Варшавское гетто

Эрнест ГУРЕВИЧ

Культурная жизнь в Варшавском гетто

Городские власти Варшавы планируют создание напротив памятника Героям Гетто, построенного с учетом новейших достижений, Музея польских евреев. Посетитель сможет как бы стать участником событий 133 сюжетов. Международный комитет экспертов предложил британской Event Communications, используя 40 тысяч материалов на площади залов 3,5 тыс. кв. метров, создать возможность виртуально «пройтись» по «еврейским улицам», побывать в ешиве XVI века, войти в бункер Еврейской боевой организации на улице Милой, 18 в Варшаве, проехать трамваем через гетто по улице Лешно.

На этой улице, несмотря на всю трагичность положения, кипела жизнь во всех ее проявлениях. Пройдем по Лешно и мы – пока только мысленно.

...Дом № 2. В двухэтажном особняке XVIII века работала столовая для артистов, где трудились бывшие актеры Айзик Замберг, Зыгмунт Турков, Абрахам Курц. Здесь было также товарищество опеки над сиротами – «Центос». Но прославила этот адрес «Штука» – самая интеллигентная в гетто «Кавярня» (кафе). Там пели Диана Блюменфельд, Марыся Айзенштадт, Вера Гран (уцелела, живет в Париже). Марыся могла спастись, но решила разделить смертную участь родных. Огромным успехом пользовался фортепианный дуэт Владислава Шпильмана и Артура Гольдфедера.

Автором песенок был Анджей Власт (Густав Баумриттер), в прошлом руководитель ревю «Морское око», автор многих предвоенных шлягеров. Была здесь и летняя сцена. Вот в чудом сохранившейся «Газете Еврейской» от 12 июня 1942 года анонс: «Любая птичка покажет вам дорогу в парк – кафе „Штука“! Солнце, зелень, воздух! После полудня Марыся Айзенштадт и оркестр Рубинштейна».

Уникальным явлением был здесь капустник – кабаре «Живая газета» под руководством самого известного поэта гетто Владислава Шленгеля, автора текстов, исполнителя, конферансье. Можно было услышать сатирические заметки о полиции, санитарной службе, рикшах, даже о гестапо. Острой темой была также эпидемия тифа. В одной из программ показывались марионетки руководства Юденрата.

Из воспоминаний Мины Томкевич: «На малую эстраду мелкими шажками входит любимая певица Вера Гран. Чуть полненькая, с девичьей стрижкой, в кринолине, с большим декольте. У нее „железный“ репертуар: песни о несчастливой любви, о шумящих в ритме вальса деревьях, о золотых бананах. Зрителю нужны такие песни, чтобы, закрыв глаза, думать, что ты – не здесь».

В построенном в 1903 году доме в стиле «модерн» по Лешно, 13 находился Отдел по борьбе с ростовщичеством и спекуляцией, называвшийся по-уличному «Тринастка». По статусу это была агентура гестапо, но и здесь умудрялись делать послабления для жителей. Сложной, до сих пор невыясненной фигурой был их шеф Абрахам Ганцвайх. Он был сторонником Германии, считал, что где-то должна быть создана еврейская автономная территория под немецким протекторатом. Он умудрялся вызволять людей из гестапо, например, Януша Корчака, арестованного за то, что не надел на руку желтую повязку. Поддерживал деятелей культуры. Из-за интриг в германском руководстве в Польше «Тринастку» закрыли, в 1943 году Ганцвайха с женой и сыном расстреляли.

На Лешно, 18 жил Эммануил Рингельблюм, один из создателей «Еврейской Самопомощи», подпольной организации, находившейся в идейной оппозиции Юденрату. Историк, член Поалей-Цион, создал подпольный архив Варшавского гетто, в наше время называющийся в научном обиходе «Архив Рингельблюма». Втайне от немцев и Юденрата главный канцелярист этой организации Марсель Райх снимал копии практически со всех документов и передавал их Рингельблюму. В Архиве были собраны тысячи различных подлинных документов или их копий. Все это свидетельство трагедии было запаяно в металлические емкости и закопано под подвалом дома № 68 на улице Новолипки и возле дома № 34 на Свентоерской. Закопанное на Новолипках в 1946 и 1956 годах было найдено, а тайник на Свентоерской обнаружен не был.

