EIN DEUTSCHER JUDE

Nach Heimat frugen sie und Namen.

Er gab sich schlicht als Juden kund.

Da zischelten die hohen Damen

Und spöttisch zuckte mancher Mund.

Doch als ein wärmeres Vertrauen

Sie mählich zu dem Fremden trieb

Da frugen wieder ihn die Frauen,

Warum er Jude, Jude blieb.

Er sprach: Warum ich nicht zerreisse

Zu meinem Volk das schwache Band?

Warum ich nicht die Gnadenspeise

Empfang’ aus Eures Priesters Hand?

So fragt Ihr, – soll ich, frei vom alten

Die Seel’ entweihn mit neuem Lug?

Wie Ihr zu kleinem Holze spalten

Das Kreuz, daran man Christum schlug?

Ein Bürger sonnenhellrer Zeiten,

Die freilich noch die Wolke deckt,

Will ich durchs Leben rüstig schreiten,

Von Kreuz und Talmud ungeneckt.

Und wenn ich doch zu Juda stehe –

Nicht jenes Glaubens morscher Kitt,

Und bindet tausendjähr’ges Wehe,

Das blutig ihm ins Leben schnitt.

Zu meinem Volk drum muss ich halten.

Solang sein Herz in Angst noch schlägt,

Solang es noch die Schmerzensfalten

Aus alter Zeit im Antlitz trägt,

Solang es, halb von Spott begossen

Und von Bedauern halb berührt,

Aus Euern Herzen ausgeschlossen,

Ein einsam ächtig Leben führt.

Ihr lächelt, – Sei es drum! Ich schlage

Doch Eure Geistesschlachten mit,

Und wer das deutsche Banner trage,

Ihm folg’ ich freudig Schritt um Schritt.

Dein Boden gab mir Raum zur Wiege,

Gib mir zum Grab ein Fleckchen Sand,

Wenn ich dem letzten Kampf erliege,

Geliebtes Deutsches Vaterland!

НЕМЕЦКИЙ ЕВРЕЙ

«Так кто Вы?» – спрашивали прямо.

«Еврей я…» – мой прямой ответ...

Надменные шептались дамы,

Кривились мне мужчины вслед…

А как с доверием вздыхали,

И становился взгляд теплей, –

То любопытством полыхали:

«Зачем он все еще еврей?!»

Так почему не разорвал ты

С еврейством призрачную связь?!

Давно б в мундире штатсанвальта

Ты б с ними встал, Ему молясь!

Голгофы крест, до малой щепки

Стесав, на шею б водрузил!?

Подачкой – новой ложью цепкой

В грех новый душу погрузил?!

Как гражданин рассветной смены

Творю трусцой с грядущим связь.

Стряхнув столетних страхов стены,

Креста с Талмудом сторонясь.

Но коль причастен я к евреям, –

Глубинным чувством с ними слит. –

Так то не Веры ветхим клеем, –

И не соседством скорбных плит…

Делю с еврейским родом долю,

Страх сердца растворяю в нем.

Его морщины вечной боли

Застыли в облике моем.

Как он, насмешками облитый,

С сочувствием напополам, –

Отринут бюргерской элитой

К еврейским мелочным делам...

В борьбе идей – я в ногу с вами,

И как еврей – не в стороне!

В трехцветное я верю знамя. –

Как немец и еврей – вдвойне!

Дала мне место колыбели, –

В могилу б горсть песка нашла…

Придай мне сил – к последней цели –

Земля родная – Фатерланд!

RELIGION

Hast du gefragt, in welchem Stamme

Mein Lebensreis die Wurzel schlug?

Hab’ ich gefragt, ob dich die Amme

Zum Taufstein in die Kirche trug?

Was Eins vom Andern wollt’ erfunden,

Was Eins dem Andern auch gestand,

Das war nur, daß wir uns gefunden

So rein wie je ein Paar sich fand.

Ob sie zur Thora mich getrieben.

Ob du gekniet vor’m Marterholz,

Wir glauben nur, daß wir uns lieben,

Und dieser Glaube macht uns stolz.

O Liebste, lächle nicht so heiter!

Wie thut der finstre Wahn so weh!

Er trägt zusammen schon die Scheiter

Zu unsres Glücks Autodafe!

РЕЛИГИЯ

Я помню день, когда проснулся

К моим корням твой интерес…

В ответ я бережно коснулся

Реальности Его чудес.

