К 100-летию Русской революции

 

Буревестник, который не принял бури

 

М. Горький и его «Несвоевременные мысли»

 

Революции никогда еще не облегчали бремя тирании,

а лишь перекладывали ее на другие плечи.

 

Джордж Бернард Шоу

 

Диктатуру учреждают не для того, чтобы охранять революцию;

революции совершают для того, чтобы устанавливать диктатуру.

 

Дж. Оруэлл, «1984»

 

Столетию Октябрьской революции 1917 года в России накануне и в текущем году посвящено немало публикаций. Что, в принципе, неудивительно. Вековое событие, круто развернувшее эпоху и погрузившее страну, да и частично мир, в эпоху бедствий и катаклизмов, до сих пор продолжает сталкивать историков, философов, социологов, порождая при этом весьма противоречивые оценки.

 

Кремлевская власть и ее услужливые пропагандисты любят, однако, круглые исторические даты. Два года назад с помпой было отпраздновано 70-летие победы в Великой Отечественной войне и уже фактически завершена подготовка к вековому юбилею события, которое теперь, согласно новейшим образовательным методикам, полагается называть «Великой российской революцией», не разделяя Февральскую и Октябрьскую.

 

Оставляя в стороне сегодняшние игры с историей, интересно, однако, взглянуть на событие не в его вековом отдалении, а глазами одного из современников, точнее, свидетелей октябрьских и послеоктябрьских дней, человека, явно симпатизировавшего идеологии революционного преобразования России. И здесь, несомненно, наиболее объективным общественно-политическим и художественным источником выступают «Несвоевременные мысли» Максима Горького, книга необычайно современная и во многом провидческая.

 

Вершина публицистического творчества Горького

 

Сегодняшний  интерес к «Несвоевременным мыслям» великого писателя неслучаен. Как известно, книга эта была под запретом до перестройки. А между тем она без посредников представляет позицию художника в канун и во время Октябрьской революции. «Несвоевременные мысли» – это 58 статей Максима Горького, напечатанных в петроградской газете «Новая жизнь» с 1 мая 1917 по 16 июня 1918 года, издании, редактировавшимся им самим. Все мысли писателя на тот момент были связаны с бурными событиями, потрясшими страну. Они запечатлели картины революционного времени, точнее, его атмосферу.

 

Публицистика Горького – уникальная хроника перерождения революции. Идеалы, знамена, лозунги, под которыми боролись с самодержавием – оказались попраны и забыты, как только рухнуло самодержавие. И одной из первых жертв этого террора стала свободная пресса – «Новая жизнь» была закрыта 29 июля 1918 года, а «Несвоевременные мысли» не печатались семьдесят лет.

 

В книге перед нами предстает совсем не тот «Буревестник», который взывал к Революции, а рефлектирующий интеллигент, получивший в итоге переворота совсем не то, что ожидал, и временами даже впадающий в отчаяние от происходящего.

 

В написанных на основании личных впечатлений статьях, Горького-мыслителя волнуют три основные проблемы: пути революции, жизнь народа в создавшихся условиях и судьбы культуры. Тон статей, если в них внимательно вчитаться, однозначно пессимистичен: писатель-гуманист, ранее настойчиво призывавший революцию, теперь ужасается масштабам классовой борьбы, разгулом стихийных грабежей и убийств, наступлением на свободу слова и непрекращающимся террором.

 

Вскоре после октябрьского переворота (в статье от 7 декабря 1917 года), уже предчувствуя иной, чем он предполагал, ход революции, Горький с тревогой вопрошает: «Что же нового даст революция, как изменит она звериный русский быт, много ли света вносит она во тьму народной жизни?» (М.Горький, «Несвоевременные мысли». М.: Современник,1991. С.13. Далее – цитаты по этому изданию)

 

По Горькому, главная цель революции, нравственная – превратить вчерашнего раба в личность. В действительности же, как с горечью констатирует автор «Несвоевременных мыслей», Октябрьский переворот и начавшаяся гражданская война не только не несли «в себе признаков духовного возрождения человека», но, напротив, спровоцировали «выброс» самых темных, низменных «зоологических» инстинктов. Горький пишет о самосудах и  погромах, о беззастенчивом вывозе за границу культурных ценностей, об аресте честных людей, виновных только в том, что они мыслят иначе, чем велит новая власть, о кастовости нового гегемона – пролетариата, которая, по мысли писателя, ничуть не лучше кастовости дворян. «Атмосфера безнаказанных преступлений», снимающих различия «между звериной психологией монархии» и психологией «взбунтовавшихся» масс не способствует гражданскому воспитанию, утверждает писатель.

