Литературное исследование
Садизм в русском психологическом пейзаже
Ненавистная моя родина!
Нет постыдней твоих ночей.
Как тебе везло
На юродивых,
На холопов и палачей!
Как плодила ты верноподданных,
Как усердна была, губя
Тех некупленных
и непроданных,
Осуждённых любить тебя!
Ирина Ратушинская, «Родина», 1977
Однажды, незадолго до окончания войны, Карла Густава Юнга, выдающегося швейцарского психолога и психиатра, спросили, не считает ли он, что окончание войны вызовет громадные перемены в душах европейцев, особенно немцев, которые теперь словно пробуждаются от долгого и ужасного сна?
Вот каков был ответ ученого: «Сегодня немцы подобны пьяному человеку, который пробуждается наутро с похмелья. Они не знали, что они делали и не хотят знать. Существует лишь одно чувство безграничного несчастья. Они предпримут судорожные усилия оправдаться перед лицом обвинений и ненависти окружающего мира, но это будет неверный путь. Искупление, как я уже указывал, лежит только в полном признании своей вины. Mea culpa, mеа maxima culpa. В искреннем раскаянии обретают божественное милосердие. Это не только религиозная, но и психологическая истина».
Судя по 70-летней послевоенной истории, немецкая нация в этом плане действительно признала свою вину за Холокост целого народа и до сих пор пытается искупать ее конкретными делами.
Я хорошо помню историческую цитату немецкого философа Теодора Адорно: «Бога нет, если существует Аушвиц». Не исключено, что именно она послужила в свое время характерным моральным толчком, после которого послевоенная немецкая нация, содрогнувшись, осмыслила содеянное зло и искренне за него раскаялась.
В российской же политической истории, к сожалению, ничего подобного не происходило, не происходит и, по всей видимости, совсем не предвидится, как это не так давно убедительно подтвердил глава ФСБ А. Бортников. Как говорится, гордыня не позволяет! Немодно нынче вспоминать о жертвах сталинских репрессий, коих на счету советской власти были миллионы. Более того, Сталин вновь возвращается в российское общество публичными портретами, бюстами, славословиями. Тень палача всех времен и народов появляется из небытия, становясь симпатичной, привлекательной и желанной. Уж больно сблизились сегодня профили Иосифа Виссарионовича и Владимира Владимировича, почти так же, как некогда фигуры двух вождей на барельефах советского времени Ленин-Сталин.
Между тем, жестокость, садизм, неприкрытое насилие и культивируемая ненависть все чаще прорываются в нынешнюю российскую действительность, что дает немалый повод обратить на эту тему пристальное внимание.
Если найдутся авторы, которые захотят всерьез исследовать историю российского политического и иного изуверства, то начинать им, естественно, придется со времен Киевской Руси, заканчивая большевистским и сталинским террором. Одну из таких художественных (не исторических!) попыток предпринял писатель Владимир Лидский (псевдоним, наст. фамилия Владимир Михайлов) в своем романе «Русский садизм» (Cпб, «Лимбус пресс», 2012).
Книга, вошедшая в свое время в шорт-лист финальной части премии «Национальный бестселлер», не перестает с тех пор вызывать многочисленные споры. И не только благодаря своему названию. Автор, разумеется, выступает в книге не как историк, а как художник, но историзм книги поистине всеобъятен. Ее основной исторический фон почти полузабытые события гражданской войны, в которой изуверства и садизм красных проявились наиболее выпукло. В своей основе и своеобразной поэтике «Русский садизм» не простое нагромождение ужасов, не смакование оторванными головами и засаживанием березовых колов в живое тело (так на первый взгляд может показаться поверхностному читателю, который с первых же станиц начинает испытывать поистине шок при описании некоторых пыточных подробностей!), а полноценный исторический роман. Это густо населенное повествование о том, что творилось на фронтах гражданской войны Украины в 18-х 19-х годах ХХ века в Херсоне, Александрии, Николаеве, Очакове, Одессе. Читатель сталкивается на его страницах и с «Народной волей» и с «Черной сотней», карательными наступлениями на селе, с террором в тылу. Вся же книга это описание различных зверств времен революции, гражданской войны, сталинского террора. Здесь и терроризм левых эсеров и провокации охранки, еврейский погром в дореволюционное время, и григорьевский мятеж на Украине, и самым подробным образом (в натуралистических деталях) григорьевский садистский еврейский погром. Все эти события писатель, тем не менее, смог уложить в рамки сложно организованного романа.
