Встреча для вас

 

На концертах Тимура Шаова

 

 

НЕПОНЯТЫЙ ПЬЕРО

(по мотивам песен Александра Вертинского)

 

Он весь как отзвук дальний, негромкий, чуть печальный.

Враги его ругают, а он творит добро.

Кричат, чуть ли не матом: «Тиран и узурпатор!»

А он всего лишь бедный непонятый Пьеро.

 

Вокруг него кретины и злые Арлекины,

Хохочут, паутину незримую плетя.

Вокруг него дебилы, а он ужасно милый!

Он, как дитя, доверчив, наивен, как дитя.

 

Его подзасосала российская трясина,

И жизнь его не сахар и не мед.

Но все ж он Император, и каждый губернатор

При встрече сразу навытяжку встает!

 

Под портретом его вечерами начальники,

Поумерив дневную ненужную прыть,

Пьют и шепчут портрету: «Послушайте, маленький!

Можно нам вас, как бога, любить?»

 

И все его боятся, он держит всех за… горло.

Но даже вас сажая, он заботится о вас!

Он славный, добрый, дивный! Его гнетет противный,

Ужасно когнитивный, тяжелый диссонанс.

 

Как всякий северянин, в душе он – Северянин!

В мозгу теснятся рифмы, в глазах цветет сирень.

Но – как описать стихами весь этот цирк с конями?

Весь этот гроб с кистями, всю эту дребедень?

 

В муаровом жилете и бархатном берете

Ему прийти бы в Думу, в малиновом жабо!

И почитать им Блока, а, может, и не Блока,

А, может, спеть куплеты про Китти и Бобо...

 

Не дай бог, победят горлопаны-охальники,

И пойдет он один злую долю влачить,

Я ему напишу, что «Послушайте, маленький,

Можно мне вас тихонько любить?»

 

Пока же он при власти и дарит людям счастье,

А мог бы и дубиной по головам пройтись.

И, кстати, вы могли бы сказать ему спасибо

За то, что здесь, пока еще, свободно собрались.

 

Как здорово, что все мы здесь свободно (пока еще) собрались!

 

Когда меня покажут по ТВ

 

Песня называется «Когда меня покажут по ТВ». То есть, это даже не вопрос… Риторический вопрос – когда? Когда-то показывали. Ну, и сейчас тоже, какие-то кабельные каналы, телевидение «Шансон». А центральные каналы – нет. Понятно, почему не показывают. Сейчас у нас опять вошло в обиход выражение «вы же понимаете». Когда журналисты меня спрашивают, почему вас не показывают по ТВ, я говорю: ну вы же понимаете! Они говорят: да! И всё.

 

Один мой товарищ, он работает на 1-м канале в спортивной редакции, сказал мне: ты знаешь, я видел у наших шефов в машине твои диски. Я говорю: во! Он говорит: но тебя все равно не покажут. Я говорю: почему? Он: ну ты же понимаешь…

 

А тут недавно звонит мне девочка, говорит: добрый день. Тимур Султанович? Я говорю – да. – Я с 1-го канала. Я говорю: ну? – Мы хотим вас пригласить. Я говорю: вы номером не ошиблись, вы точно к Шаову звоните? – Да, Шаов Тимур Султанович, ваш номер. Я говорю: и куда вы меня хотите пригласить? – На 1-й канал, приезжайте. Я говорю: ну да? И какая передача? Она говорит: передача называется «Жить здорово». Есть такая Елена Васильевна Малышева. Елена Васильевна хочет с вами познакомиться, говорит мне эта девочка, приезжайте в Останкино. Я говорю: может, не надо, бессмысленно, я ж уже знаю, тертый… Она говорит: нет-нет, Елена Васильевна просила вас приехать. – Ну ладно, думаю, все равно еду к другу, заеду в Останкино.

 

Заехал. Елена Васильевна встречает меня, говорит: Тимур, вы знаете, у нас тут каждый год вручаются премии лучшим врачам России, это мероприятие снимает 1-й канал, между вручениями поют всякие артисты, и мы бы хотели, чтобы вы нам спели. Ну, я, конечно, сразу загрустил – сдурели что ли, бессмысленная какая-то вещь… Она видит, что я загрустил, и говорит: это очень хорошее мероприятие, к нам приезжает Дмитрий Анатольевич Медведев! Я думаю: о, еб… Она видит, совсем загрустил, говорит: и Путин обещал быть!

