Художник и власть

На свой-чужой рассчитайся!

Тексты Виктора Шендеровича мне всегда нравились выражением четкой гражданской позиции, изложенной прекрасным слогом и приправленной умной иронией, помноженной на энциклопедические знания. Но здесь «рука изменила тореадору» – Виктор написал пост на очень важную тему, в котором я не могу согласиться буквально ни с одним из его тезисов.

В своем тексте Шендерович обращается к «условным своим» и, судя по тексту, получается, что я – не «свой», так как у нас с Виктором оценочная шкала находится в разной системе координат. Я рассматриваю существующий сегодня в России режим как преступный и оккупационный и поднятые вопросы воспринимаю именно с этих позиций. И не надо меня заставлять вглядываться в детали, когда я вижу кадры из сожженного дотла российским напалмом Алеппо, того самого, в который направлялся самолет с Доктором Лизой и ансамблем им. Александрова с намерением устроить идеологический шабаш на месте очередного путинского преступления.

Философские разговоры и логическая конструкция про стиль и полемику звучат красиво, но все это развеивается как дым перед костром войны.

Сейчас идет война. На войне, Виктор, нет места полемике! Я готов принять твои проклятия и пожертвовать бессмертием своей интеллигентской души, но для меня очевидно, что любой, кто продлевает агонию врагу, агрессору, оккупанту, несущему смерть и разрушение, тоже, увы, должен классифицироваться как враг.

Да, артисты хора Александрова – не Гиви с Моторолой, но и Сурков, Песков и какой-нибудь Дворкович тоже лично в преступлениях не участвовали, однако их роль в построении путинской диктатуры будет повесомее. Здесь и сейчас – черно-белое, оттенки – потом. С ОМОНом, Кадыровым или Песковым не может быть полемики. В свободной демократической России (когда таковая материализуется) я буду ратовать за то, чтобы у Шойгу и Пескова было право на честный суд и хороших адвокатов, но сегодня этот разговор неактуален.

Шендерович был одним из первых в современной России, кто начал говорить об институте репутации, в декабре 2005 года на Всероссийском гражданском конгрессе Виктор даже ставил вопрос о создании «списка нерукопожатных» в российском обществе. Весьма показательно, что спустя 12 лет он активно защищает Чулпан Хаматову и других представителей творческой интеллигенции, вошедших, по разным причинам и с разной мотивацией, в группу поддержки Путина и его международных преступлений. Вопрос: какой объем заслуг перед отечественной культурой или, например, спортом может морально компенсировать поддержку путинского режима, устроившего кровавую бойню в Украине и Сирии? Мой ответ категоричен – никакой. В этой библейской математике сложение и вычитание не работают, и не может быть никакого взаимозачета. Здесь может быть единственное математическое действие – обнуление.

Нужно признать неприятную правду: поддержка диктатуры «слесарем Гошей», выдающимися поэтами, артистами, режиссерами и звездами спорта, являющимися моральными авторитетами для обывателей, позволяет правящей верхушке постоянно повышать градус ненависти в обществе и ощущать себя морально неуязвимыми.

При этом их профессиональное наследие никуда не денется: Баталов останется выдающимся актером, Меньшов – обладателем первого отечественного «Оскара», Роднина останется легендой фигурного катания, а Фетисов – самым титулованным хоккеистом по обе стороны Атлантики. Однако сегодня все они – тени великого культурного и спортивного прошлого, ставшего ныне идеологическим придатком путинской диктатуры.

Необходимо отделять человека от его профессионального наследия, понимая, что эта дилемма будет оставаться неразрешимой до того момента, пока преступный режим, которому служили недавние кумиры толпы, не окажется выкинутым на мусорную свалку истории.

Подобная ситуация далеко не оригинальна – все мы помним пример несравненной Лени Рифеншталь, навсегда лишенной возможности снимать документальное кино даже не за прославление, а только за очеловечивание Третьего Рейха. Классика норвежской литературы Кнута Гамсуна – активного сторонника Гитлера, несмотря на преклонный возраст и заслуги перед страной, после войны отдали под суд за коллаборационизм. Полное собрание сочинений было издано только через два года после его смерти, хотя его неоспоримый вклад в культуру страны так до конца и не смыл клейма предательства.

Правда, наша отечественная болезнь гораздо запущеннее – «гамсунизация» российской творческой интеллигенции давно перевалила за критическую отметку, сделав ее послушным орудием в руках диктатора и его окружения. За сто лет, прошедших с начала чудовищного большевистского эксперимента, гордый русский интеллигент, отказывающийся пожимать руку жандармскому офицеру, превратился (за редким исключением) в жалкого советского подхалима, готового по команде лизать чекистский сапог. Не замечать этого, уколовшись вакциной «стокгольмского синдрома», означает вольно или невольно помогать наследникам сталинских вертухаев ударными темпами возводить сорокинскую антиутопию на развалинах России.

Гарри Каспаров,