Личность

 

Упрямый голос правды

К 110-летию со дня рождения Лидии  Чуковской

 

Неправда, не застлан слезами,

В слезах обостряется взгляд.

И зорче мы видим глазами,

Когда на них слезы горят.

Не стану ни слушать, ни спорить,

Живи в темноте, – но не смей

Бессмысленным словом позорить

заплаканной правды моей.

 

Л.Чуковская,

«Ответ», 1940

 

В ту самую незабываемую эпоху, когда вся советская страна «с воодушевлением» изучала мифологическую трилогию уже впадавшего в маразм «дорогого Леонида Ильича», солженицынский призыв «Жить не по лжи!» вряд ли мог быть услышан. Требование изгнанного писателя к интеллигенции «не лгать ни словом, ни полсловом, не подписывать, не печатать никаким способом ни единой фразы, искривляющей правду», автоматически исключало человека, прежде всего литератора, из многих областей жизни, а главное – ставило крест на возможности печататься. К сожалению, на личное неучастие во лжи тогда мог решиться не каждый.

 

Судьбу отца она не повторила

 

Между тем, были и те, кто еще до страстного призыва автора «Архипелага Гулаг» не предавали своей совести. Одна из них – Лидия Корнеевна Чуковская, дочь знаменитого автора «Мойдодыра», «Мухи-Цокотухи» и «Тараканища». Дав себе обет нести людям правду, сколь бы горькой она ни была, писательница тем самым взвалила на свои плечи тяжелый крест, который, не согнувшись, пронесла до конца жизни. На долгие годы ее имя было вычеркнуто из русской литературы, а на творчество наложен запрет.

 

С деятельностью этой «неустрашимой женщины», как охарактеризовал ее Виктор Некрасов, обладавшей, по выражению поэта Владимира Корнилова, «безошибочным нравственным чутьем», связан многолетний человеческий и писательский подвиг, удивительное мужество и бескомпромиссность, умение бесстрашно откликаться  на самые больные темы.

 

Стенограмма свидетельствует: когда в 1974 году ее исключали из Союза писателей за статью в защиту А. Сахарова и А. Солженицына, она сказала: «С легкостью могу предсказать вам, что в столице нашей общей Родины Москве неизбежны: площадь имени Александра Солженицына и проспект имени академика Сахарова.

 

Все глянули на нее как на сумасшедшую».

 

Писательница ошиблась на самую малость: вместо площади А. Солженицына есть сегодня в Москве улица его имени, а проспект Сахарова стал для москвичей и гостей столицы сакральным местом – именно там, в декабре 2011 года, зародилось протестное движение против фальсификации результатов выборов  в российскую Госдуму.

 

Для современников имя Лидии Чуковской было неотделимо от понятия правды. Она – автор повести «Софья Петровна», единственного, написанного по следам событий (1940 год) и самого страшного после «Одного дня Ивана Денисовича» антисталинского шедевра, посвященного разгулу «ежовщины». Художественным свидетельством об «эпохе полного удушения» назвала это произведение поэтесса и правозащитница Наталья Горбаневская. В советской печати повесть была опубликована лишь спустя 48 лет, в 1988 году (ленинградская «Нева», №2).

 

Она дружила с академиком Сахаровым, вместе с отцом, Корнеем Чуковским, помогала А. Солженицыну в трудные для него времена; она подписывала и писала сама письма протеста против гонений на инакомыслящих писателей, поэтов и художников, в защиту свободы слова. Сегодня они – «Не казнь, но мысль. Но слово», «Гнев народа», «Прорыв немоты», – классика страстной, бескомпромиссной публицистики высшей пробы. Она спасла экземпляр запрещенного романа Бориса Жидкова «Виктор Вавич», вступалась за поэта Иосифа Бродского, писателей А. Синявского и Ю. Даниэля (она единственная не побоялась открыто выступить против М. Шолохова в связи с его погромной речью на ХХIII съезде партии, требовавшего чуть ли не кровавой расправы над писателями).

 

Лидия Чуковская – автор замечательного трехтомника «Записки об Анне Ахматовой», являющегося образцом блистательного литературоведения. С великой поэтессой она была дружна еще со времен совместного ожидания в длинной тюремной очереди (у Ахматовой был арестован сын, у Чуковской – муж), с ней ее частично роднила и собственная судьба. В 1965 году по личной просьбе Ахматовой писательница занималась составлением последнего прижизненного сборника ее стихов. Именно она сохранила для русской культуры и для потомков «Реквием» великой поэтессы, заучивая наизусть каждое стихотворение цикла.

