Заложник
Приговор – продолжение той тактики, которая наметилась в действиях Рамзана Ахматовича Кадырова и которая связана с возмездием семье. Рамзан Ахматович в свойственной ему стилистике осуществил это прямо «на месте», тут мы видим то же самое. Власть явно металась между желанием врезать Навальному по полной программе, чтобы он вообще не мог голову поднять, или поступить более пластично и гибко. В результате победила вторая линия, и Алексей получил условный срок, а его брата «закатали». Это не что иное, как практика заложничества. У Фазиля Искандера в замечательном «Сандро из Чегема» Берия спрашивает у Сталина: «Что делать с этим Цулукидзе, товарищ Сталин? Может быть, выгнать его из нашей партии?» И получает ответ: «Выгнать его мы не можем, не мы принимали, Ленин принимал. Но у него есть брат, и пусть он пострадает». И это абсолютно такая же хитрая и трусливая практика.
В результате, с одной стороны, Алексея Навального оставили под домашним арестом и сделали последнее предупреждение, а с другой стороны – показали всем, не только его сторонникам, но и просто сочувствующим, что сочувствовать ему опасно. Фактически это продолжение того же курса действий, который мы наблюдаем по отношению к Лии Ахеджаковой, Леониду Парфёнову, Ольге Романовой, линии классических советских провокаций и запугиваний.
Прислушиваться к общественному мнению и опасаться его – не одно и то же. Власть совершенно не прислушивается. Она сейчас очевидно находится в состоянии перехода от авторитаризма к тоталитаризму, и Рубикон на этом пути уже перейдён. Но опасаться опасается, и то единственное, что внушает здесь оптимизм, – власть ещё не в полной мере потеряла инстинкт самосохранения, не в полной мере «отморозилась». И потенциальные протесты по поводу реальной посадки Навального эту власть не радовали, так что было принято решение «сбить накал». Потому что для нашей страны, если человека не расстреляли, а уж тем паче не посадили, то ничего страшного не произошло, всё остальное – цветочки и детские игры.
Кроме того, они не захотели оказывать Навальному услугу, делая его жертвой в глазах сторонников и людей нейтральных. Потому что заключение привело бы именно к этому. У Алексея Навального нет тех минусов в глазах широкой общественности, которые есть у Михаила Ходорковского, а именно, его национальность и миллиардное состояние. Как публичный политик Навальный сильнее, и в смысле массового впечатления перспективнее. Так что делать из него жертву власть побоялась, ограничившись условным сроком. Про это вроде как и говорить нечего – подумаешь, посидит дома.
Но «не сажать Навального» – это не стратегическая позиция, а чисто тактическая. Если страх немножко спадёт, или власть решит, что может себе это позволить, или просто победит группировка, настроенная менее гибко и более радикально, то осуществить такие посадки – не проблема. Ни морально, ни стилистически они перед подобными действиями не остановятся, просто сейчас, видимо, другие шаги кажутся им более целесообразными.
Повлиять на судьбу Олега Навального обычные граждане вряд ли сейчас могут. Наше руководство вообще не знает задней передачи, что уходит, по-видимому, в специфику психологии первого лица. Но это не лишает людей права выражать свою позицию. Напротив, если бы не такое выражение, то власть не испугалась бы перспектив 15 января и Алексей Навальный получил бы реальный срок. Определённое, пусть и слабое, давление на власть сейчас оказывается, и она его чувствует. Тоталитарная власть вообще, как правило, труслива, что не делает её менее опасной. Напротив, всё трусливое более опасно, так как непредсказуемо и агрессивно, но, тем не менее, воздействие они чувствуют, и пока этим можно пользоваться, этим нужно пользоваться.
Николай Сванидзе,
«Ежедневный журнал», 30 декабря