 

Я не выдержал, говорю ей: Елена Васильевна, вы мои песни слышали? Она говорит: нет! Я говорю: во-первых, почему тогда вы меня пригласили? Она сказала, что режиссер, который снимает эту программу, он большой любитель ваших песен, он собирает ваши диски, он говорит, давайте пригласим – по теме будет. Я говорю: по какой теме? Она: он сказал, что у вас есть какая-то врачебная песня. А у меня врачебная песня такая:

 

Ах, нищее племя, коллеги, врачи,

За что нас судьба наказала?

В аванс выдают нам анализ мочи,

В получку анализы кала.

 

Я ей говорю, давайте, у вас есть компьютер, мы ее найдем. Мы ее нашли в Youtube. Надо отдать ей должное: она смело, честно, терпеливо выслушала до конца, пару раз улыбнулась и сказала: Тимур, но ведь эта песня устарела! Я говорю: в каком смысле? Она говорит: врачи же сейчас живут, слава богу! Я, говорит, езжу к себе в Челябинск, и там так врачи живут!!!

 

И я понял, что она живет в этой башне из слоновой кости, которая называется Останкино, они показывают, как хорошо мы живем, и сами верят в это! Она абсолютно искренне сказала.

 

Она сказала: давайте договоримся. Вы переделаете песню, и мы ее вставим. Я говорю: как? Из «Врачебной нищенской» во «Врачебную олигархическую»? Она говорит: ну, вы уж прямо, что уж вы так, как уж вы… Я говорю: давайте, я ничего переделывать не буду, лишнюю работу, у вас когда встреча с руководством канала? Она говорит: в понедельник у нас планерка. Я: вы назовите мою фамилию – и все. Она: вы о себе много думаете? Кто вы такой, чтобы Константин Львович Эрнст знал о вашем существовании? Я говорю: вы назовите. – И ушел. Я-то точно знаю, что он знает.

 

Она мне в спину сказала: Тимур, когда судьба стучится вам в двери, впустите ее! Я представил себе судьбу в виде Елены Васильевны Малышевой – и накинул цепочку на дверь.

 

Конечно, в понедельник никто не позвонил, не перезвонил – не извинился, ну не принято у них там…

 

Когда меня покажут по ТВ

 

Почему меня не любят на ТВ?

Я понять феномен этот не могу.

Я же тихий, словно ветерок в листве.

Безобидный, как барашек на лугу.


Я, бывает, не жалею горьких слов,

И бывает грубой лирика моя.

Но что мне делать? Наверху полно козлов,

А я пою что вижу, так причем здесь я?


Как на Первом на канале

все живое доконали,

Там теперь к столу сиропчик подают.

На втором канале то же,

переключишь – те же рожи,

Те же песни так же сладенько поют.


Я в полях ромашки рву как заводной,

Я брожу, в озера синие гляжусь.

Что сказать, нет, я не Басков, я другой,

Но и я стране родимой пригожусь.


Дайте спеть в программе «Время», я спою,

Ведь в Кремле же смотрят эту лабуду.

Лидер нации услышит песнь мою,

Прослезившись, скажет: «Завтра же уйду...»


Как на первом на канале

про маньяка показали,

Про маньяков очень любит наш народ.

А потом страна следила,

как ловили педофила,

А сейчас Филипп Киркоров нам споет.

 

Как же стать мне покорителем сердец?

План созрел в моей бедовой голове.

Стану я уже маньяком наконец,

И вот тогда меня покажут по ТВ.


Хор: И вот тогда, и вот тогда

И вот тогда, и вот тогда

И вот тогда его покажут по ТВ.


Телевизор есть бесовский аппарат,

И клянусь вам, что я видел сам не раз,

Вот как под утро петухи заголосят,

Он в испуге выключается тотчас.

 

Правда глаза колет или

Рассказ фотографа в электричке

 

Песня называется «Правда глаза колет или Рассказ фотографа в электричке». Написано по заказу, хотя я не пишу песни по заказу, но тут заказ поступил от друга, я не мог отказать. Очень интересный человек с нестандартной биографией. Он закончил режиссерский факультет питерского института и работал в Чите, Омске, ставил спектакли. Последнее место работы – главный режиссер новосибирского телевидения. Откуда его с успехом выперли. Хотя он говорит, меня выперли потому, что я прочитал лекцию о «Машине времени». Странно… «Машина времени была и пела, а за лекцию – выгнали. Может, Марик что-то утаивает. Кстати, у нас сейчас времена меняются… в смысле, возвращаются. За лекцию о «Машине времени», может, не выгонят, пока, – но скоро. Я думаю, что просто первый секретарь Новосибирского обкома спросил: «Кто у нас там главный режиссер на телевидении?» Ему ответили: «Марк Исаакович Копелев». – «Кто?!» – «Марк Исаакович Копелев». Ну, наверное, – я не знаю… В общем, Марика вытурили отовсюду.