 

Писательница оставила точные и пронзительные воспоминания о Марине Цветаевой «Предсмертье», с которой познакомилась в эвакуации в Чистополе  за несколько дней до ее трагической гибели. Она не побоялась морально поддержать Бориса Пастернака в черные для поэта дни, когда началась его травля после присуждения Нобелевской премии за роман «Доктор Живаго». Она, наконец, сама автор замечательных стихотворений, которые, несомненно, оставили свой след в истории русской поэзии.

 

Лидия Корнеевна написала книгу «Процесс исключения», в которой отразила литературные нравы, царившие в Союзе советских писателей тех лет, названном ею Союзом Посторонних. В ней автор попыталась разобраться в том, что заставляло одних писателей противостоять тоталитарному режиму и что побуждало других усердно ему служить.

 

Она подробно описала гонения, которым подвергалась сама, а также писатели Владимир Корнилов, Владимир Войнович, Константин Богатырев, Владимир Максимов.

 

В литературе Лидия Чуковская проработала всю жизнь – была редактором, выступала с критическими статьями, издавала дневники Миклухо-Маклая; ее перу принадлежат книги «„Былое и думы“ Герцена», «Декабристы – исследователи Сибири». И почти всегда она писала «в стол», без надежды на публикацию.

 

Так длилось до наступления эпохи гласности, когда после долгого запрета ее имя впервые было упомянуто в печати. («Литгазета» от 10.06.1987 г.).

 

Жена «врага народа»

 

Биография Лидии Чуковской (11 (24) марта 1907 – 7 февраля 1996) вобрала в себя все болевые точки советской и даже постсоветской эпохи. Она родилась в Санкт-Петербурге за десять лет до большевистской революции, в семье писателя Корнея Чуковского. Детские годы провела в загородном дачном поселке Куоккала (ныне Репино) с его творческой атмосферой и широким кругом знакомств отца, включавшим в себя многих выдающихся деятелей культуры и искусства.

 

Воспитывалась будущая писательница в среде, где боготворили талант, где запросто бывали А. Ахматова, А. Блок, М. Горький, И. Репин, О. Мандельштам, В. Ходасевич, М. Зощенко. С многими из них она была лично знакома.

 

Казалось бы, полученное ею блестящее образование (училась в лучших учебных заведениях Петербурга – в гимназии Таганцева и Тенишевском училище; слушала лекции выдающихся ученых Ю. Тынянова, Б. Эйхенбаума, В. Жирмунского; в 1928 году окончила филологический факультет Ленинградского университета) однозначно должно было указать ей то направление в русской словесности, на котором, подобно отцу, она смогла бы реализовать свой весомый образовательный потенциал.

 

Вместо этого, однако, судьба распорядилась иначе. Этому поспособствовала круто изменившая ее жизнь новая советская действительность. Летом 1926 года, будучи студенткой второго курса, Лидия Чуковская была арестована и позднее выслана в Саратов. Ей вменялось в вину составление антисоветской листовки, к делу о которой она не имела никакого отношения. Лишь благодаря отцу, Корнею Чуковскому, ей удалось через 11 месяцев вновь вернуться в Ленинград.

 

В 1928 году Чуковская начинает работать редактором детской литературы в Госиздате под руководством Самуила Маршака. Год спустя выходит замуж за историка литературы Ц.С. Вольпе (в этом браке родилась дочь Елена). В 1934 году брак распадается, и Лидия Чуковская повторно выходит замуж за Матвея Петровича Бронштейна – блестящего физика-теоретика, сотрудника Ленинградского Физико-технического Института, автора многих трудов, которые до сих пор ценятся в научном мире. Он был не только крупным ученым, другом Льва Ландау, но и замечательным популяризатором науки.

 

В страшном 1937 году он был арестован по сфабрикованному обвинению, а в 1938 году, несмотря на то, что за него вступались крупнейшие ученые И.Ф. Иоффе, И.Е. Тамм, В.А. Фок, Л.И. Мандельштам, С.И. Вавилов, расстрелян. В том же году разгромили маршаковскую детскую редакцию, где работала Л.К. Чуковская: всех уволили, а кое-кого даже арестовали. Уже были готовы документы на арест самой Лидии Корнеевны, но она успела уехать с дочерью в Крым и тем самым избежать ареста. О гибели мужа она узнала в 1939 году (приговор «десять лет без права переписки» означал тогда немедленный расстрел).

 

Творчество как нравственное противостояние                                

 

Вся сознательная жизнь писательницы в 30 – 40-е годы прошла под дамокловым мечом ареста, а последующая – под знаком противостояния лжи. Масштабы личной трагедии писательницы на многие годы определили характер ее творчества.

