У меня тут случился разговор с одним знакомым. 8 мая, накануне Дня Победы, он спросил, нет ли у меня георгиевской ленточки. «Что я, с ума сошел?» – ответил я, признаюсь, на автомате.
Он удивился. И сказал что-то в том духе, что для него эта ленточка остается символом Победы, который не может быть подвержен никаким сиюминутным привходящим политическим веяниям; у него дед погиб на войне, и он каждый год посещает нюрнбергское кладбище, где похоронены советские солдаты. Чтит память погибших, в том числе деда – и как же вот без ленточки?
Я ответил ему, что у моей бабушки было в семье десять братьев и сестер. В живых осталась она одна. Поэтому не получится заподозрить меня в неуважении к памяти жертв той страшной войны. А вот от георгиевской ленточки меня с некоторых пор тошнит.
Нацистская свастика не всегда ведь означала то, что она значит для всего мира сегодня. Изначально она вообще не была нацистской.
Свастика, как крест с загнутыми концами – один из самых древних и распространенных символов у многих народов мира. В большинстве случаев она несла положительный заряд и была символом жизни, движения, Солнца, света. Свастика играет огромную роль в буддизме.
Имеет ли все это какое-то значение сегодня? Кто об этом помнит, знает? Со времен Второй мировой войны свастика имеет одно, совершенно определенное значение. И ничем это ее значение поколеблено быть не может.
То же произошло с георгиевской ленточкой, на наших глазах стараниями Путина, его информационных и обычных войск превратившейся из символа Победы в страшной войне в символ агрессии и милитаристского помешательства. Для меня теперь георгиевская ленточка символизирует это и только это. Она никак не связывается теперь с памятью павших, и в то же время никак не мешает мне чтить их память.
Дело, конечно, не в символах, а в сути. Которая заключается в том, что, как верно заметил в публикуемой ниже статье Лев Шлосберг, путинский режим замечательно приспособил юбилей Победы к оправданию собственной агрессивной политики.
Захват Крыма и кровавую бойню в Донбассе Путин сделал тождественными победе в Великой Отечественной войне.
Ему удалось представить агрессора жертвой, которая так же, как в Великую Отечественную, вынуждена защищаться от окружающих ее плотным кольцом врагов. Защищаться, нападая на них.
В этой системе координат по Оруэллу (правда – это ложь, мир – это война) все, с кем Россия затеяла войны, логично становятся фашистами. И если на Украине бесчинствуют укрофашисты, значит, аннексия кусков ее территории – это победа над фашизмом. Железная логика.
Для сегодняшнего среднестатистического россиянина, мозги которого промыты зомбоящиком, «доблесть» бандитов и российских «отпускников» на востоке Украины ничем не хуже героизма советских солдат, защищавших родину от нацистов…
«...Нынешнее грандиозное празднование на самом деле посвящено не победе 1945-го, а победе 2014-го. Не взятию Берлина, а присоединению Крыма» – отмечает Николай Сванидзе.
Путин превратил День Победы из дня скорби и радости от победы в самой страшной в истории человечества войне в какое-то непотребное бесстыдное шоу. Такого, как отмечают многие наблюдатели, не было в советское время. Я по себе помню: несмотря на всю заидеологизированность советской жизни, это был очень человечный праздник, светлый, весенний, со слезами на глазах...
А сейчас, такое чувство, Путин начисто, на генном уровне выжег из россиян восприятие войны, как самого страшного, что может быть. Понимание того, что война – это не пляски с георгиевскими ленточками, не ряженые придурки без совести и памяти, а страдания, кровь, смерть. «Лишь бы не было войны» – можно не волноваться, это больше не про россиян. Конечно, только до той поры, пока война не коснулась самих россиян, пока не пришла она в Россию, как в 44-45-м годах она пришла на немецкую землю.
Такое ощущение, что Путин вознамерился сделать из своих подданных армию безумцев, фанатиков, зомби...
Вадим ЗАЙДМАН