 

Но тут началось кооперативное движение, он пошел шить. Немножко шьет еще… Начал шить штаны, и у него очень хорошо получались лыжные шапочки. На этом он поднялся. Лыжные шапочки он шил из синих трусов с начесом, старшее поколение помнит, да и мы помним еще… И получались шапочки небесной синевы, красоты невиданной. А если он туда еще какой-то лейбл прилепливал, так вообще… И он стал королем лыжных шапочек Новосибирска. Но – еврейская неуемная натура, он взял и уехал в Нью-Йорк.

 

Там, когда его спросили, что вы умеете делать, куда вас устроить, он сказал: я портной. Мудро! Его тогда устроили в цех шить штаны – почти по профессии – в Метрополитен-опера – и он там 17 лет шил штаны на звезд мировой оперы. И до сих пор, он видит съемки Паваротти-Шмаравотти, говорит: вот, смотри-смотри, видишь, как поет? – Да. – Штаны-то мои. Видишь, как хорошо поет? – Штаны хорошие. Где-то он прав – попробуй в плохих штанах спеть! Это я сам знаю. Ну, я опять отвлекся.

 

Он взял в руки фотоаппарат. И параллельно штанам он стал выдающимся фотохудожником. У него были выставки в Нью-Йорке. У него галерея портретов всех наших звезд: от Бродского, Растроповича, Киры Муратовой, Соловьев (кинорежиссер Сергей Соловьев, не Владимир Соловьев – не к ночи будь помянут. – Прим. «Рубежа»), Синявский-Даниэль, все значимые фигуры русской культуры.

 

Он мне сказал: напиши о фотографии. Я говорю: хорошо. Сел писать о фотографии. Говорю: что о фотографии писать? Он говорит: не получается? – Я тебе объясню. Вот смотри: объектив проникает туда, куда не проникает человеческий глаз. Вот я шел по парку, сидят влюбленные, я сделал снимок, как они воркуют… Дома проявил карточку, смотрю – а он ее не любит! Фотоаппарат показывает, что он ее не любит! Вот, смотри сам.

 

Я смотрю – влюбленные и влюбленные. Он: нет, ты смотри, смотри! А его жена Люда сзади показывает руками: соглашайся! Я говорю: слушай, да! Он: а-а-а, видишь?! Я говорю: да, вот теперь вижу! Он: вот о чем надо писать! Я написал. Меня, конечно, понесло в другую сторону, как в анекдоте про советских ученых, которые делают синхрофазотрон, а все равно получается автомат Калашникова.

 

У меня все друзья при деньгах и в чести –
Кто в милиции служит, кто в мафии.
А я сидел в ателье и глядел в объектив,
Я-то с детства любил фотографию.

Я на паспорт снимал и снимал на права,
И портреты я делал парадные.
Скажем без хвастовства – я достиг мастерства,
Но замечать стали люди неладное.

Всё, что сразу не видно, что скрыто внутри
Вдруг на фото как есть проявляется.
Ну клиенты обижены – мол, ты смотри,
Как фотограф-стервец изгаляется!

Скажем, с виду – гражданин как гражданин,
А на снимке сразу видно – сукин сын!
Вот снимался муж примерный и отец,
А на снимке вышел – бабник и подлец.

А бывало, что, напротив, – с виду гад,
А в душе-то – либерал и демократ.
В общем, я за мой талант и мастерство
Был уволен по статье «за бесовство».

Помню мне тогда приснился чудный сон –
Меня коллегою назвал Картье Бриссон.

Ну а жить как-то надо, на мне-то семья.
Подавай-ка, – говорят, – пропитание!
Фотокором в газету устроился я.
В первый день получаю задание. –

Доверяет мне шеф сделать фотоотчёт,
как вручают медаль губернатору.
Для меня – пустячок. Я навёл, щёлк-пощёлк...
Всё отщёлкал – отправил редактору.

