Поэт и Гражданин

 

К 200-летию Лермонтова

 

Двухсотлетний юбилей Михаила Юрьевича Лермонтова прошел на редкость сдержанно, чтобы не сказать скромно. Концерт в Большом, мероприятия в Пятигорске и Тарханах (последнее – с Высочайшим участием), ряд телепрограмм на центральных каналах. В целом освоено на означенные нужды, по сообщению Минкульта, 300 млн. рублей.

 

Ну, скажем так: без помпы. С 200-летием Пушкина в 1999 году не сравнить. Тогда реально был большой национальный праздник, по размаху уступавший разве что грандиозному радостному ликованию по поводу столетия смерти поэта в 1937 году.

 

Лермонтов всегда был вторым, планида у него такая. Он всегда был на полшага позади Пушкина, всегда хоть немного, но в его тени – при том, конечно, что у солнца нет тени.

 

Лермонтов – не просто младший современник Пушкина. 15 лет разницы в возрасте между ними составили эпоху.

 

Пушкин рос при Александре. В друзьях – герои Отечественной войны. «Все они красавцы, все они – таланты, все они – поэты», и скинуты ментики, и разговоры о судьбах Родины до утра, и пьянит романтика причастности к великой и гордой истории, и пенится в голубой крови шампанское свободы.

 

Лермонтов. Автопортрет

То ли дело – Николай. «Скука, холод и гранит». Пушкин умер. И Лермонтов сразу, с низкого старта выдает литой, чеканный стих-вызов.

 

«На смерть поэта».

 

В советских учебниках литературы, надо отдать им должное, было точное, исчерпывающее выражение – «вольнолюбивая лирика». Лермонтову 22 года. За оставшиеся четыре года жизни он напишет все остальное – полное Академическое собрание своих сочинений. В стихах и прозе. Создаст целый мир, в котором можно жить. И можно сойти с ума. Врубель будет до полного безумия переписывать и переписывать своего, т. е. лермонтовского Демона.

 

По мировоззрению, как и всякий русский дворянин и офицер, Лермонтов, разумеется, до мозга костей патриот. И трудно сказать, какой из его прославленных стихов более патриотичен – «Бородино» с его гордостью или «Прощай, немытая Россия» с его горечью.

 

По масштабу дарования, по колоссальной мощи таланта он сопоставим с Пушкиным – т. е. всемирного класса гений.

 

Его стих – столь же отточенный, совершенный и столь же глубокий, как эталонный пушкинский. Возможно, он чуть уступает в летящей, божественной легкости, но в нем больше терпкости, страстности и какой-то материальной объемности.

 

Лермонтов творит в формате 3Д.

 

«В полдневный жар в долине Дагестана».

 

«Белеет парус одинокий в тумане море голубом».

 

«По небу полуночи ангел летел, и тихую песню он пел».

 

Это – Лермонтов. Только Он. Больше никто так не писал и никогда не напишет.

 

Пушкин – светлый ангел русской словесности. Лермонтов – ее вечно юный демон.

 

Один – прозрачен, как воздух. Другой – неотразимо загадочен.

 

Но у нас страна вертикальная. Река – Волга. Поэт – Пушкин. Больше нам не надо. Больше нам не запомнить, уж не говоря, что не прочитать. И Пушкин не особо нужен, только на физиономию-то его поглядеть, но уж привыкли, притерпелись как-то. А еще одного гения мы не потянем.

 

Ни одна эпоха в нашей многовековой истории так не напоминает нынешнюю, как николаевская. Сейчас, правда, вместо гранита пластиковый фальшак. И не найти такую пару, чтобы один так умер, а другой так написал на его смерть.

 

Николай Сванидзе,

«Ежедневный журнал», 17 октября

 

 

* * *

Печально я гляжу на наше поколенье!

Его грядущее – иль пусто, иль темно,

Меж тем, под бременем познанья и сомнения,

В бездействии состарится оно.

К добру и злу постыдно равнодушны,

В начале поприща мы вянем без борьбы;

Перед опасностью позорно малодушны

И перед властию – презренные рабы.

 

* * *

Как часто, пестрою толпою окружен,

Когда передо мной, как будто бы сквозь сон,

При шуме музыки и пляски,

При диком шепоте затверженных речей,

Мелькают образы бездушные людей,

Приличьем стянутые маски …

 

… О, как мне хочется смутить веселость их

И дерзко бросить им в глаза железный стих,

Облитый горечью и злостью!..

 

* * *

Люблю отчизну я, но странною любовью!

 

* * *

Прощай, немытая Россия,

Страна рабов, страна господ,

И вы, мундиры голубые,

И ты, им преданный народ.

 

Быть может, за стеной Кавказа

Укроюсь от твоих пашей,

От их всевидящего глаза,

От их всеслышащих ушей.

 

* * *

Вы, жадною толпой стоящие у трона,

Свободы, Гения и Славы палачи!

Таитесь вы под сению закона,

Пред вами суд и правда – все молчи!

Но есть и божий суд, наперсники разврата!

Есть грозный суд: он ждет;

Он не доступен звону злата,

И мысли, и дела он знает наперед.

 

Мы привели эти известные строки Лермонтова не потому, что допускаем, что читатели их могут не знать. И даже не затем, чтоб обратить ваше внимание на то, как актуально звучат они сегодня.

А вспомнили мы эти строки единственно затем, чтобы задаться простым вопросом, которым не может не задаться каждый российский патриот путинского призыва:

 

ЗА ЧТО ЛЕРМОНТОВ ТАК НЕ ЛЮБИЛ РОССИЮ?

 

Думается, живи Лермонтов в нынешнюю эпоху – он так же не был бы героем нашего времени. Как, впрочем, и многие другие поэты – от Пушкина до Высоцкого…

 

По сути, об этом же – о патриотизме подлинном и мнимом, о любви к России и российской власти – и статья Антона Ореха.