Особое мнение

Виктор Шендерович: Мы не выблевали

из себя эту имперскую бациллу

О декоммунизации Украины

Ну, «крот истории роет медленно», – он дорылся и до этого. Странно, если бы было какое-то другое, по большому счету, решение, – потому что под советской символикой было совершено больше преступлений, чем под нацистской, и уж на Украине – точно. Просто хронологически. Но в случае с Украиной, в случае с голодомором и со всей длинной историей – это очень понятно и это естественно. Империя распадается, она распадается медленно. То, чего не «дослучилось» 25 лет назад, «дослучилось» сейчас: отпадает от Российской империи, которая некоторое время существовала под советской символикой, – это, в общем, подробности, – отпадает Украина. И какое еще может быть отношение независимой Украины, которая стремится в Европу, в этот мир из того, – какое еще может быть отношение к коммунистической символике?

В 46-м году в Германии было очень много членов НСДАП, очень. 625 тысяч из них было потом осуждено. Остальные молча продолжали существовать, молча! Молча – потому что нацистская пропаганда была запрещена как смертельно опасная, – и уж это было проверено, что она смертельно опасная, это была не теория ни для Германии, ни для Европы, ни для всего мира в 46-м году. Вот и все. Да, не может не быть коммунистов. Как не может не быть коммунистов? – 70 лет существования, это инфицирование продолжалось и продолжается… Это другой вопрос, как выходить. Условно, есть две темы. Одна – название болезни, определение болезни, другая – метóда лечения. Вот по поводу метóды лечения – тут начинаются вопросы. До какой степени запрещать? Как жестко должно это проходить? Какой инкубационный период, какой санитарный период? Вот с лихорадкой Эбола сколько-то человек должен посидеть, прежде чем въехать в страну, чтобы уточнили: опасно для окружающих или не опасно? Это уже второй вопрос, и здесь я не советчик, да и сам не знаю ответов на эти вопросы, разумеется. Но то, что источник смертельной опасности – давно известный, и название этой болезни названо, оно произнесено вслух – это естественно, и это правильно!

В нашем случае… (России. – Ред.) тут начинается вопрос: что делать? Я знаю, что человек болен раком, но у него заражены жизненно важные органы этим раком. Что делать? Оперировать? Очень опасно: он может умереть. Не оперировать: точно знают, что умрет, но чуть позже. А дальше вопрос: Как проводить лечение? Не знаю. В нашем случае, боюсь, что это довольно смертельно. Я не знаю, как. Я не политик.

Вот Астафьев считал, что мы обречены, что 20-й век, коммунистический, сломал хребет русскому народу. Раскулачивание, война просто уничтожили народ – так считал Астафьев. Когда 10 или 15 лет назад я услышал от профессора Афанасьева, мне тоже казалось, что он сгущает краски. За эти десять лет я сдвинулся в сторону исторического пессимизма. Но это уже второй вопрос. Главный вопрос – мы должны отдать себе отчет, что это смертельно опасно. Эта имперская бацилла, которая в нынешней своей реинкарнации – с серпом и молотом и принесла России бед не меньше, чем Украине, разумеется. Прежде всего она была антироссийской, прежде всего. Это ясно. И пока мы этого не поймем, пока мы не назовем вслух для себя, не определим для детей… – бог с нами, мы уже, какие есть, вот дети рождаются с голенькой головкой, пустенькой – либо мы им положим туда байки, высосанную из пальцев лабуду, этот лубок про эффективного менеджера и «страну, которую мы потеряли»; и начнем воспитывать ностальгию, как она воспитывается 15 лет, по той «большой родине». И все остальные, кто из нас в ужасе вырвался из этого барака – мы будем объявлять их предателями, и негодяями, и русофобами… – либо так, либо мы попытаемся продышаться. В прошлый раз не получилось, в перестройку, не получилось до конца проблеваться. Мы не выблевали это из себя эту имперскую бациллу, эту советскую бациллу. Она жива. Собственно, только она и жива. Хотя, конечно, не только – много изменилось. Все-таки эти 10-15 свободных лет не были напрасными совсем – исторически… Но до какой степени этого глотка кислорода хватит, чтобы дожить до следующего глотка, это покажет время. Это что касается нас. Что касается Украины – мы им помогли. Бог знает, сколько продолжалась бы эта вялотекущая шизофрения со вхождением в европейский дом с памятниками Ленину, но мы помогли Украине осознать весь ужас и невозможность совмещения.

