Украина

 

Троцкий украинской революции
 

Для многих украинцев Михаил Саакашвили с его бесшабашностью, командой отчаянных соратников и готовностью идти на любые конфликты – самый настоящий политический феномен. Но феноменальность фигуры бывшего президента Грузии прослеживается скорее на данном историческом отрезке – он не первый и не последний персонаж, способный очаровывать массы и говорить то, что хочет услышать обозленный среднестатистический обыватель. Причем тот обыватель, который думает не столько о долгом строительстве, сколько о быстром разрушении прошлого, которое должно привести к такому же моментальному успеху сторонников разрухи. Именно такие люди и являются «горюче-смазочным материалом» любых переворотов, объявляемых в случае их успеха революциями.

 

В одном из последних интервью Саакашвили я обратил внимание на слова о «революционном успехе», который для политика «лучше, чем секс». Это было сказано с такой уверенностью, с такой почти детской – или подростковой – влюбленностью в этот самый «революционный успех», что я немедленно вспомнил о другом персонаже, деятельность которого  изучаю долгие годы – председателе Реввоенсовета и могильщике независимой Украины Льве Троцком.

 

Бывшим советским людям, воспитанным в сталинском дискурсе истории – а этот дискурс сохранился и после падения вождя народов с пьедестала – и невдомек, какой огромной популярностью пользовался Лев Троцкий в революционной России. Эта популярность соперничала и с популярностью партии большевиков, и с популярностью ее лидера Владимира Ленина, культ которого обрел знакомые нам черты поклонения только после его смерти и развенчания Троцкого. Да, собственно, Троцкий присоединился к партии большевиков только накануне Октябрьского переворота, который сам же и организовал, он не был частью большевизма, он был – Троцким.

 

Популярность большевистской партии легко объяснима с политической точки зрения, потому что ее вожди обещали народу как раз то, что измученный войной народ хотел услышать – мир, земля, честные выборы в Учредительное собрание, избавление от угнетения. Собственно, в этом смысле лозунги большевиков ничем не отличались от лозунгов других революционных партий: декрет о земле вообще был украден Лениным у социалистов-революционеров. Но тогда возникает вопрос: а на чем базировалась личная популярность Троцкого? Почему вообще массы с таким энтузиазмом воспринимали этого человека с типично еврейской внешностью – в стране, где еще за несколько месяцев до Октября 1917 года евреи не могли сунуться дальше черты оседлости, не то что попасть в правительство и возглавить Вооруженные Силы.

 

Троцкий предлагал своим поклонникам не мир и землю. Он предлагал им не мир с землей, а «перманентную революцию» – проще говоря, тот самый «революционный успех», от которого без ума Саакашвили. Причем этот революционный успех не заканчивался никогда, речь шла о всемирной революции. Собственно, партия большевиков времен Ленина и Троцкого это и была партия мировой революции, партией советской номенклатуры она стала только во времена Сталина. Троцкий и его сторонники жили в атмосфере этого постоянного нагнетания революционного противостояния, постепенно отрываясь от реальности – именно этим объясняется поражение Троцкого в борьбе за власть.

 

Но почему мировая революция так привлекала рядовых сторонников Троцкого? На этот вопрос есть простой ответ – вождь Октября появился в нужное время в нужном месте. Россия была буквально разрушена Первой мировой войной, большая часть ее населения люмпенизировалась, армия разложилась. Троцкий предлагал этому люмпенизированному населению единственно понятную ему программу – программу насилия, облеченного в революционный френч. Он превращал люмпена из неудачника в героя, в повелителя чужих судеб. Когда государство нормализуется, его новый хозяин Сталин с особой беспощадностью будет расправляться именно с троцкистами, так как бесконечные революционеры – опасность для любого режима, от демократии до тирании.