 

Чуковская одна из немногих, кто рано понял жестокую бессмысленность происходящих в стране событий. В повести «Софья Петровна» на примере заурядной жизни еще досоветской интеллигентки, ничем непримечательной редакционной машинистки, писательница показывает рядовых советских обывателей, слепо принимающих на веру кровавый сталинский абсурд. Они умирают, захлебываясь неведением, считая невиновными только себя и своих близких. Блаженная вера во власть, в коммунизм доводит верноподданную мать Софью Петровну Липатову, у которой арестован сын Коля, его друг Алик, совершила самоубийство ее подруга Наташа Фроленко, уволенная из редакции за свое «буржуазное» происхождение, до трусости, до предательства собственного сына. Она боится отнести «наверх» полученное от сына ужасное письмо о пытках, о том, что в его лагере «можно недолго прожить». Тем самым Софья Петровна обрекает его на верную гибель.

 

Фактически это повесть о том, как безвозвратно гибнут не только жизни, но и души людей, как всю страну накрывает леденящий ужас бездны.

 

Вероятно, лишь один Франц Кафка психологически предчувствовал то, что открылось наяву Лидии Чуковской: жестокий ад диктатуры абсурда, мир поступков, ни чем не мотивированных, кроме злой воли одного человека.

 

Как позднее писала в воспоминаниях сама Чуковская: «..Я попыталась изобразить такую степень отравления общества ложью, какая может только сравниться с отравлением армии ядовитыми газами… В нарочито искаженной действительности все чувства искажены, даже материнское, вот моя мысль… Софья Петровна, приученная верить газетам и официальным лицам более, чем самой себе, верит прокурору, который сообщил ей, будто сын ее „сознался в своих преступлениях“ и заслужил приговор „10 лет дальних лагерей“…Я, собственно, и хотела написать книгу об обществе, поврежденном в уме; несчастная рехнувшаяся Софья Петровна отнюдь не лирическая героиня; для меня это образ тех, кто всерьез верил в разумность и справедливость происходящего..» (Л. Чуковская «Процесс исключения»)

 

В «Записках об Анне Ахматовой» упоминается, что великая поэтесса плакала, когда Лидия Чуковская читала ей «Софью Петровну». Этим произведением писательница впервые дала отчетливо понять, что в стране «победившего социализма» человеческая жизнь не ставилась ни во что.

 

Законченная в 1940 году по горячим следам того трагического времени (А. Солженицын тогда лишь выбирал свой жизненный путь), повесть существовала в единственном рукописном экземпляре, переписанном в толстой школьной тетради. Хранить дома рукопись Чуковская опасалась. Она хранилась у друга Лидии Корнеевны, умершего в блокадном Ленинграде. Незадолго до смерти он, уже обессиливший от голода, протащился через весь город, чтобы оставить тетрадь в надежном месте.

 

После ХХ съезда партии в 1956 году писательница не побоялась перепечатать текст на машинке, а в сентябре 1962 года – в период хрущевской оттепели – предложила издательству «Советский писатель». Рукопись была немедленно одобрена (к тому времени уже появился солженицынский «Иван Денисович»), однако несколько месяцев спустя, весной 1963 года, неожиданно отклонена, якобы из-за «идейных недостатков». К тому времени «подули новые ветры» и партия быстро взяла курс на свертывание разоблачительной тематики в литературе, посвященной сталинскому террору.

 

И все же книги Л. Чуковской, ее публицистика прорывали «немоту», заслоны официальной лжи, находя через самиздат свои пути к читателю. Так, «Софья Петровна» впервые была напечатана в Париже в 1965 году под названием «Опустелый дом», а год спустя вышла в Нью-Йорке в «Новом журнале». Переведенная позднее на множество языков, она часто звучала по различным «Голосам», вещавшим на СССР и другие страны. По «Голосам» звучала в свое время и другая повесть писательницы «Спуск под воду», в которой воссоздана ситуация так называемой «борьбы с космополитизмом», опять же, написанная по свежим впечатлениям – в 1949 году. Герои повести – писатели, они проходят (под пером автора) своего рода проверку на крепость духа, на способность сопротивляться злу. Автор четко проводит грань между теми из них, кто выстоял, и кто приспособился, сдался. Главная героиня повести переводчица Нина Сергеевна (персонаж явно автобиографический) имеет достаточно оснований судить и себя и других по закону совести, жестко, резко, без скидок на заслуги.