Порошенко: Гитлер и Сталин развязали Вторую мировую войну

Собственно говоря, президент Украины констатировал таблицу умножения. Это просто известный исторический факт, что Вторую мировую войну начали Гитлер и Сталин разделом Польши; тайные соглашения Молотова – Риббентропа… все это известно. Это неизвестно только нам, которые кушают с ладошки путинской 15 лет, и с останкинской, а для всего мира это нормальный, исторический, давно установленный факт. Один мой шапочный знакомый повел сынишку в школу. Вот познакомиться с учительницей, с будущей. Он ей задал вопрос: в котором году началась Вторая мировая война? Ну, просто так. Она сказала: в 41-ом. И он решил не отдавать сынишку в эту школу.

Мы заплатили самую большую цену – это безусловно. Если считать жертвы – это безусловно так. Я только не вижу здесь особого предмета для гордости. Для ужаса, как у Астафьева – да! Для печали безразмерной, безмерной печали – да. Для размышлений о том, с чем мы вышли из своего сталинского 30-летия и советского 70-летия – да. Чем тут гордиться-то, что потери были семь к одному по отношению к немцам? Гордости тут нет. И, когда я, спустя 60 лет после гибели моего деда – мне удалось прочитать документы, которые позволили мне предположительно восстановить обстоятельства его гибели, его и его товарищей на Черной речке под Ленинградом, когда раз за разом кидали безоружных на укрепленную точку, потому что начальство велело брать. Их косили, тупо косили раз за разом, а они поднимались в атаку и поднимали других. Ну, можно, конечно, этим гордиться, а можно схватиться за голову в ужасе. А сколько-то людей там были расстреляно своими заградотрядами, чтобы шли в атаку остальные… Ну, можно этим гордиться. На здоровье.

Парад Победы в Москве

Одно дело – уважение к памяти павших. И с этим все нормально в Европе. Мне случалось в старинном польском городе Калиш, одной из первых столиц Польши, видеть военное советское кладбище. Дай нам бог в таком порядке и уважении держать могилы наших солдат! – которые некоторой частью не похоронены – кости лежат по лесам… Дай нам бог так, как это делают поляки. Но стоять на трибуне рядом с главой страны, развязавшей только что войну в Европе, стоять во время военного парада по факту это означает, пиаровски – это же будут показывать по телевизору! – это выглядит как поддержка. И дураков нет, и все это понимают. Поэтому он будет стоять на трибуне вместе с нашими нынешними соратниками.

Путин убедил всю Европу и весь мир, что стоять рядом с ним – это смертельно для рейтинга нормального демократического политика. Стоять рядом с Путиным и солидаризироваться с ним в чем бы то ни было может позволить себе только какой-то очередной Ын или что-то вроде этого, и те, которым деваться некуда, которые от нас зависят полностью. Вот так.

Поддержка Путина на Западе

Открытое общество. Население чрезвычайно сильно подвержено, инфицируется и нашей очень эффективной пропагандой, в том числе, внешнеполитической. В Америке огромное количество русских эмигрантов абсолютно пропутинские. Я все время их сюда посылаю, потому что считаю, что они должны оказывать Владимиру Владимировичу поддержку здесь, а не сидя на вэлфере по Соединенным Штатам. Другой вопрос – есть партия «Йоббик», наш главный союзник, венгерская правая партия в Европе, есть греки – оплот нашей славы. Да, конечно, можно найти союзников. Но если посмотреть на обрушение пейзажа, спокойно посмотреть, не пропагандистски, – то мы увидим, как за этот год обрушился наш пейзаж, и среди кого мы остались. «С кем ты останешься, хозяин? Ты останешься со смитьем». Я цитировал уже из «Фроима Грача», из Бабеля. Останемся со смитьем, с дрянью. Уже остаемся.

