О вреде еды
В августе «дядя», тот самый, слушаться
которого замминистра Волин все время призывает российских журналистов, поставил
перед ними непростую задачу. Им теперь надо объяснять россиянам, что власть
уничтожает продукты для блага населения. Что когда по телевизору показывают
кадры, на которых бульдозер давит гусеницами персики и мандарины, старательно
смешивает с глиной сыр, а какие-то люди жгут в печах свинину, то ему,
телезрителю, это должно нравиться, поскольку он от того, что в его стране
уничтожают еду, станет лучше жить.
Далеко не все испытанные бойцы информационных войск оказались способны выполнить
эту задачу. Даже такой несгибаемый запутинец как главред «Комсомолки» Владимир
Сунгоркин спасовал, оказался не на высоте поставленной
задачи. «Крымнаш» – да хоть вместе с Киевом, мочить пятую колонну – да хоть
расстрелять. Но еду губить, – этот барьер Сунгоркин, как и некоторые другие из
путинского большинства, взять не смог.
В авангарде информационного обеспечения войны с едой оказались газеты «Известия»
и «Культура». Поскольку публицисты этих изданий люди творческие, то и для
оправдания акта публичного идиотизма власти они придумывают весьма творческие
аргументы. Получается иногда смешно, а порой жутко.
В газете «Культура» от 9.08.2015 опубликована статья Егора Холмогорова «Еда
отомстит?», в которой автор объясняет, почему уничтожение еды это благо для
России, а те, кто эту акцию осуждает, либо глупцы, либо враги Отечества. «Все
это языческое поклонение Жратве ничего общего ни с христианством, ни с русскими
традициями, ни со здравым смыслом, конечно, не имеет», – заявляет Холмогоров. И
продолжает: «Никакой заповеди „не выбрасывать еду“, разумеется, нет, – ее
выдумали пропагандисты на службе у контрабандистов».
Ну, понятно. Блокадники, их дети и внуки, те, кто выжил чудом в Голодомор, их
дети и внуки, – это все, конечно, «пропагандисты на службе у контрабандистов».
Просто люди, которые уважают труд, вложенный в производство еды, они тоже,
видимо, на службе.
Егор Холмогоров, он русский националист, государственник и имперец. Это особое
устройство головы, которое как раз способствует успешному выполнению вот такой
задачи, – оправданию уничтожения еды. «Продовольственная безопасность – главное
условие настоящего государственного суверенитета». А для этого надо
ликвидировать весь импорт. То есть вообще весь. Идеальное состояние страны по
Холмогорову это полная ликвидация внешней торговли. Едим только свое, носим
свое, ездим на своем.
Вот как это будет: «Сперва „русский пармезан“ будет похож на резину. Но
пять-семь лет – и вы почувствуете тот самый восхитительный вкус солоноватого
затвердевшего молока». Тут бы, конечно, можно было бы задать русскому
националисту Холмогорову два вопроса. Во-первых, за что же он так не любит
русский народ, что предлагает ему пять-семь лет есть резину вместо сыра? А
во-вторых, откуда уверенность, что через пять-семь лет, в отсутствии конкуренции
с зарубежным производителем, «русский пармезан» утратит сходство с резиной? Ведь
за 74 года жесткого государственного регулирования продовольственной политики и
полного суверенитета, так ничего съедобного производить не научились, и только
импорт заставил хоть как-то конкурировать и производить нечто похожее на еду.
И, наконец, отвечая на главный вопрос, который задают сегодня граждане, глядя на
гибель тонн вкусной еды, русский националист Холмогоров отвечает однозначно:
только уничтожать. «Почему бы не отдать эти продукты бедным?», – задает вопрос
Холмогоров. И тут же отвечает: «Но ведь недоедающего человека не спасут
деликатесы. Ему нужны хлеб, гречка, сахар – простая еда, без которой сыр с
плесенью встанет поперек горла». Так и стоит перед глазами простой русский
человек, который брезгливо отодвигает заморскую свинину, сыр, персики с
мандаринами и просит националиста Холмогорова накормить его хлебом с гречкой.
Игорь Яковенко,
из статьи «Август взять и отменить»,
Каспаров.ру, 11 августа
От редакции. Как тут не вспомнить печально знаменитое от Марии-Антуанетты: «Если у них нет хлеба, пусть едят пирожные». Печально знаменитым высказывание оказалось прежде всего для самого автора.