Как Песах в Пасху перекроен,

Святынь присвоен длинный ряд...

Союз наш свыше был устроен,

К чему ему земной обряд?!

Меня ли к Торе вызывали,

К распятью преклонялась ты, –

Другою, чем в Любовь, едва ли

Мы были б Верою горды?!

Любимая, горька изнанка

Открытых нам когда-то Вер, –

Она – как хвороста вязанка

Нам к Счастья аутодафе!

AM SCHLIERSEE

„Zur Schifferliesel“ heißt der Schank,

Darin wir uns gefunden.

Ein offnes Wort, ein frischer Trank,

Das hat uns bald verbunden.

Studenten zwei, das Herz noch warm,

Der Kopf noch unverschroben –

Warum nicht mit verschlungnem Arm

Sich Lieb und Treu’ geloben?

Die Gäste saßen wohl verdutzt

Und übten ihre Zunge. –

„Ei was! Wer nicht der Regel trutzt,

Das ist kein forscher Junge!“

„Sie mögen spötteln! Bruder, komm’

Und laß uns tapfer zechen,

Dabei ein Wörtlein gut und fromm

Von unsern Lieben sprechen!“

„Ich bin ein Kind vom Donauland“ -

Vertraute mir der Bruder,

„Des Vater’s Hütte steht am Strand,

Er führte Steu’r und Ruder.

Jetzt ruht er längst im Hafen schon

Und unter fremdem Schutte.

Sein Haus stirbt ab: Sein einz’ger Sohn

Schlüpft in die Klosterkutte.“

„Und ich, bald such’ ich als ein Sklav’

Der Themis Schreiberbude,

Von Herzen deutsch, von Hause brav

Und von Geburt ein Jude.“ –

„Ein Jude?!“ Wie das Wort entwich,

Da schlug er in die Hände.

„Herr Bruder,“ er bekreuzte sich,

„Die Freundschaft hat ein Ende.“

“Mein Mütterlein vergäb’ mir’s nie

In ihrem ganzen Leben.

Die Liebe, die ich erst euch lieh,

Ihr müßt sie wiedergeben.“

O hartes Wort, wie trafft du schwer!

Er aber, ganz gemessen,

Trank noch sein letztes Seidel leer

Und bat, ihn zu vergessen.

Im Kopfe wirr, im Herzen krank,

Hab’ ich’s ihm zugeschworen, -

"Zur Schifferliesel“ heißt der Schank,

Darin wir uns verloren.

HA ШЛИРЗЕЕ

Пивной на Шлирзее шинок…

Друг друга мы нашли там, –

Простой немецкий паренек,

С лицом таким открытым!

Шумели гости, забалдев,

Волной качались в песне…

Мы пили за любимых дев,

Бодались – чья прелестней.

Взыграла молодая кровь

От пива бочкового…

Как братья, верность и любовь

Хранить мы дали слово.

Душевный разговор возник:

Спросил о предках брата –

«Отец дунайский был речник,

Водил суда когда-то…

Он на приколе у седин,

И рода финиш ясен: –

Единственный поскребыш – сын

К монашьей рвется рясе!»

«А я Фемиды здешней раб

И стряпчий скромный самый.

По сердцу немец, даже шваб…

Еврей по папе с мамой».

«Еврей?!» – он руки вверх вознес,

Согнал с лица улыбку,

Перекрестившись, произнеc:

«Прости, брат, за ошибку!

Не замолить мне никогда

Свой брудершафт с евреем…

Аванс любви, что слепо дал,

Верни, еврей, скорее!»

Помягче слов он не искал.

Прицельный выпад сделан!

Допив до донышка бокал,

Забыть его велел он.

Понятно, я не одинок…

Обиды поостыли…

Ведь шанс, что дал нам тот шинок, –

Мы оба упустили?!

Досье «Рубежа»

Гелий Иосифович Креймерман родился в 1933 году в Москве.

В 1955 окончил Московский институт стали и сплавов (МИСИС). Работал на металлургическом заводе «Красный Октябрь», г. Сталинград, в тонколистовом цехе – мастером, начальником смены, зам. начальника цеха; в Физико-механическом институте Академии наук Украины, г. Львов, – научным сотрудником; во Всесоюзном институте материалов электронной техники, г. Калуга, – начальником исследовательско-испытательной лаборатории металлургического отдела.

Кандидат технических наук (в области металловедения).

С 2001 года проживает в Германии, в г. Аугсбург.