Перспективы
У меня есть версия, почему Мединский запретил кино «Смерть Сталина».
Конечно, в стране, не только невиданными темпами возвращающейся к сталинизму, но и погружающейся в пучину средневекового мракобесия, ни в коем разе нельзя глумиться над вождем, тем более над смертью вождя. Но думаю, дело не только в этом. По этой причине фильм подвергли обструкции шавки помельче Мединского – зам. культурного министра Пожигайло, режиссер Михалков, писатель Поляков, актриса Драпеко – не зрящие, как министр, в корень проблемы, не способные прозреть главного.
Возможно, и сам Владимир Ростиславович не сформулировал для себя внятно эту причину – просто, как опытный аппаратчик, почувствовал это на интуитивном уровне. А может, побоялся сформулировать, даже для себя.
Игорь Яковенко в статье «Минкульт решил отменить „Смерть Сталина“» назвал режиссера фильма Армандо Ианнуччи бестактным человеком за то, что тот показал умирающего вождя в луже мочи. За две недели до Олимпиады! – намекает на допинговый скандал Игорь Александрович.
На мой взгляд, главная бестактность режиссера Ианнучи, и именно как ее почувствовал Мединский, состояла в другом. В неминуемом возникновении параллелей с сегодняшним временем. Смерть, обстоятельства этой смерти одного вождя рождали аллюзии в отношении другого. Да просто могли подать идею, подтолкнуть к действиям его ближайшее окружение.
Отменой «Смерти Сталина» Мединский демонстрирует, что он отменяет смерть Путина. Во всяком случае, пытается отменить. Делает все от него зависящее. Показывает, что он бдит, и никаких даже намеков на всероссийских экранах на эту действительно бестактную тему не допустит.
Перестраховывается Владимир Ростиславович, Владимир Владимирович сам бы эту аналогию не увидел? – Ну, во-первых, как сказать. Путин сегодня, по-моему, находится на той стадии параноидальной подозрительности и страха, что и Сталин в конце жизни. Во-вторых, это же родовая черта всех советских чиновников: лучше перебдеть, чем недобдеть. Известно, что советские цензоры порой видели крамолу в совершенно безобидных произведениях литературы и искусства и запрещали их, вымарывали из текстов совершенно безобидные реплики.
Но эта бдительность Мединского, его прозрение может выйти ему боком. Если бы кто-то объяснил Путину, какие аллюзии в фильме «Смерть Сталина» увидел его министр культуры, то еще неясно, как бы он отреагировал на такую его буйную фантазию. Поясню мысль известным анекдотом. Кстати, как раз о Сталине.
1942 год. В Кремле идет заседание
государственного комитета обороны. Из зала заседаний выскакивает раздраженный
Жуков, вытирает лоб: «Фу, сволочь усатая...»
Берия услышал, доложил Сталину, так, мол, и так, Жуков, выходя из вашего
кабинета, такое сказал.
Жукова вызывают к Сталину, тот спрашивает: «Скажите, таварищ Жюков, вот ви,
виходя вчера от меня, сказали „сволочь усатая“. Ви кого имели в виду?»
Жуков: «Гитлера, товарищ Сталин!»
Сталин поворачивается к Берии: «А ви кого имели в виду, таварищ Берия?»
Вы понимаете теперь, какие бестактные аллюзии возникли в воспаленном чиновничьем мозгу министра Мединского, в каком непотребном виде нарисовался ему вождь? Не тот, умерший, а теперешний, пока живой? И, как наверняка хотелось бы министру (а также, разумеется, самому вождю), – вечно живой.
Представили эту картинку в мозгу министра культуры? При том, что сакральность отца нации должна исключать всякие даже мысли в этом направлении его подданных.
Может, у кого-то есть возможность показать эту заметку Владимиру Владимировичу? Чтоб он узнал, какие фантазии одолевают Владимира Ростиславовича. И вызвал того к себе на ковер и спросил, посасывая трубку: «А ви про кого подумали, таварищ Мединский?»
Вадим Зайдман