 

Прежде всего, Горький отказывается «полуобажать народ», он спорит с теми, кто, исходя из самых благих демократических побуждений, истово верил «в исключительные качества наших Каратаевых». Вглядываясь в свой народ, Горький отмечает, «что он пассивен, но – жесток, когда в его руки попадает власть; что прославленная доброта его души – карамазовский сентиментализм, что он ужасающе невосприимчив к внушениям гуманизма и культуры» (С.36). Писателю, однако, важно понять, почему народ – таков: «Условия, в которых он жил, не могли воспитать в нем ни уважения к личности, ни сознания прав гражданина, ни чувства справедливости, это были условия полного бесправия, угнетения человека, бесстыднейшей лжи и звериной жестокости» (С.36).

 

У писателя закономерно возникает вопрос: нужна ли в этой связи была революция, еще больше раскрепостившая звериные инстинкты масс? Ведь это именно ее лидеры-большевики, не задумываясь о последствиях, способствовали  раздуванию пожара классовой борьбы!

 

Горького, несомненно, мучает ответ на болезненный вопрос, стоявший еще перед его великими предшественниками Ф.М. Достоевским и Л.Н. Толстым, как совместить «кровь» и «мораль», «насилие» и «нравственность», необходимость освободительной революции народных масс с той кровавой вакханалией, которую организовали большевики! Горький настойчиво ищет причину и, как уже известно, находит этому свое собственное объяснение.

 

Цель и смысл революции, как ее представлял писатель, – раскрепощение человеческого духа на основе принципов подлинного гуманизма, на основе культурных ценностей, накопленных человечеством. Только это является той основой, с помощью которой можно одолеть насилие.

 

Нравственная сторона революционных событий – вот что в первую очередь волнует писателя! По мнению Горького, в новом социально справедливом обществе должны утверждаться демократия, свобода слова и личности на основе гуманных законов, чего на самом деле не произошло!

 

Критика большевистского « эксперимента»

 

Октябрьскую революцию, однако, произвели не слепые силы природы и не безликие массы, а вполне реальные личности, преследовавшие свои интересы. При всех стихийных чертах она явилась результатом вполне преднамеренных действий. Пророческие слова Горького: «Вообразив себя Наполеонами от социализма, ленинцы рвут и мечут, довершая разрушение России, русский народ заплатит за это озерами крови», особенно отчетливо подтвердились впоследствии массовыми репрессиями времен коллективизации 1929 – 1932 годов, сталинского террора 1937 года.

 

Еще до начала октябрьского переворота Горький критикует Ленина и большевиков за его ни в чем не обоснованную подготовку. В статье «Нельзя молчать!» писатель резко выступает против готовящегося восстания: «На улицу выползет неорганизованная толпа, плохо понимающая, чего она хочет, и, прикрываясь ею, авантюристы, воры, профессиональные убийцы „начнут творить историю русской революции“». Как известно, так, по сути, и произошло на самом деле. Кровавая и бессмысленная бойня (красный террор) подорвала моральное значение революции как таковой, продемонстрировав ее аморальный облик.

 

В день восстания 7 ноября (25.10) 1917 года в статье «К демократии» Горький писал: «Ленин, Троцкий и сопутствующие уже отравились гнилым ядом власти, о чем свидетельствует их позорное отношение к свободе слова, личности и ко всей сумме тех прав, за торжество которых боролась демократия. Слепые фанатики и бессовестные авантюристы сломя голову мчатся якобы по пути „социальной революции“ на самом деле это путь к анархии, к гибели пролетариата и революции. На этом пути В.И. Ленин и соратники его считают возможным совершать все преступления, вроде бойни под Петербургом, разгрома Москвы, уничтожения свободы слова, бессмысленных арестов – все мерзости, которые делали Плеве и Столыпин».

 

Подвергая резкой критике вождей революции Ленина, Троцкого, Зиновьева, Луначарского и других, Горький обвиняет их в незнании России и ее народа, в подстрекательстве народных масс на действия, низводящие их до уровня толпы. Он обвиняет их в том, что они не смогли предотвратить перерастание революции в пугачевщину, романтизм свободы – в анархизм и вседозволенность. Писатель утверждает, что «идеи не побеждают приемами физического насилия» (с.16). Через голову вождей писатель считает нужным напрямую обратиться непосредственно к пролетариату с тревожным предупреждением: «Тебя ведут на гибель, тобою пользуются как материалом для бесчеловечного опыта, в глазах твоих вождей ты все еще не человек!» (с.87).

 

Главное проявление аморальности большевиков Горький видит в их отношении ко всему народу как объекту гигантского эксперимента. «Материал для бесчеловечного опыта» – так сказано в статье от 19.01.18; «из этого материала – из деревенского темного и дряблого народафантазеры и книжники хотят создать новое социалистическое государство» – это фраза из статьи от 29.03.18. «Они (большевики. – А. М.) производят над народом отвратительный опыт» – это уже в статье от 30.05.18. В статье от 13.01.18 писатель высказывается еще жестче: «Народные комиссары относятся к России как к материалу для опыта, простой народ для них – та лошадь, которой ученые-бактериологи прививают тиф для того, чтобы лошадь выработала в своей крови противотифозную сыворотку. Вот именно такой жесткий и заранее обреченный на неудачу опыт производят комиссары над русским народом… Реформаторам из Смольного нет дела до России, они хладнокровно обрекают ее в жертву своей грезе о всемирной или европейской революции».