А на следующий день

как пошла дребедень –
Отвезли в Комитет меня два мента.
А там говорят, – наводишь ты тень

на сакральный плетень
По заданию Госдепартамента.

У тебя на фото, – мне сказал майор, –
Губернатор вышел взяточник и вор.
Это правда, говоря начистоту,
Но посадим мы тебя за клевету!

Не сносить бы мне, ребята, головы,
Но дошло всё это дело до Москвы.
А в Москве сидят такие господа...
А подай-ка, – говорят, – его сюда!

В самолёте мне приснился Аведон,
Вы, – говорит, – коллега, штопанный долдон!

А в Москве самый главный (а кто – не скажу!)
Говорит: – Послужить надо Родине!
Ты сними-ка мне тех, на кого укажу.
И смотрю я – не шутит он вроде бы.

Что же – надо, так надо! Опять же доход –
Каждый снимок по тысяче рубликов.
Я за месяц отснял человек восемьсот –
Сплошь солидная, видная публика.

Ну, несу ему снимки на ватных ногах,
Он как глянул, так сразу по-матери:
– Это ж с кем я работаю! Трах-тарарах!!!
Лизоблюды! Мздоимцы! Предатели!

А когда на свой он снимок посмотрел,
Весь напрягся и маленько посерел.
– Я, – говорит, – конечно это дело в сейф запру,
Но ты опаснее любого ЦРУ!

А ты же знаешь, как в народе говорят, –
Правда колет нам глаза. Ну, что ж, я рад!
Я ж не против правды, я всегда был за...
И ручкой «Паркер» он мне выколол глаза.

Так поможите кто чем может, господа,
Инвалиду фотографического труда!..

 

О фотографии, называется, песня… Ну, в общем, Марик остался доволен. Вы зайдите к нему на сайт: www.kopelev.com. А то Марик говорит: ты посвятил мне песню, ты ж обо мне рассказывай. Я говорю: я рассказываю. Он: почему тогда никто на сайт не заходил? – Зайдите, там хорошие фото.

 

 Кум бросил пить

 

Посвящение моему очень близкому человеку – куму. Замечательный человек. Мы с ним когда-то в шахматы играли в детстве. Я играл за сборную Черкесска, он играл за сборную Ставрополя, перворазрядники были, он потом кандидатом стал. Сейчас он бизнесмен, шахматный ум помогает в этом деле – но пьет! Пьет, зараза, но пьет, но пьет, но пьет. Все пьют, но этот пьет, ну пьет! Здоровье крепкое. Те, кто с ним наравне пытались, это плохо очень заканчивалось. Знаете, как океанский лайнер «Queen Elizabeth» выходит из порта, вокруг кораблики тоже плывут, буксира, баржи. Ну, а потом все постепенно отстают, а он набирает ход и один – в океан.

 

Вот так кум: все уже катерки, буксирочки отстали, а этот прет, и второй день, и третий, и четвертый, а в пятый – приезжает санитар, ставит гемодез, глюкозу, магнезию… Я уже все не помню – давно не работаю. Вот здоровье богатырское его и губит, потому что я бы умер уже на второй день. Просто беда. Я уже третью песню о нем пишу. Первая была «Пора, мой друг, пора!», в смысле пора уже завязывать с этим делом, вторая была «Прогулка» и третья вот эта.

 

Дело в том, что посвящений жене я написал всего две песни. Но жена не дает информационных поводов, слава богу! Я могу написать только одно: люблю! Ну, об этом раз написал, люблю, 10 лет прошло, неудобно, надо еще раз написать. – Написал опять, что люблю. Подтвердил. А кум дал повод – он бросил пить.

 

Мы, конечно, все обрадовались, потому что нельзя себя так губить. Но тут другая закавыка. Его вышили на знамени. Он стал жупелом, вымпелом. Я говорю: у человека в природе нет конкурентов. Человек – вершина пищевой цепочки. Человек может съесть всех. – Но человека могут съесть жены. И вот жены, они-то на самом деле и есть вершина пищевой цепочки. И они нас стали есть: вот Миша, смотрите, а вы… И Миша тоже хорош: запонки надел. Недавно звоню, а он вполголоса говорит: я не могу говорить, я в музее. Я говорю: где-е-е?!

 

Пропал человек.

 

Кум бросил пить. – Что за нелепая картина!
Звучит, как парадокс, оксюморон.
Ну, всё равно, как «Папа Римский стал раввином»,
Или «Билл Гейтс купил себе Айфон».