Православный фундаментализм

Если перестать отшучиваться, то клерикализм, который на нас надвигается (уже надвинулся довольно сильно, но продолжает надвигаться), – это для России из самых главных стратегических ужасов и опасностей. Минимальное знание истории напомнит нам средневековую Испанию, которая с расцветом клерикализма быстро превратилась в отсталую средневековую страну в течение века, потому что из нее ушли все образованные люди, бежали все образованные люди, а за ними – капиталы, разумеется. И как мы не берем страну, в которой попы правят (любой конфессии попы), то мы видим: беда с этой страной. По крайней мере, никакого развития… Ну, можно, как в Саудах, конечно, просто на нефти сидеть – другое дело.

То, что было при советской власти (когда церковь притесняли. – Ред.), является прямым следствием того, как было до советской власти! Когда волокут тебя целовать доску крашенную много веков подряд – почитайте переписку Белинского с Гоголем; когда много веков… «Победоносцев над Россией простер совиные крыла»… почитайте Толстого, что он пишет про официозное православие; когда много веков тебя за шкирку – почитайте Чехова, который прошел в детстве эту школу, – когда вот так, за шкирку тебя носом тычут и заставляют, и когда это тебе пихают в глотку, – то тогда маятник однажды прилетает в обратную сторону, и тогда начинают срывать… Те же самые, которые целовали доски и стояли на коленях – они же самые, с наслаждением, начинают срывать купола с церквей и кресты срывать – и массово расстреливать священников. Эти же самые люди, с тем же самым удовольствием, а, может быть, и с большим… Маятник! Не надо давать маятнику улетать слишком далеко. «Держи свою религию при себе» – сказано. Есть еще более иронический образ. Это американцы сформулировали. Что религия – как половые органы: хорошо, что они у тебя есть, хорошо, что доставляют тебе радость, но не надо выставлять их напоказ. Это твое, это интимное. Государственная дума, – не депутат, который пошел в церковь (или в мечеть, или прикладываться к мезузе – на здоровье, это его личное частное дело), – но, когда в Государственной думе привозятся какие-то мощи, то тогда я думаю: какое отношение к этому государству имеют Ингушетия, Калмыкия, Татарстан? Какое отношение к этому государству имею, например, я, или миллионы атеистов, а также христиан, которые не разделяют этого, так сказать, казарменно-официозного православия, погрязшего в казне? Вот того православия, о котором писал Лев Николаевич Толстой, и которое его предало анафеме, и из которого он в итоге вышел… Какое отношение это государство имеет к нам всем? Это очень опасная вещь. Это путь в Тегеран, это путь в Саудовскую Аравию. Это еще не отсечение голов за религиозное вероотступничество – нет, но это шаги по дороге туда. Мы это проходили все, главное ведь. Ведь ничего же нового нет! И, чем это закончится, более-менее знаем – стошнит. А как в России тошнит, мы знаем – тот же самый 17-й год. Как в обратную сторону летает маятник – кто этого не помнит, ну почитайте книжки!

Внутри православия огромное количество замечательных людей, пристойных, интеллигентных, глубоких. Повторяю: вера, сама по себе вера – это то, что касается этого человека. Но, когда вера срастается с государственной машиной, начинается ужас. Это человечество проходило в Испании, Тегеране, в России – где угодно. Хотим еще раз? Зачем? Может быть, книжки почитать? Я предлагаю почитать книжки, а не прыгать еще раз на эти же грабли.

«Особое мнение», 9 апреля