Наш кинозал

Ради зрителей и авторов

Виталий Манский – президент фестиваля «Артдокфест», режиссер-документалист, автор фильмов «В лучах солнца», «Родные», «Свидетели Путина». За границей Манский во многом олицетворяет российское документальное кино, однако в самой России его фильмы не допускают до большого экрана, а «Артдокфест» фактически пытаются уничтожить. В интервью для Каспаров.Ru Виталий Манский рассказал о фильме «Свидетели Путина», проекте «Артдокмедиа», запрете фильмов и цензуре, а также о том, почему он продолжает в России всем этим заниматься.

– Виталий Всеволодович, у меня такой наивный вопрос. Зачем вы продолжаете в России всем этим заниматься?

– Да этот вопрос не наивный, он весьма логичный. Надеяться на то, что можно как-то кардинально повлиять на тот вектор развития или правильнее сказать падения, который сегодня осуществляется в России, не приходится. Для себя я уже принял решение: я уехал, я живу и работаю в Латвии уже пятый год. Естественно, я задавался вопросом, зачем я усложняю себе жизнь, подвергаю ее каким-то определенным напряжениям, продолжая заниматься этим в России. Этот вопрос, откровенно говоря, у меня каждый год набухает где-то так на уровне начала лета, но все последующие события эти внутренние сомнения разрушают.

А что за события, собственно говоря? Летом начинают поступать картины. Мы понимаем, что есть картины, которые нуждаются в «Артдокфесте», которые через «Артдокфест» каким-то образом можно донести до аудитории как в России, так и за ее пределами. Ближе к фестивалю ты начинаешь получать определенные сигналы от людей, обычно зрителей, которые ждут этот фест. Получаешь иной раз на улице какого-то европейского города, в почте, в переписке. Уже ближе к фестивалю, особенно когда он начинается, когда ты видишь, как люди приходят за пару дней до фестиваля – и молодые, и пожилые. Они покупают целые блоки билетов. Ты чувствуешь, что они копили, делали запасы из собственной пенсии, если это старшее поколение, чтобы получить возможность провести фестивальные дни. Тут ты понимаешь, что не просто можно, нужно проводить этот фестиваль в России. Ты в каком-то смысле обязан его проводить. Ты обязан со всех сторон: авторам, которые несмотря ни на что продолжают снимать это кино, зрителям, которые делают максимум, какие-то очевидные поступки, чтобы смотреть эти фильмы. Это чувство ответственности, оно вынуждает этим заниматься. Но повторюсь, что для меня это не простая история, я всегда делаю это в ущерб своей профессиональной деятельности, иной раз в ущерб отношениям с людьми. Потому что коллегам приходится отказывать, какие-то картины не брать. Куда комфортнее не заниматься этим. Вот так.

– Как фильмы могут попасть на «Артдокфест»?

– Два пути. Первый – просто заполнить анкету заявочную. Это очень правильный путь. Этим путем обычно попадает 70% картин, и в первую очередь, – это картины неизвестных авторов. Второй путь – так попадает 30% программы. В течение года я и наш программный директор и наши консультанты совершаем поездки на все основные мировые фестивали без исключения. По сути дела у нас с фестивалями есть договоренности, что они нам сообщают, если появляются картины, потом мы следим за процессом. Мы проводим уже не первый год питчинг проектов и следим на других питчингах, на проектах, которые снимаются. И у нас есть списки секретные, на какой они [проекты] стадии работы, мы держим их на карандаше, связываемся с авторами. В конечном счете все авторы заполняют заявку. И в 30% картин – это такая настоящая изыскательская, кураторская работа. У нас [есть] не только российские фильмы, у нас участвуют любые, снятые на русском языке или с русской проблематикой. Поэтому мы достаточно широко забрасываем сети. Мы мониторим, я бы не сказал рынок, но мы мониторим пространство во всем мире очень тщательно.

– На этом «Артдокфесте», перед показом я увидела огромный список кинолент, которые нельзя показать в России. Что это значит?

– Он действительно был впервые, потому что в прошлые годы у нас были фильмы, которые мы не могли показать на «Артдокфесте», но это были абсолютно единичные случаи. В прошлом году мы не смогли показать пять или шесть картин. Например, мы не смогли показать фильм «Главная роль». Это картина украинского режиссера, народного артиста Украины, хотя он родился в России, Сергея Буковского о собственной маме, которая была актрисой эпизодических ролей в кино. Он сказал: «Это моя мама, это самый любимый для меня человек, и я не хочу, чтобы картина о моей маме показывалась в государстве, которое проявляет агрессию по отношению к Украине». Он приехал на «Артдокфест» в Ригу, мы там картину эту показывали, он участвовал во всех мероприятиях, но в Россию привезти он картину не дал. Это один пример.

