Казус Агеевой
Родина-ложь
Интервью, которое корреспондент московской «Новой газеты» Павел Каныгин сделал с матерью плененного российского ефрейтора, стало одной из самых знаковых публикаций последних месяцев. Украинцы вновь смогли убедиться, что в соседней стране к пропаганде относятся как к религии. И что обычные люди – а среди них и Светлана Агеева – готовы воспринимать реальность не настоящей, а так, как эта реальность преподносится властью и что формула «нас там нет» может срабатывать даже тогда, когда опасность грозит твоему собственному ребенку. Наблюдатели стали писать об «инфантилизме» Агеевой, указывая, что это – черта, которая присуща всему российскому обществу и в первую очередь – так называемым «простым людям».
Но я бы не упрощал ни Светлану Агееву, ни ей подобных. В социальных сетях уже после публикации интервью с сельской учительницей появились сканы переписки Агеевой с украинскими пользователями, которые демонстрируют, что на самом деле она прекрасно осведомлена о происходящем, более того, что она настроена агрессивно по отношению к мятежной провинции, как большинство россиян, собственно, и воспринимает Украину.
Но что делает Агеева, когда ее сын попадает в плен? Она прекрасно понимает, что ее соотечественники будут оставаться в рамках формулы «нас там нет», ею всячески одобряемой. Что никто не захочет заниматься освобождением из плена ее сына, который мгновенно из российского военного, солдата оккупационной – или, если пользоваться формулировками агеевых – «освободительной» – армии будет превращен в «ополченца». И она делает то, что должна сделать мать, которая хочет помочь своему собственному сыну – привлекает внимание к делу с помощью оппозиционных политиков и оппозиционных газет. То есть с помощью тех, кто говорит правду о том, что происходит в Украине, тех, чьи убеждения Светлана Агеева явно не разделяет. Согласитесь, что такая хитрость вовсе не выглядит проявлением инфантилизма. Это – привитая веками хитрость выживания в государстве-насилии.
Проблема российского общества – не в том, что оно обманывается телевизионной пропагандой, а как раз в том, что оно разделяет принципы и ценности этой пропаганды. То, что происходит на самом деле, всем хорошо понятно и известно – но это знание просто не нужно, оно мешает государству и его адептам. К этому знанию можно прибегнуть только в том случае, если его использование помогает решить твою личную проблему. Так оказавшийся на скамье подсудимых грабитель или убийца нанимает себе адвоката, который рассказывает о его трудном детстве, неустойчивой психике и сложностях в общественной адаптации. Очевидно, не для того, чтобы подзащитный изменился или на самом деле раскаялся, а для того, чтобы наказание было меньшим.
Политическая культура этой самой «Родины-лжи» – пожалуй, главное цивилизационное достижение большевизма – если это можно, конечно, назвать достижением. В результате победы большевиков в Гражданской войне сформировалось целое многомиллионное общество людей, которые прекрасно знали, чем отличается, условно говоря, белое от черного, добро от зла. Просто они не видели ничего аморального в поддержке зла, а к помощи добра прибегали тогда, когда это было им выгодно.
Примеров можно привести достаточно. Советские люди не видели ничего аморального в нападении своей страны на Финляндию – «освободители». В союзе с Гитлером и совместном нападении на Польшу – «освободители», но как только гитлеровская Германия напала на Советский Союз, лучшими друзьями страны стали западные демократии – те самые демократии, против которых еще вчера собирались воевать вместе с Гитлером, краху которых радовались всем миром. И эта дружба, эти объятия русского и американского солдат продолжились ровно до момента, когда опасность отступила – на следующий же день американец или британец вновь стал империалистом и о его решающей помощи для победы предпочитают не вспоминать. В русском национальном сознании ее просто нет – но она моментально возникнет, как только Америкой нужно будет воспользоваться.