На Лешно, 27 долгое время работал фотопластикон – нечто вроде кинематографа, где показывались фотокартины, посвященные разным странам мира. Сюда водил детей Дома Сирот Януш Корчак. У входа в фотопластикон стоял клоун и зазывал зрителей. Из-за невероятной нищеты жителей гетто это доброе культурное начинание через год деятельности обанкротилось.

Неподалеку, в доме 35, где до войны некий Бахрах построил театральное здание, работало самое значительное в гетто культурное учреждение – музыкально-драматический театр «Фемина». Иосиф Хиршфельд, Симха Рыба, Меир Виндер ведали административно-хозяйственной деятельностью, а функции театрального и литературного директора исполнял Ежи Юрандот, который после войны много лет был художественным руководителем варшавского театра «Сирена». Принимали участие в постановках Эдмунд Минович и Станислав Станьски. Оркестром руководил Иво Весби. Играли на польском, преимущественно «легкий» репертуар: обозрения, оперетты, ревю.

Большой популярностью пользовался спектакль «Шкаф играет», построенный на материале о контрабанде и спекуляции. Это был ряд скетчей с песнями, танцами с участием звезды предвоенных варьете Францишки Маннувны и кордебалета.

«Королева чардаша» Кальмана вобрала в себя многие реалии гетто. Действие происходит на улицах Сенной и Лешно. На Сенной живет мануфактурный делец Антони Веллерштейн, а на Лешно в кабачке выступает шансонетка Сильва Вареску. Сын мануфактурщика Эдвин любит артистку. Скандал, мезальянс. На Сенной буря, на Лешно – любовь. Потом разыгрывается забавная опереточная акция.

Но самым значительным спектаклем «Фемины» была трехактовая комедия Юрендота «Любовь ищет дом» (текст был в найденной части «Архива Рингельблюма»), поставленная в 1942 году. Две супружеские пары оказываются в одной комнате. Неприятие и дрязги переходят в согласие, а потом и в смену партнеров. В тексте много куплетов, отражающих в «кривом зеркале» окружающую жизнь. Интересно, что подобный сюжет в послевоенной Польше (в разрушенной Варшаве) Юрендот не мог реализовать из-за запрета со стороны партийных органов.

Напротив «Фемины», в доме № 40, в помещении бывшего Союза мелких купцов писательница Рахеля Ауэрбах создала столовую для литераторов, где ежедневно ели суп до 600 человек. Бывшие учительницы Ривка Каган и Шайна Пат с актрисой Мириам Орлеской умудрялись «ювелирно» вырезать гниль и плесень из картофеля и свеклы. В суп добавлялся сахарин, к порции подавался маленький кусочек хлеба с отрубями.

Последним домом на Лешно была больница для детей, откуда была видна Варшава «арийская». Расстояние в несколько метров ощущалось как расстояние между галактиками. Дальше был Умшлагплац, откуда шли в смерть. Напротив, на «той» стороне, на балкон выходила женщина в цветном халате, которая, глядя на этих идущих детей, продолжала поливать цветочки в ящиках.

Недалеко жил поэт Владислав Шленгель...

Глядят и глядят из гетто

Еврейские мои окна

Туда, где в весеннем парке

Листья арийские мокнут.

«Стоять у окна запретно» –

Гласит на немецком и польском

Прибитая к доскам надпись,

Чтоб все мы в берлогах, норах

Сдыхали со слепнущим оком,

И смертью пахнущий порох

К нам шел из еврейских окон.

А вскоре, когда наступает

Вечер серо-лиловый,

К окну своему припадаю,

Чтоб слиться опять с тобою.

Все темнота покрывает,

Смолкают шумы далекие.

Руины тяжко вздыхают –

Заброшенные калеки.

Летят силуэты Ратуши.

У ног моих Плац Театральный.

И памятник конной страже

Вздыхает сентиментально.

Не плещет сонная Висла,

Ничто не колышет травы.

И я в эту ночь глухую

Шепчу: Отзовись, Варшава!

2001 г.,

перевод Э. Гуревича