Второй пример. Мы показывали в Риге картину французского режиссера Елены Волошиной «Выбор Олега» о русских военнослужащих, которые воюют в Донбассе. Там ситуация такая: из-за давления на авторов, связанного в первую очередь с опасениями героев, авторы сами приняли решение, что картина не может быть показана в России.

Вот видите, все как-то с Украиной связано, хотя не только с Украиной. У нас была как-то картина «Грозный блюз» – швейцарская картина, которая снята в Грозном. Когда мы только опубликовали трейлер фильма, тут же в Грозном похитили героиню фильма. Пришлось проделать немало конкретных действий для того, чтобы ее освободили, вплоть до определенного ультиматума, который был сделан Кадырову, и так далее. Но из-за соображений безопасности героев картину не показывали в России. Она также показывалась только в Риге.

Картина о Мустафе Джемилеве «Мустафа». Она была во внеконкурсной программе у нас заявлена в прошлом году. И буквально за сутки до ее показа, когда люди уже купили билеты, за сутки картину просто снимают с показа без объяснения каких-то причин, вообще без дискуссии.

Другая картина – «Война против мира». За две недели до показа в России была развернута пропагандистская кампания. Картину никто не видел, но тем не менее ее подробно обсуждали, обвиняли во всех смертных грехах вплоть до ток-шоу на первом канале, на втором канале, запросы в прокуратуру, и прочее, прочее. Картину в итоге не показали, показали только в Интернете на сайте «Артдокмедиа».

Показ фильма «Полет пули» Беаты Бубенец был вообще сорван. Ворвались боевики, были в зале распылены химические реагенты, опрыскали экран, который потом мы компенсировали кинотеатру, а это очень дорогое удовольствие. Пришлось эвакуировать зрителей, и тоже был сорван показ. Потом на нас государство подавало в суд, что мы показывали фильмы без прокатных удостоверений. Там целая была схема борьбы государства с нами.

Вот такой набор картин мы не смогли показать. Их суммарно было шесть-семь картин. В этом году, в августе месяце Владимир Путин подписал указ, который, как всегда, звучит «о поддержке кинематографии», но на самом деле о введении очередных ограничений. Теперь цензурируется не отдельный фильм, а цензурируется целая институция. Цензурируется полностью весь фестиваль. Теперь, чтобы мы могли существовать как кинофестиваль, мы должны быть включены государством в одобренный список разрешенных к деятельности кинофестивалей. Если мы не включены в этот список, мы можем показывать фильмы только с прокатным удостоверением. Все остальные варианты исключены. И получается, что из 127 картин, которые были включены в различные программы фестиваля «Артдокфест», к показу в кинотеатре не допущено больше половины. Туда входят не только картины, которые вызывают у власти какое-то раздражение, но и безобидные для власти картины – власть в целом не доверяет ни художнику, ни культурным институциям, которые занимаются реализацией каких-то культурных проектов. Поэтому возник этот список, который мы назвали «Белая книга», который действительно предварял каждый фестивальный показ. Конечно, мы считаем, что это не только реализация запрещенной в России цензуры, но и серьезнейшее преступление перед культурой, которое происходит здесь и сейчас на наших глазах.

– А где эти запрещенные фильмы может все-таки посмотреть российский зритель?

– Конечно, если бы мы заявили, что мы эти фильмы не можем показывать и все, то мы были бы, наверное, не правы. Мы прилагаем максимум усилий, и не просто усилий, мы занимаемся такой нестандартной фестивальной деятельностью. Даже не могу привести примеры, кто бы еще этим занимался, какие фестивали. Мы все-таки создали в Интернете полноценную синематеку «Артдокмедиа». В течение года занимаемся тем, что заключаем договоры с правообладателями, открываем фильмы для легального просмотра как на платной, так и на бесплатной основе. В этом году мы впервые реализовали альтернативное расписание, которое было опубликовано и на сайте кинофестиваля, и в кинотеатре, и в бумажном виде. В расписании стояли как реальные просмотры в кинозале, так и сеансы в онлайне. На 32 фильма получили разрешения от правообладателей показать их сеансами онлайн. Должен сказать, что это имело очень большую эффективность. Мы, совершенно очевидно, будем продолжать эту практику. Также мы договорились с нашим партнером – телеканалом «Настоящее время». Мы согласовали с ним наши планы, открыли карты, и они заранее смогли подписать договоры и показать в эфире телеканала целый ряд фильмов, в том числе конкурсной программы, прямо в дни фестиваля. У нас получилось, что наши сеансы были как в живом кинотеатре и онлайн-кинотеатре, так и на телеканале. Суммарно получается, мы практически всю программу сумели показать, но все равно часть фильмов оказались за рамками показа. Но мы продолжаем над этим работать и будем стараться их так или иначе включить в репертуар «Артдокмедиа», чтобы зрители их все-таки увидели.