 

Наконец, в статье от 16.03.18 вожди Октября уже ассоциируются у писателя с библейскими палачами – «несчастную Русь» они «тащат и толкают на Голгофу, чтобы распять ее ради спасения мира».

 

Таким образом, по мере развития событий «Несвоевременные» мысли писателя становятся все более «своевременными», созвучными новой власти и той ситуации, которую она породила, которая воцарилась в стране.

 

«Культура в опасности!»

 

Не случайно, издавая свои «Несвоевременные мысли» отдельной книгой, писатель дал ей подзаголовок «Заметки о революции и культуре». В каждой строке «Несвоевременных мыслей» отчетливо проступает огромная тревога писателя за русскую культуру, в чем он видел цель и смысл революции. И она оказалась вполне обоснованной: трагедией для страны, как прозорливо предвидел Горький, при таком развитии событий станет вытеснение культуры политикой, ее подмена, что, по сути, и произошло на самом деле. Результатом всего этого, по наблюдению писателя, становится «хаос возбужденных инстинктов», хамское попрание достоинства личности, уничтожение художественных и культурных шедевров.  

 

Революция создала реальную угрозу для подлинной культуры, ибо, по мысли писателя, она обернулась кровью, анархией, таким образом, абсолютно исказив первоначально сформулированные цели и ценности: «Если революция не способна тотчас же развить в стране напряженное культурное строительство…тогда революция бесплодна, не имеет смысла, а мы – народ, неспособный к жизни» – предупреждает автор «Несвоевременных мыслей» (с. 81). И по аналогии с лозунгом «Отечество в опасности!» Горький  выдвигает собственный лозунг «Культура в опасности!» 

 

Казалось бы, в подорванной войной, разрухой и раздираемой социальными противоречиями стране первостепенными задачами революции представлялось осуществление лозунгов: «Хлеб голодным», «Землю тем, кто ее обрабатывает», «Заводы и фабрики рабочим», но Горький мыслит иначе, и вся 74-летняя история советской власти, да и дня сегодняшнего, подтверждает его правоту. По мнению писателя, одна из первостепенных задач социальной революции состоит в очищении душ человеческих – в избавлении «от мучительного гнета ненависти», в «смягчении жестокости», «пересоздании нравов», «облагораживании отношений». (с.8)

 

К сожалению, призывы Горького оказались на тот момент «гласом вопиющего в пустыне». Это оказалась, увы, совсем не та революция, к которой призывал «Буревестник»!

 

Как свидетельствует история, Октябрьский переворот бурно взошел на ненависти, опаснейшем человеческом инстинкте, который большевики целенаправленно разжигали в массах. Горький обвиняет в этом большевиков прямо и открыто: «Большевистская идеология, раскаляя эгоистические инстинкты мужика, гасит зародыши его социальной совести, и поэтому Советская власть расходует свою энергию на возбуждение злобы, ненависти и злорадства» (с.23). Можно лишь только догадываться, что происходило в душе у писателя в эти дни! И уже понимая, что кровавую вакханалию, инициированную новой властью, просто так не остановить, он восклицает: «Будьте человечны в эти дни всеобщего озверения!» (с.69).

 

Мог ли кто-либо предположить, что через столетие новая российская власть вновь реанимирует этот  инстинкт, манипулируя им в собственных интересах и отравляя лживой пропагандой сознание своих граждан?! Насмотревшись по ТВ постановочных ужасов про украинскую «нацистскую хунту», тысячи россиян поехали убивать и умирать в Донбассе. Проведенная российскими СМИ истерическая кампания против украинской независимости и выбора ее народа дала свои плоды, точно так же, как это имело место в октябре 17-го! 

 

В свое время Горький понял, как опасно призывать народ к буре, к разрушению, возбуждать ненависть представителей одних классов к представителям других. Увидев революцию в действии, столкнувшись с откровенными братоубийственными схватками, Горький пришел в ужас и уже не вспоминал слов, сказанных им в канун 1905 года: «Пусть сильнее грянет Буря!» Став свидетелем Октября, он теперь во весь голос провозглашает: «Если русский народ не способен отказаться от грубейших насилий над человеком – у него нет свободы».

 

Жизнь показала, что эти предупреждения не были услышаны. Со страной и ее народом произошло то, против чего в свое время предостерегал автор «Несвоевременных мыслей». Как тут в очередной раз не вспомнить слова британского историка Томаса Карлейля, еще полтора столетия назад все точно предугадавшего: «Всякую революцию задумывают романтики, осуществляют фанатики, а пользуются ее плодами отпетые негодяи».

 

Александр Малкин