Кум бросил пить. Об этом написала

«Файнэншл Таймс» в разделе новостей.
И вмиг упали акции «Кристалла»
И производителей текилы всех мастей.

Мы водку пьём, живём в чаду и мраке,
А он, типа, идёт в музей и на балет,
И, типа, он, как будто бы во фраке,
А мы, типа, в трениках и в майке, без штиблет.

И вот придёт он с этого балета,
Мизинчик оттопыря, кофе пьёт,
И говорит: «Брюллов считал, что Рубенс глубже Тинторетто,
А я считаю, что наоборот!»

Ты рядом с ним, как прокажённый,
Ты лилипут, а он – Гулливер!
И говорят нам наши жёны:

«Берите с Мишеньки пример!
Глядите – Миша позитивный,
Глядите, мы все от Миши без ума!»
И мы глядим. Смотреть противно,
Но поучительно весьма.

А лексикон! «Ах, сударь, вас-то мне и надо.»
Иль скажет: «Ах, оставьте, пустяки!»
Вчера сказал: «Ноблесс оближ!» Убил бы гада!
Ведь раньше были только матюки.

А раньше было времечко иное!
Гулял и пил он, как былинный персонаж!
И жёны прятали мужей, детей, спиртное,
Но глупых жён он брал на абордаж!

Сейчас он стал святейшего святее,
Ему претит наш пьяный балаган.
Средь нас как Пётр он среди саддукеев,
Иль как Давид среди моавитян.

Весь положительный, морально-нравственный, красивый,
Чистейшей прелести чистейший образец.
Ещё чуть-чуть – возьмут в «Единую Россию» –
Какой бесславный и бессмысленный конец…

Опять злословлю, ох, я, грешный,
Опять глумлюсь... А все почему?
Да всё от зависти, конечно.
Мы все завидуем ему!

А ведь и мы могли бы тоже!
Нет, сила духа только в нём!
И зависть, зависть душу гложет –
Да мы от зависти и пьём!

Он смотрит на нас и морщится:

«Как можно лакать эту хрень?»
Ему-то, конечно, хочется,
Но все, все – он теперь кремень!

Как всё-таки полезно и разумно
Перед собой иметь пример и идеал!
И все тосты теперь мы пьём за кума,
И чтоб он, падла, не дай бог, не развязал!

 

Во глубине

 

Товарищ, верь, взойдет она! –

Да не восходит ни хрена.

А мы все ждем привычно щучьего веления.

Куда податься? – Мы же тут

Как во глубине сибирских руд

Ни зги не видно, ни звезды, ни направления.

 

Во глубине сибирских руд

Здесь свой размеренный уют

Привычно пьем, по морде бьем, лягнем упавшего.

Привыкли, что темно как днем,

Огня не жжем, гостей не ждем,

Плюем в глубокий водоем колодца нашего.

 

Лень да скука,

Скука да лень.

Вот такая, братцы, штука,

Вот такая дребедень.

 

Лень да скука,

Сон да еда,

Вот такая, братцы, штука,

Вот такая лабуда.

 

Во глубине сибирских руд

Есть банк, есть суд, есть курс валют.

Летаем в космос, обращаемся за визами.

Жаль, правды нету отродясь,

Здесь кто с дружиной – тот и князь.

Здесь верят истово, крестясь на телевизоры.

 

Расклад сегодняшний таков,

Что нет темниц и нет оков,

Зато бессчетно дураков понавылазило.

Живем мы в целом very well,

Опять же, рис подешевел –

Оптимистичная такая эвтаназия.

 

Лень да скука,

Скука да лень.

Вот такая, братцы, штука,

Вот такая дребедень.

 

Лень да скука,

Хлеб да вино,

Вот такая, братцы, штука,

Вот такое вот кино.

 

Во глубине сибирских руд

Закон суров и климат крут,

Но мы живем, едим и пьем, тихонько старимся.

Мы рады белой простыне,

Весне, войне в чужой стране,

Она лишь карта на стене, живем – не паримся.

 

Как семафор, горит звезда,

И вроде ходят поезда,

Но мы не едем никуда – нам время ужинать.

Как коммивояжер в летах,

Свобода мается в дверях,

Мы говорим «спасибо, ничего не нужно нам».

 

Лень да скука,

Скука да лень.

Вот такая, братцы, штука,

Вот такая дребедень.

 

Лень да скука,

Сон да еда,

Вот такая, братцы, штука,

Вот такая лабуда.