– В чем особенность проекта «Артдокмедиа»?

– У него ряд особенностей. Прежде всего нужно понимать, что это совсем не онлайн-кинотеатр в стандартном понимании пользователя. Это правильнее называть онлайн-синематекой. Что такое синематека? Это хранилище фильмов, архив. Мы занимаемся в первую очередь сохранением фильмов, произведенных прежде всего в Российской Федерации после 1991 года, то есть после, грубо говоря, развала Советского Союза, когда стали возникать независимые студии, когда возникли цифровые технологии и многие стали снимать фильмы в частном порядке. Конечно, мы там храним и большие индустриальные фильмы, но главным образом вот такое кино, потому что, по сути, никто, кроме этой синематеки, хранением и, считай, сохранением этих фильмов не занимается. Пользователь, когда заходит на «Артдокмедиа», видит только вершину айсберга, а весь массив этого айсберга скрыт. Это то самое хранение, серверы, на которых хранятся эти фильмы. В публичной плоскости там есть возможность смотреть фильмы, на которые авторы дали согласие на их публикацию. Это довольно большой объем. На сегодняшний день, можно проверить, это более 600 фильмов. Дальше все зависит от того, какое авторы дали согласие показывать эти фильмы: платно или бесплатно. Соответственно, если бесплатно, то любой человек нажимает «плей» и смотрит картину, если платно – должен заплатить и тогда смотреть этот фильм.

Помимо этого, синематека делает доступным каталог. Можно получить информацию о фильмах. На сегодняшний день более трех тысяч фильмов каталогизировано. Этот каталог очень подробно предлагает уникальные фильтры для поиска фильма. Все фильмы разложены по рейтингу, по году производства, по студии, по автору. Это такие достаточно стандартные методы. Также можно задать в каталоге интересующий временной период, который описывается в фильме, например, фильм о второй мировой войне – 1941-1945, или фильм о начале века, или фильм о вводе войск в Чехословакию. Соответственно, набираешь 1968 год. Можно задать страну съемки или город съемки. Если тебя интересует фильм, который снимался в городе Кинешме или в городе Сыктывкаре, или в городе Нарьян-Маре (я не уверен, снимался ли какой-то фильм в Нарьян-Маре), то можно в поиске набрать «Нарьян-Мар», и если там снимался какой-то фильм, ты увидишь этот фильм, он у тебя появится. Более того, там можно делать какие-то социологические обзоры. Можно взять какой-то период, к примеру 2017 год, и посмотреть наиболее успешные фильмы: десять, девять, восемь, семь, допустим, и посмотреть, какие из этих успешных фильмов финансировались за счет государства. Можно задать поиск «государственное финансирование» или независимое финансирование. Тогда видно, насколько эффективно, а правильнее сказать, насколько неэффективно государство, которое финансирует сотни фильмов, но все, что оно финансирует, оказывается абсолютно невостребованным, низкокачественным и низкопробным кино. Наиболее качественное, наиболее востребованное кино снимается без поддержки государства.

Одним словом, много-много инструментов [есть] у этого проекта, не говоря о том, что он дает возможность осуществлять вот те самые реальные кинопоказы, потому что тот же фильм «Свидетели Путина», который мы сделали официальным фильмом закрытия фестиваля, мы его поставили в день закрытия фестиваля, пять сеансов. Мы реально смогли провести эти пять сеансов, продать билеты желающим посмотреть фильм. Это была успешная и уникальная акция, когда фильм церемонии закрытия люди смотрели в Интернете и он оказался для них доступен. Но есть и побочная сторона. Не все оказались добросовестными, и пираты, конечно воспользовались этим шансом и украли фильм. Сейчас мы ведем с ними борьбу, чтобы закрыть фильм на пиратских ресурсах.

– А как вы вообще решаете проблему, что люди в России не особо привыкли платить за контент в Интернете?