 

Публицист высшей пробы

 

Без сомнения, проза Чуковской была не только ее главным орудием в борьбе с ложью, за восстановление человеческой и исторической справедливости, но и зеркалом ее жизни. Хотя на деле это был голос одинокого человека, посмевшего бросить вызов официальной лжи и диктату власти.

 

В письме в «Известия», приуроченном к 15-летию со дня смерти Сталина «Не казнь, но мысль. Но слово» (апрель 1968), Лидия Корнеевна предъявляет власти прямое требование: «Я хочу, чтобы винтик за винтиком была исследована машина, которая превращала полного жизни цветущего деятельностью человека в холодный труп. Чтобы ей был вынесен приговор. Во весь голос. Не перечеркнуть надо счет, поставив на нем штемпель „уплачено“, а распутать клубок причин и следствий, серьезно и тщательно, петля за петлей его разобрать. Миллионы крестьянских семей, тружеников, выгнанных на гибель, на Север под рубриками „кулаки“ и „подкулачники“. Миллионы горожан, отправленных в тюрьмы и лагеря, а иногда и прямо на тот свет под рубриками „шпионы“, „диверсанты“ и „вредители“. Целые народы, обвиненные в измене и выгнанные с родных мест на чужбину».

 

Сдается мне, что требование это до сих пор не потеряло своей актуальности, в особенности, на волне новой всенародной любви к диктатору.

 

В 70-е годы, когда начинается откровенная травля диссидентов, Чуковская пишет статью «Гнев народа», в которой напрямую обращается к простому советскому человеку, пытаясь раскрыть ему глаза на происходящее: «„Кремлевский горец“ Сталин умер, но дело его живет. Массовые облавы его смертью прекратились. В тюрьмах и лагерях сидят теперь не десятки миллионов ни в чем не повинных людей как при Сталине, а тысячи виновных. И вина у них одна и та же: слово. Через стену, воздвигнутую газетной ложью, стену между задумавшимися и беззаботными, слово не проникает. Кричи! Ни до кого не докричишься; разве что до сотни человек сквозь дыру, просверленную в стене Самиздатом».

 

Лидия Чуковская прожила долгую жизнь, значительную часть которой посвятила сбору свидетельств гибели мужа М.П. Бронштейна, вылившихся позднее в повесть «Прочерк». Она успела дожить до рассекречивания архивов КГБ и сумела доискаться до правды. Эта повесть не только свидетельство жизни и смерти замечательного человека и  ученого, но и страшное свидетельство планомерного уничтожения цвета русской интеллигенции.

 

На всем протяжении книги, один за одним, гибнут и исчезают писатели, ученые, журналисты, актеры, инженеры. Перед читателем проходят их трагические судьбы: вот Тамара Григорьевна Габбе, редактор Лениздата, арестованная в 1937 году; вот расстрелянный в 38-м году в возрасте 33 лет писатель, журналист и полярник Сергей Безбородов;  расстрелянный с ним в один и тот же день талантливый поэт Николай Макарович Олейников; вот сошедший с ума в тюрьме поэт и переводчик Бенедикт Лившиц.

 

Один  за одним следуют аресты поэтов Ольги Берггольц, Николая Заболоцкого, поэтов-переводчиков Валентина Стенича, Елены  Тагер и других.

 

Из оставшейся незаконченной книги прямо вычитывается мысль о том, что на самом деле сталинизм и фашизм при отдельных их идеологических несовпадениях суть явления одного  и того же порядка.

 

Последние годы Лидии Корнеевны были связаны с надеждами на подлинные демократические преобразования в России. В 1988 году она получает премию журнала «Нева», в следующем году ее восстанавливают в Союзе писателей, а в 1990 году Л.К. Чуковская становится первым лауреатом премии им. академика А.Д. Сахарова «За гражданское мужество». В 1995-м ей присуждается Государственная премия Российской Федерации. С 1980 года она лауреат «Премии Свободы» Французской Академии, с 1986 года – член Баварской Академии наук.

 

Несмотря на тяготы судьбы, Лидия Чуковская все-таки дожила до торжества правды, до открытого признания и поклонения. Эта маленькая и хрупкая женщина обладала удивительным мужеством, ее совесть была абсолютно неподкупна. Она всегда поднимала свой голос, когда было необходимо защищать правду и показать лицо подлинного зла. Как подлинный гуманист, Лидия Чуковская, несомненно, олицетворяла собой ту лучшую часть российской интеллигенции, с которой и сегодня можно связывать надежды на лучшее будущее страны. Увы, лишь только надежды..

 

Недаром заметил один почитатель таланта писательницы: « Лидия Корнеевна все еще далеко впереди, она дожидается нас в иной, человечной и умной России».

                           

Александр Малкин