Недавно появился поразительный график, показывающий величайших массовых убийц нашего времени и количество их жертв. Первое место занял в нем Мао-цзэ-дун, уничтоживший 78 миллионов человек, за ним идет советский диктатор Иосиф Сталин с показателем в 23 миллиона и Адольф Гитлер, убивший 17 миллионов. В российский список, правда, не вошли жертвы большевистского террора периода гражданской войны, число которых может изменить наше представление об этом периоде советской истории. Как историко-художественное полотно книга В.Лидского несколько восполняет это пробел.
В центре романа главный герой революционный палач с характерной фамилией Маузер Л.М., который родился от побочной связи его матери и секретного сотрудника «спецучреждения». Обстоятельства его рождения и детства больше походят на какой-то древний миф, чем на реальную историю, тем не менее, вся последующая его жизнь весьма типична для революционного отморозка. Это собирательный образ всех революционных маньяков: обделенность любовью, приведшая к дегенерации, ненормальные, почти эпически описанные внутрисемейные отношения любви-ненависти, лишения, гонения, половая ущербность сделали из Льва Маузера беспощадного кровавого палача.
С легкостью могу представить себе, насколько психологически невыносимы ощущения человека, читающего вот эти строки книги из так называемого «отчета старшего специсполнителя Л.В. Маузера вышестоящему начальству»:
«Убеждаюсь я каждодневно, что Советская власть, как заботливая мать, вскормила верных и ответственных сынов по охранению ее от грубых посягательств. Надежно охраняют сыны-рыцари свою мать и ее родную сестру партию. В Пензе особливо мне пришелся по сердцу капитан Крыщук по кличке Парикмахер. Прозвали его так потому, что он мастерски научился снимать с вражеских голов скальпы и делает сие над живыми врагами в отместку за несговорчивость. Как видим, скальпы есть его специализация, но он не остановился на достигнутом успехе, а включил для работы нужные ресурсы и еще стал снимать перчатки с вражьих рук».
Или вот еще: «В городе Курске дело поставлено на прочную основу; размах и инициатива работников Спецучреждения весьма похвальны. Мною отмечено, что признания обвиняемых добиваются даже вовсе без труда, и в том заслуга бойца невидимого фронта ассистента специсполнителя Ивана Сидоренко. Сей Сидоренко по изощрению своей работы превосходит и рядовой состав, и начальственные кадры. В большом ходу у него разнообразные приемы и средства, как то: отстрел мелких частей тела обвиняемых, различного рода и характера иные испытания и, главное, так называемый венчик. Отстрелу подвергаются уши, нос, язык, пальцы, мужские половые органы. Забавно наблюдать, как коварный враг захлебывается кровью при отстреле его ядовитого языка...»
Зачем все это делают существа, внешне похожие на людей? Что они хотят добиться подобными изуверствами? Их следовало бы назвать «полыми», внутренне пустыми людьми, без всякой человеческой сущности, ибо, по сути, это неодушевленные существа из неких мифический сказаний. Это существа, в которых нет ничего, что бы помогло им стать людьми.
Бесконечные сцены сексуального насилия в романе это тоже своего рода тотальная метафора полного растления самой страны, которую осуществили большевики, надругавшись над смыслом ее духовного существования.
При всей населенности романа разнообразными персонажами, главный герой произведения это, конечно же, садизм, жестокость. По автору садизм в России это скорее самовоспроизводящаяся система. Писатель полагает, что бессмысленно изучать ее, так сказать, генезис в истории страны жестокость и изуверство были всегда. Тот же Лев Маузер в юном возрасте попадает под еврейский погром, в зрелом же возрасте сам практикует нечто подобное в сталинских подвалах.
В одном из монологов этот опыт пыточных подвалов НКВД характеризуется так: «Через тот подвал открылись мне человеческие слабости и дороги, по которым люди вышагивали в ад, да и в себе я обнаружил немало чудес. Я понял, что барьеры тяжелы лишь в мысленном преодолении, и все моральные препоны немедля разрушаются после первого морального поступка».