– Вы знаете, я думаю, что это даже вопрос не воспитания. Я прямо в глаза говорю, даже если это мои самые близкие друзья, которые говорят, что посмотрели мой фильм или не мой фильм в Интернете, у пиратов, я, невзирая на самые теплые к ним чувства, говорю: «Ты украл, ты вор». Люди должны знать, что это воровство. Более того, люди должны знать, что это воровство, которое уничтожает и просто убивает то кино, которое они любят. Воруя фильмы, они должны понимать, что с каждым таким сворованным фильмом они перекрывают кислород для конкретного автора, для работы над дальнейшим фильмом. Из-за того, что они воруют картину, даже просто смотря ее на пиратском ресурсе, они платят пиратам тем, что открывают его сайт, смотрят на его сайте рекламу. Пираты за эту рекламу получают деньги, как бы там пираты ни пытались прятаться за альтруистическими мотивами. В 90% случаев – это нажива на краденном. Тем самым они поддерживают пиратов. А продюсерам и авторам приходится искать финансирование на каждую новую картину с чистого листа. Нет возможности, предъявив фильм на легальный рынок, получить с фильма прибыль и снять следующий фильм. Ты каждую картину должен начинать с того, что ты оббиваешь пороги фондов, каких-то благотворителей или телеканалов, которые вынуждают идти на какие-то компромиссы, вместо того, чтобы картина на легальном рынке получила доход. Получил деньги – снимай новый фильм. Они в первую очередь убивают независимое кино. Когда они воруют большие голливудские фильмы, они, конечно, наносят урон этим компаниям, но степень урона этим компаниям составляет меньшую часть дохода. Когда воруют российское кино, тем более независимое российское кино, урон составляет 90% недополученного дохода от реализации фильма, а иногда и 100%.

– В нашем интервью мы уже затронули ваш фильм «Свидетели Путина». Как вам пришла идея его сделать?

– Здесь нет ничего удивительного. В определенный момент времени, когда Путин таким циничным образом заявил о рокировке, о том, что все это была игра – это было все так сделано бессовестно по отношению к российскому избирателю, гражданам России, я, конечно, не мог не задумать, не вспомнить о тех событиях, которым я был свидетелем, о той роли, которую я играл, о той ответственности, которая у меня есть, хотя бы перед собой. Это, конечно, меня достаточно серьезно заставляло думать, анализировать. Я стал возвращаться к архивам, потихоньку их отсматривать. Затем, как только я завершил работу над фильмом «Родные», который был внеочередным фильмом в связи с событиями в Украине, я тут же приступил к работе над фильмом «Свидетели Путина». Это для меня абсолютно очевидное решение.

– Насколько я знаю, «Свидетели Путина» показывался в том числе на различных западных фестивалях. Как отличалась реакция на него от страны к стране?

– Вообще он в первую очередь показывался именно на Западе. И я бы Западом тут назвал и Запад, и Восток, и Север, и Юг. Он действительно на сегодняшний день показан более чем в 40 странах, даже в неочевидных странах для просмотра этого фильма. Я буквально вчера вернулся из Ирана, где картину пожирали глазами иранские зрители. Показывал эту картину и в Австралии, и в Америке, и где только она ни была. В планах ее показать и в Бразилии, и в Мексике. На многие показы я ездил сам, у меня есть этот опыт восприятия фильма. Если это совсем люди, непосвященные в российские реалии, такой нетронутый, девственный зритель, они эту картину воспринимают как абсолютный триллер. Они не могут себе это представить, те вещи, которые для нас являются вполне естественными. Все эти политические операции, та же кампания «преемник». Ведь в России никто не был шокирован этой кампанией, никто не протестовал. Все понимают, что они «химичат что-то», отменяют выборы, но в общем это более-менее допустимо. Люди, живущие в демократических обществах, когда они все это видели, они были абсолютно шокированы. Конечно, кто больше погружен в российские реалии, они в картине открывали вторые, третьи слои. Были очень интересные и очень глубокие обсуждения со знающей аудиторией. Должен сказать, что российскую аудиторию в чистом виде я нигде не видел. Интернет-аудитория хоть и была большая, но это были не те люди, с которыми я мог выйти, посмотреть на них, они на меня, понять эту реакцию. Ни одного показа в кинотеатре на территории России не было. Фильм показывался в городах, где [есть] большие русские комьюнити. Он показывался в Праге, в Лондоне, в других городах, где, очевидно, есть русские люди. Я обратил внимание, что русский зритель не очень идет на фильм. Все-таки 90% зрителей составляют не русскоговорящие. Вот в Риге показывался, а там есть не просто русское комьюнити, там за Путина проголосовало 96% имеющих право голоса. В Латвии, представляете, больше чем в Чечне. Но эти люди не пришли. Во время показа в Риге я обратился в зал, огромный зал с балконом. Я попросил прощение за грубость этого вопроса и говорю: «Есть люди, которые проголосовали за Путина? Поднимете руку». Подняли руку две женщины, они рядом сидели. Из огромного зала — два человека.