Или еще более близкий пример – пример постсоветской эмиграции. Из СССР, как известно, в послевоенные годы не было массовой эмиграции даже тех, кто мог бы уехать. Проще говоря, не было массовой еврейской эмиграции – несмотря на усиливающийся государственный антисемитизм, большая часть тех, кто «хорошо устроился», оставалась дома. Уезжали те, кто был убежден – либо в стремлении жить в еврейском государстве, либо в нежелании жить в Советском Союзе. Зато в 90-е, когда положение в СССР ухудшилось, за границу страны потянулись те, кто потерял свои экономические позиции в рухнувшем государстве. И вот что интересно – многие из этих людей даже в США, Европе или Израиле в полной мере сохранили ценности своей бывшей Родины – они прекрасно знают разницу между добром и злом, поддерживают зло и живут за счет добра. И прекрасно себя чувствуют, никакой дихотомии не возникает. Более того, эти люди уверены, что именно они хорошо устроились – любить Путина на палубе какой-нибудь яхты или даже в летнем домике во Флориде куда комфортнее, чем в нищете под Тамбовом.
Именно поэтому Россия принципиально не реформируется, как не реформируется ад. Возможно только сосуществование с адом на условиях его нераспространения за границы лжи – но для этого должны возникнуть соответствующие экономические условия, которые заставят российское общество вновь, как в начале 90-х, притвориться выздоравливающим и принять правила игры цивилизованного мира. Но это – проблема Запада, проблема американцев и европейцев. Украинская проблема куда серьезнее.
Украинская проблема в том, что этот ад – внутри нас самих. И это не ад «русского мира», это ад советской цивилизации с ее двоемыслием или троемыслием. Самое опасное – это уверить себя, что после нападения России на Украину наше общество враз «выздоровело», окончательно отказалось от восприятия советских ценностей. Конечно, выздоровевших и выздоравливающих немало. Но притворяющихся больше, намного больше. Притворяющихся украинцами. Притворяющихся европейцами. Притворяющихся патриотами. Притворяющихся просто потому, что сейчас так выгодно, что такая власть, что, в конце концов, на чужих ценностях можно заработать свои деньги – на патриотических лозунгах, на борьбе с коррупцией, на прайдах. И если я ежедневно вижу этих профессиональных приспособленцев среди высокопоставленных чиновников, среди политиков, среди журналистов и общественных активистов – то я даже не хочу думать, сколько таких людей среди далеких от политики граждан.
Поэтому нам нужно думать не только о Светлане Агеевой и ее сыне. Нам бы с собой разобраться. Если сменится власть и к руководству страной придут какие-нибудь очередные популисты и соглашатели, мы даже не узнаем наших соотечественников. Все, что сейчас пока что не очень смело прорывается наружу, как дерьмо из неисправной канализации (вроде возмущения из-за «насильственной украинизации», «глупой декоммунизации», нежелания впускать любимых артистов и устраивать любимые фестивали за любимые деньги) – все это враз станет мейнстримом, а олигархические телеканалы станут уверять нас, что это дерьмо и есть настоящий запах Родины. И не только телеканалы. Обычные люди тоже. Так было в России на моих глазах – и так может легко случиться здесь.
Если только те, кто заинтересован в выживании Украины – не Украины приспособленцев и лжецов, а Украины граждан – не успеют до этого времени изменить правила настолько, что зло уже не сможет победить, потому что не будет восприниматься как «свое» последующими поколениями украинцев. Но для этого нужно проделать очень много тяжелой и неблагодарной работы. Работы, которая не многим здесь понравится. Работы, которая может не всегда заслуживать одобрение и поощрение наших западных партнеров, которые просто не понимают, как далеко зашла болезнь. Но работы необходимой и простой. Нужно научиться жить не по лжи. Это не мои слова, это слова Солженицына, сказанные еще 44 года назад и обращенные в первую очередь к россиянам, к русским.
У них не получилось, у самого Солженицына не получилось. Но у нас должно получиться. Ложь не может быть Родиной.
Виталий Портников,
Lb.ua, 3 июля