Победобесие

Формула беспамятства

Даже если бы «Бессмертный полк» не был так опошлен и приватизирован властью, я бы никогда не вышел с «дедом на палочке» – гордиться его «подвигом». Даже если бы дед был «участником» и «ветераном», – а не стерт режимом «в лагерную пыль» в 1943-м году.

Он так и не узнал о «великой победе», да и о начале войны, скорее всего, – с опозданием, потому что к тому времени четыре года выживал в бараке – где-то на Дальнем Востоке. Пётр Николаевич Дурнобрагов. «Десять лет без права переписки» – не всегда означали расстрел, – иногда они были приговором к медленной смерти.

Возможно, что в лагере он всё-таки знал об оккупации родного Плавска, где был арестован в 37-ом, оставил дом, жену и четверых детей. Об их судьбе он, разумеется, не имел понятия до последних дней. Как и семья – о нём.

Я до сих пор не знаю, что «лучше» – погибнуть «врагом народа», чуждым советскому скотству и сталинской машине – или стать её военным инструментом (участником раздела, оккупации Европы, расстрелов польских офицеров, насаждения сталинизма, «зачисток» НКВД и т.д.). Или возможно (как знать?) – вернуться с фронта, стать уважаемым «ветераном», витриной режима, его «материалом» и инструментом пропаганды..

В обоих этих случаях – страшная судьба советских поколений, попавших в тоталитарную мясорубку. Сохранить при этом человечность, трезвость мысли, – вот настоящий подвиг: не сломаться под грузом времени. Как Окуджава, Астафьев, Межиров…

«Что ты плачешь, старая развалина? / Где она, священная твоя / Вера в революцию и Сталина, / В классовую сущность бытия? // Вдохновлялись сталинскими планами, / устремлялись в сталинскую высь, / Были мы с тобой однополчанами, / Сталинскому знамени клялись. // Шли, сопровождаемые взрывами, / По своей и по чужой вине. / О, какими были б мы счастливыми, / Если б нас убило на войне».

Это о том, что «защита родины» – менее трагичная задача, чем защита себя от тоталитарной эпохи. В этой войне за победу личности над временем героев единицы.

Поэтому, даже если бы дед (счастливым образом) был фронтовиком, а не «зеком», я бы не рискнул нести на палке его фото в рядах мифического «полка».

Потому что здесь нет сотен тысяч других, – тех, кто сгинул в лагерях и подвалах. (Они бы тоже могли стать гордостью нации).

Зато в полковых шеренгах дед мог бы оказаться рядом с чекистом в военной форме. Такой отдельный памятник с «эксклюзивным огнём» – стоит у нас в Туле у стен областного ГБ, – в память о «полку НКВД» и прочих защитниках города, что попали в окопы – из пыточных подвалов, где они годами выбивали зубы и ломали кости «врагам народа». Палачи ведь тоже гибли за родину.

Теперь у них своя, отдельная «память» в граните – со щитом и мечом на фасаде. Тоже – «ветераны» и «защитники», палачи и садисты – в одном строю.

Пока вся эта нечисть празднично качается на палках в шеренгах общего «парада», деду там не место («ветеран» он или «зек» – совсем не важно).

Режим, который не способен дать оценку кровавому советскому прошлому, пусть не претендует на праздничную память о своих «победах».

А до этого помпезные шеренги «полка» будут формой национального беспамятства. Оскорбительного для жертв.

Александр Хоц,

Facebook, 13 мая