 

Саакашвили уже один раз воспользовался рецептом Троцкого – в родной для себя стране. Мы привыкли воспринимать события в Грузии как начало череды «цветных революций» и бегства бывших советских республик из-под влияния России. Но это слишком упрощенный и лживый подход, связанный с недооценкой противника. Стоит посмотреть на результат: Грузия превратилась – по словам самого Саакашвили – в олигархическую вотчину, Кыргызстан после двух революций занял свое место в сфере влияния Москвы, после Майдана 2004 года произошло возвращение к власти Януковича еще при Ющенко, а потом и ренессанс, прерванный только трагическими событиями 2013-2014 годов – вот что не вписалось в российский сценарий!

 

Знаменитая революция роз, как и многие другие события на постсоветском пространстве, была обусловлена совпадением интересов многих игроков. И Москва, где хотели избавиться от ненавистного российской чекистской номенклатуре «предателя» Эдуарда Шеварднадзе, занимала в этом списке не последнее место. Но были и грузинские оппозиционеры, которые хотели заместить собой стареющую власть. Был и Запад, готовый поддержать реформы. Были и три российских олигарха – Бендукидзе, Патаркацишвили, Иванишвили – понимавших, как дешево стала стоить Грузия и одновременно не имевших доступа к этой дешевизне из-за сопротивления окружения Шеварднадзе.

 

Москва в своей готовности содействовать смене власти в Грузии ставила на Нино Бурджанадзе как на будущего президента страны и гаранта ее близости с Москвой и Зураба Жванию как главу ее правительства. Саакашвили оказался во властных раскладах буквально в последние месяцы перед революцией роз – и ему уже никто не мог помешать, ни сам Шеварднадзе, ни сподвижники по антиправительственным протестам, ни министр иностранных дел России Игорь Иванов, который прибыл в Тбилиси для того, чтобы уговорить грузинского президента передать власть новым фаворитам Москвы. Но почему?

 

А потому, что на момент революции роз большая часть населения Грузии, разоренной потерей территорий, гражданской войной противников и союзников бывшего президента Звиада Гамсахурдиа и медлительностью новой власти президента Шеварднадзе, была практически полностью люмпенизирована. Саакашвили говорил с этим бурлящим нищим потоком на понятном ему языке, было вообще неважно, что он говорил, важно – как он говорил. Бурджанадзе и Жвании было до него очень уж далеко, они все же были типичными постсоветскими политиками. А он – он был Троцким, ярким, бешеным, самодовольным Троцким. Троцким, не стеснявшимся в выборе методов, в привлечении и отталкивании союзников, в радостном обмане сильных мира сего – от россиян до американцев. Но при этом уже в день своего триумфального прихода к власти он был обречен.

Люмпен не думает, он чувствует. Он ощущает, что не только Порошенко или Яценюк, но и пытающиеся говорить на понятном ему языке Тимошенко или Ляшко – чужие люди, которые придут к власти на его горбу и дальше будут «жировать». А Саакашвили – он свой, настоящий. И это даже не иллюзия, это правда. Саакашвили хочет того, чего хочет его среднестатический сторонник – мести и расправы над своими оппонентами. Он доказал это всей своей жизнью. Власть для него – не самоцель, а лишь средство для удовлетворения этих амбиций. Он хочет постоянно побеждать – и это лучше, чем секс. В этом его сила, но в этом его слабость – потому что успех может быть обеспечен только достаточным количеством люмпенизированного населения.

 

И тут уже стоит задуматься украинской политической элите. Чем больше она будет медлить с настоящими переменами, тем больше будет опасность прихода к власти кумира ошалевшего от безысходности люмпена. В схожих условиях приходили к власти не только Троцкий и Саакашвили. Успех Муссолини, Гитлера, Фиделя Кастро, Чавеса, прочие латиноамериканские или африканские деспотии – вечное торжество люмпена.

 

Не хотелось бы, чтобы Украина пополнила собой этот печальный список. Но шансы велики.

Виталий Портников,

Liga.net, 5 декабря