В последней главе романа (в речи на Страшном Суде) автор В. Лидский (В.Михайлов), характеризуя русскую историю в контексте садизма и жестокости власти, поясняет это на примерах. Начиная с Владимира Святого, через Ярослава Мудрого, Ивана Грозного и Петра Великого власть ничем, кроме садизма, не занималась Исключение сделано разве что для Мономаха. Как противостоящий садизму назван лишь протопоп Аввакум. В историю русского насилия В. Лидский также вписывает те имена, которыми граждане страны и вообще русские люди привыкли гордиться: декабристы, народовольцы (в несколько меньшей степени), Герцен, Ткачев, Бакунин, Кропоткин и другие, которые исподволь своими заклинаниями готовили идеологическую основу для последовавших позднее зверств.
О политическом насилии в прошлом, которое упоминается автором, стоит сказать отдельно. В. Лидский не столько описывает его разновидности, сколько анализирует подходы и методы, с помощью которых власть во все времена охраняла себя от царей до сегодняшних правителей (президентов). Он «упаковывает» эти знания в форму лекции для будущих палачей, обучающихся «ремеслу» в спецучреждении. Вот, например, как рассказывается о времени Ивана Грозного: «При этом напоминаю вам, курсанты, какими именно средствами добивался самодержец сосредоточения власти в собственных руках. Первое это конечно политика устрашения и о ней на страницах нашего пособия сказано достаточно. Второе душевная бесчувственность царя и игнорирование им любых, даже самых незначительных, сердечных движений... Поскольку вы есть рыцари охранительной системы, то перво-наперво надлежит вам охранять страну от умных, тех, кто считает себя выше власти и выше государства потому только, что природа отмерила им мозга поболе, чем другим. От них, именно от них все беды нашего отечества и потому будьте бдительны, встречая на своей работе подобных индивидуумов».
Если попытаться посмотреть на содержание книги поверхностным взглядом, то это действительно настоящий шокер.
Тем не менее, как написал один из рецензентов книги писатель Борис Останин, «книга сострадательна, милосердна, гуманна: она изображает русскую жуть отнюдь не из солидарности с ней, а напротив, в дерзновении ее преодолеть, окоротить». Рецензент характеризует ее содержание, как выходящее за пределы чистой литературы, полагая, что она одновременно является «исторической, политической, психологической и даже психиатрической штудией русского народа на протяжении столетий и особенно большевистского лихолетья».
В одном из многочисленных интервью по поводу своей книги В. Лидский заметил: «думается мне, что все беды начались в тот самый миг, когда у кого-то из соотечественников появились первые мысли о насильственном переустройстве общества. И вот наступил 1917-й год как логическое завершение подготовительного периода со всеми его терактами, покушениями и убийствами самодержцев. До этого сатанизм был локальным. А в 17-м он стал всеобъемлющим, потому что пришли люди, готовые шагать по трупам (и не по одному, и не по двум, а по миллионам!), и эти люди сказали во всеуслышание: Все дозволено. И кто хотел их услышать, услышали!... Большевики упразднили мораль! Все стало возможно грабить, разбойничать, насиловать, убивать!.. Морально и почетно стирать с лица земли классово чуждых, расчищая путь для классово близких!» Автор приходит к мысли, что любая попытка остановить садизм ненасилием вызывает лишь еще один виток насилия. И здесь возникает понимание того, что без глубокого внутреннего покаяния никуда! Последние строчки книги можно рассматривать как своего рода манифест, единственное средство остановить безумие жестокости: «Мы обязаны помнить все, что было с страной, мы должны знать имена палачей. Наши мертвые вопиют к нам из тьмы, и покуда миазмы дьявола не спущены в канализацию истории, Россия будет не отмолена, а мы денно и нощно, коленопреклоненно, будем истошно выть и вопить в небеса, заклиная тебя, Господи, всем сущим на земле: Боже, храни Россию!»
Казалось бы, все точки над i в российской истории давно уже расставлены, но что мы видим сегодня? Садизм в России модернизировался, он стал более утонченным, необязательно связанным с прямым насилием (хотя и его хватает!). Он может выражать себя, к примеру, в законе Димы Яковлева (или, как некоторые его окрестили «Царя Ирода»), после принятия которого многие американские родители, уже познакомившиеся с больными российскими детьми-инвалидами и собравшие все необходимые документы для их усыновления, в одночасье лишились такой возможности. Понятно, что в России таких детей ожидает безрадостное и бесперспективное будущее в сиротских домах: у садистов же логика простая пусть лучше живут инвалидами на родине, чем здоровыми на чужбине.
