимое занятие на
протяжении многих веков.
Если бы на посту президента РФ был не Владимир Путин, а кто‑нибудь тупее, то мы
бы даже не смогли нормально беседовать по телефону, говоря о главе страны.
Предположим, что вместо аккуратного и взвешивающего все 50 тыс. раз чекиста
Путина пришел человек, который полностью пошел на поводу народного настроения,
митингов, торжествующих мракобесов, шовинистическо-милитаристской истерики –
тогда ситуация была бы гораздо хуже. Путин вменяемый и осторожный человек. И,
как бы парадоксально это ни звучало, предельно точен в крайне неприятных
вопросах.
Парадокс, но он работает сдерживающим фактором. В любом обществе правитель
всегда детерминирован тем народом, которым управляет. Не бывает чудес, когда
царь не зависит от толпы. Путин в не менее сложном положении, чем остальные. Но,
например, донбасская проблема имеет чудовищную особенность – никто не понимает,
как ее закончить. Это драма без прописанного финала. Как ее начать, было понятно
– нужно было сформировать несколько, по сути, террористических групп и
посмотреть, что будет.
В надежде на то, что обескровленная и деморализованная последними событиями
Украина тут же воздвигнет кирпичную стену между собой и юго-востоком страны. Но
этого не произошло. Украина, вдруг стиснув зубы, наспех перевязавшись, встала и
пошла крушить, выигрывая в самой сложной из всех войн – войне с террористами.
Что меня, честно говоря, удивляет – не понимаю, откуда у украинцев силы и
возможности.
Некоторые русские в Донбассе воюют за деньги, некоторые – за возможность
получить право убивать. Потому что подонков много – тех, кто не имеет
возможности удовлетворить потребность убивать в подворотне. Они теперь играют в
войнушку на востоке Украины. Ведь потребность убивать устойчиво сохраняется у
определенного процента людей.
Есть в Донбассе и исключительные с военной и человеческой точки зрения весьма
храбрые и великодушные люди, но оказавшиеся там и тоже ставшие террористами. Я
сознательно употребляю этот термин. Есть такое понятие – тактика ведения боевых
действий. Так вот, эта тактика [в случае с ДНР-ЛНР] именно террористическая –
прятаться за поликлиниками, молочными магазинами. И все жертвы в Донбассе – все
по вине террористов, а не украинской армии.
На протяжении пяти-семи лет в России мозги населения обрабатывает РПЦ [Русская
православная церковь] со своей идей русского мира, русской богоизбранности. И
делает это достаточно успешно, если посмотреть на процент
религиозно-идеологических фанатиков. В частности, вот Игорь Гиркин, религиозный
фанатик-террорист, он вполне обаятельный, симпатичный человек. И Усама бин Ладен
в жизни не был совсем уж чудовищем, как о нем рассказывает американская разведка
или СМИ – он был образованным, тонким, очень своеобразным человеком и не
производил впечатление монстра, с клыков которого капает кровь.
Террористы – это ведь необязательно заросшие шерстью твари, тупо хрюкающие и
убивающие. Они бывают всякими. И религиозный Гиркин относится к числу тех самых
обаятельных террористов.
Проект Новороссия захлопывается, как шкатулка. Рано или поздно будут вскрыты все
могильники, откроются все подвалы и соберутся все заявления об "отжатом",
украденном, изнасилованном. И все эти герои Новороссии получат пахучий,
просоленный, как их камуфляжные майки, статус международных преступников.
Я думаю, что Украина будет их искать и находить повсюду, уже в рамках
международного права. Поэтому спрятаться совсем и навсегда тому же Гиркину не
удастся, хотя он и вернулся в места постоянной дислокации – в Россию. А
захлопывается проект, потому что для всех очевидно – невозможно ответить на один
единственный вопрос – «зачем?».
Вот на все вопросы можно ответить: где, какой длины усы у Гиркина и какого роста
боевик Моторола. Но никто не может ответить на вопрос «зачем, на хрена это
нужно?». Зачем нужна смертельная вражда с самими близкими людьми, на которых мы
всегда могли бы в тяжелую минуту опереться? На что мы поменяли эту дружбу,
родственность и любовь? Это непонятно никому.
Запреты в России импортной еды, алкоголя, одежды – на самом деле это даже очень
хорошо. Потому что чашу маразма нужно пить до дна. До боли и колик. Когда маразм
начинает причинять существенные проблемы и неприятности каждому отдельному
человеку, тогда его маразматическая сущность становится очевидной.
Для нас эти санкции обойдутся дорого, потому что Россия абсолютно не
самостоятельная во всех вопросах. Я уже не говорю о культуре, науке,
технологиях. Мы все никак не можем набраться мужества и признать, что Россия
пусть и больная, увечная, несчастная, но часть Европы.
Вся наша цивилизация европейская. Всякий, кто всмотрится в сегодняшнюю жизнь,
ничего русского ни в каком смысле этого слова не увидит. Для страны конфликт с
Европой смерти подобен.
При том, что милитаристский угар России мне тоже совершенно непонятен. Просто я
неоднократно видел российскую армию в деле, видел, как она трагически проиграла
войну малюсенькой Чечне – от силы 3–5 тыс. отчаянных чеченцев решили
противостоять всей машине российской армии.
А если базироваться на моих личных ощущениях и как автомобилист смотрит на
стрелочку – сколько у него осталось бензина, то запас государственного маразма в
России позволит в таком виде существовать еще год-полтора. Потом, если не найдет
заправку – а она ее не найдет, потому что маразм того образца, который движет
РФ, больше в мире нигде не известен, – массовая шизофрения пойдет на убыль. А
когда запасы маразма закончатся, вероятно, изменится многое в России – и так,
как нам было даже страшно предположить.
Александр Невзоров,
ruspolitics.ru, 26 сентября