Россияне то ли ожидают пропагандистскую агитку и не хотят смотреть, то ли думают, что все знают, то ли вообще не хотят с этим коммуницировать, но как-то русская аудитория, мне кажется, дистанцируется от этой картины.

– У вас были какие-то попытки показать фильм в России на большом экране?

– Конечно были! Я хотел показать на закрытии Артдокфеста в кинотеатре «Октябрь».

– Как вам кажется, в какой форме государство должно взаимодействовать с культурой и должно ли?

– Государство обязано взаимодействовать с культурой, но не руководить культурой, не направлять культуру, не цензурировать, а должно поддерживать культуру и искусство как неотъемлемую часть развития общества. Должно это делать, не руководствуясь генеральной линией партии и мнениями номенклатурных чиновников, а исключительно на основе экспертных оценок и аудиторных реакций. Именно таким принципом руководствуется государство при поддержке культуры в цивилизованных странах.

– В то время, когда снимались кадры, которые вошли в фильм «Свидетели Путина», вы с ним самим пересекались. А когда вы виделись последний раз и как прошла эта встреча?

– Это было больше 10 лет назад. После того, как я закончил съемки фильма [Путин. Високосный год], встречи, как правило, были случайными и ни к чему не обязывающими. Но все-таки мы знакомые люди и как-то неловко [мимо проходить], даже не то что мне мимо президента, а президенту мимо меня. Обменивались какими-то любезностями той или иной степени продолжительности.

– Когда вы осознали сущность нынешнего режима и «Ху из мистер Путин»?

– Это не произошло в один день. Знаете, в один день человек не стареет. Трудно сказать, с какого момента начинаешь стареть. Можно сказать, когда умираешь. Точнее, это уже твое окружение может сказать или врач подтвердить факт смерти. У меня процесс осознания и разочарования растянулся во времени. Могу сказать, что с 2004 года (последний год первого путинского срока) я в государственных системах не работал. Я ушел, хотя у меня были довольно комфортные отношения, были экономически симпатичные, но с 2004 года я не работаю с государством. Конечно, такое окончательное и бесповоротное – это аннексия Крыма. Это та красная черта, которую я не мог в самом кошмарном сне представить – начало войны в Украине. Конечно, это было за рамками моего представления о добре и зле.

– Вы неоднократно, как в интервью, так и в рамках выступлений говорили: «В том, что происходит в России, виноваты мы сами». Что вы имели в виду?

– Я имею в виду наше соглашательство. Если бы Путин почувствовал сопротивление общества при первых попытках давления на общество, он бы отступил, он бы не был столь агрессивен в своих действиях. Когда он понял, что общество безвольно, что можно его в бараний рог скрутить, он и стал это делать. Поэтому мы все виноваты, полностью, каждый из нас.

Он сейчас говорит: «Вы хотите, как во Франции?» А что во Франции произошло? Правительство не учитывало интересы граждан и повысило акцизы на топливо. Общество вышло. Да, вышло достаточно жестко, радикально. К нему присоединились вечные бузотеры, которые громят все и вся по любому поводу. Но, тем не менее, правительство пошло на попятную. В следующий раз правительство сто раз подумает, прежде чем совершать какое-то насилие над обществом. А у нас когда-то кто-то выходил? Только когда уже не просто плюнули в лицо, а помои сверху вылили на каждого в 2012 году. Вышли люди, и то миллион не вышел. По сути, Болотная – это был последний акт гражданского возмущения.

– Как вам кажется, это все можно переломить в ближайшие годы или точка невозврата уже пройдена?

– Я считаю, что переломить уже невозможно. Эта власть уже является преступной. Преступника нужно судить: оправдать или осудить. Он должен пройти этот процесс, но никто из нынешних властьдержащих не допустит, чтобы его судили. Сейчас речь может идти лишь о смещении власти. Совершенно очевидно, что никакого эволюционного пути здесь ожидать не приходится, а революционный путь — это не то, что хотелось бы видеть. Поэтому я даже не знаю, какая здесь перспектива.

Лиза Маркони,

Каспаров.ru, 4 января