Тем временем, как пишет социолог и политолог Игорь Эйдман, «садомазохизм в России становится новой государственной идеологией. Главный объект поклонения в ней откровенные патологические садисты Иван Грозный, Сталин, Путин, набросившийся в садистском раже на народы Украины и Сирии. Российские верноподданные садомазохисты превозносят палачей, мучителей и пытателей, подсознательно ассоциируя себя одновременно и с их жертвами, и с ними самими. Именно на садомазохистское восприятие рассчитана российская телепропаганда. Людей учат радоваться войне».
Не потому ли религиозная формула покаяния не работает в сегодняшней России, что Церковь так и не призвала страну, народ к массовому покаянию против зверств и ужасов эпохи тоталитаризма, став обычной подпоркой для действующей власти? Более того, своей духовной энергией она питает сегодняшнюю государственную машину насилия, то зло, против которого должна была выступать. Она поддерживает аппарат насилия и войны и тем самым несет ответственность за каждый выстрел в Украине и помощь сирийскому диктатору.
В год 100-летия русской революции, точнее, русской катастрофы, сама история, казалось бы, дала стране еще один уникальный шанс покаяться за все грехи тоталитаризма, за все то зло, которое осквернило жизнь многим поколениям русских людей. Но если сегодня под запретом фильм «Смерть Сталина», то не исключено, что завтра на полке окажется и «Покаяние» Тенгиза Абуладзе, потому что страна уже давно бредит своим величием и, похоже, совсем не осознает, насколько опасен захвативший ее недуг.
Александр МАЛКИН
История создания романа эпопеи «Русский садизм»
Замысел эпопеи и первые наброски текста относятся к концу 70-х годов прошлого века. Начало осмысленных текстовых фрагментов к 1988 году. Сюжетика и композиция книги вызревали по мере написания отдельных глав, постепенно складываясь в парадоксальное и разрушающее романные каноны произведение. Окончательная редакция текста появилась в 2009-ом.
Замысел книги формировался под влиянием драматической истории семьи автора. Дед писателя, известный советский инженер-путеец Владимир Михайлович Михайлов (начальник строительства автодороги Москва Минск) в 1938 году был репрессирован и расстрелян без суда. Бабушка, как член семьи изменника родины, по приговору так называемой «тройки» отправилась в лагеря, где провела в общей сложности четверть века.
Однако авторский текст значительно шире обычной семейной хроники и выходит далеко за рамки традиционного исторического повествования. Действие книги охватывает около ста лет и рисует широкий исторический фон, на котором происходят весьма неординарные события. Показывая историческую сущность захлестнувшего СССР после 1917 года садизма, как общественно-политического и даже социального феномена, автор углубляется в прошлое страны, пытаясь именно там отыскать его корни, проследить пути его зарождения и развития.
Идеологическая составляющая текста «Русского садизма» оказалась провокационной по отношению практически ко всем партиям и политическим течениям России начала 2000-х. Кроме того, автор подверг ревизии деяния национальных кумиров, церковных авторитетов и фигурантов школьных исторических учебников.
Критический корпус принял книгу в штыки. Проклятия в адрес автора транслировались из станов коммунистов, националистов, неолибералов и даже современных эсеров. Критики романа не дали себе труда вглядеться в текст романа, чтобы увидеть его гуманистическую суть. Между тем автор поднимал значимые общественно-политические вопросы, которые за внешним эпатажем и описанием всевозможных ужасов остались незамеченными.
История издания романа «Русский садизм»
Даже в сравнительно вегетарианские времена подобную книгу было сложно опубликовать. Роман побывал во всех толстых журналах, во множестве крупных и мелких издательств и везде был отвергнут, пока наконец на рукопись не обратил внимание Борис Останин. Вскоре неопубликованный текст вошёл в шорт-лист Премии Андрея Белого. После этого издательство «Лимбус пресс» решилось опубликовать потенциально скандальную книгу, вопреки мнению более чем 30-ти редакций, отвергнувших его. Интерес к роману проявил также Илья Бояшов, работавший в те годы в издательстве «Амфора». Необходимо отметить, что в «Лимбусе» роман вышел в сильно усечённом варианте; за бортом публикации осталось более трети текста (около двухсот страниц). Издатели удалили из книги наиболее одиозные фрагменты, не вписывающиеся в нынешние представления об организации современного романного пространства. Изъятия не опубликованы по сей день.