Жизнь и судьба
Писатель пророческого дара
к 120-летию со дня рождения Андрея Платонова
«Русская история до Петра Великого – одна панихида,
а после Петра Великого – одно уголовное дело»
Известно, что у любого значительного писателя, оставившего свой след в литературе, как правило, почти всегда находятся либо предшественники, либо (если он стал первооткрывателем нового литературного стиля) – последователи. Нобелевский лауреат Иосиф Бродский назвал Андрея Платонова (наряду с Прустом, Кафкой, Музилем, Фолкнером и Беккетом) одним из самых замечательных писателей ХХ века. А Александр Солженицын как-то заметил, что, если бы ему пришлось отправиться в дальнее путешествие с одной-единственной книгой, то этой книгой был бы «Котлован».
Биография Андрея Платонова (настоящее имя Андрей Платонович Климентов, 16 (28).08. 1899 – 5.01.1951) – история человека тяжелой судьбы. Прошедший через гонения, преследования, непонимание, потерю близких и тяжелую болезнь, при жизни он так и не получил заслуженной славы, признания и достатка. Прожил он короткую жизнь, при этом своего читателя нашел уже после смерти. Как заметил об этом литературовед Владимир Васильев: «Читатель разминулся с Андреем Платоновым».
Родился будущий писатель в Воронеже в многодетной семье, семи лет поступил в церковно-приходскую школу, а с тринадцати лет начал работать, чтобы хоть как-то помочь своему отцу прокормить большую семью. Работал поденщиком в страховой конторе, помощником машиниста, литейщиком на трубном заводе и выполнял прочую посильную работу. В 1918 году А.Платонов поступает в Воронежский политехникум, однако в его планы вмешалась гражданская война. Во время войны он был фронтовым корреспондентом, печатал свои рассказы в нескольких газетах. Летом 1921 года учился в губернской партшколе. К этому же периоду относится выход его первой книги-брошюры «Электрификация».
Писать Платонов начал уже тогда, хотя после войны поступил в Политехнический институт и всерьез занялся проблемами электрификации страны, не расставаясь при этом с писательством. В 1922 году в Краснодаре у него выходит первый сборник стихов «Голубая глубина», в том же году происходит еще одно значимое событие – его назначают председателем комиссии по гидрофикации.
Маршрут «паровоза истории» оказался ложным
Творческая биография писателя началась, по сути, после его переезда в Москву, где в 1927 году вышел сборник повестей Платонова «Епифанские шлюзы». Повести были встречены тепло, при этом Горький даже увидел в прозе Платонова сходство с Гоголем. Платонов сразу же завоевывает известность в литературных кругах. После яркого дебюта книги стало ясно, что в стране появился еще один самобытный мастер художественной прозы. Уже у раннего Платонова, который после революции свято поверил в новый маршрут «паровоза истории», отчетливо ощущается стремление проверить: а туда ли мчится этот паровоз, будут ли люди в конечном итоге счастливы? «Епифанские шлюзы» повествуют событиях ХVIII века, когда хотели соединить Волго-Донской бассейн шлюзами, но попытка сорвалась. Руководит проектом англичанин Бертран Перри, приехавший в Россию заработать денег на женитьбу. Никого не щадя, инженер, тем не менее, сам гибнет в пыточной башне Кремля. Он одновременно и жертва, и палач. Таким образом, историческая повесть писателя прозрачно намекала на современную ему ситуацию, когда не государство существует для людей, а люди для государства.
В 1928 году у Платонова уже выходят две книги, он также широко публикуется в журналах, пока не были напечатаны его сатирические рассказы «Государственный житель» и «Усомнившийся Макар», раскрывающие силу, подоплеку и перспективу бюрократизма в советском обществе. После выхода рассказов писателя подвергли резкой и при этом обличительной критике, обвинив в тяжелых идейных грехах. На него тотчас же наклеили ярлык «кулака» и «правоуклониста». Со временем все произведения А. Платонова объявят вражескими и печатание их будет запрещено. (Ну, прямо совсем как в случае с актером Алексеем Серебряковым, посмевшим дать нелицеприятную характеристику национальной идее путинской России, после которой его включили в список русофобов!)
В начале 30-х годов осведомителям из ОГПУ стало известно, что Платонов готовит к печати «двусмысленную» повесть «Впрок». Подготовка шла медленно и текст постоянно переписывался. Многие редакторы боялись взять на себя даже частичную ответственность за публикацию этой вещи. Их опасения были понятны. 2.03.1930 года Сталин выступил в «Правде» со статьей «Головокружение от успехов», осудив «перегибы» на местах, допущенные в ходе коллективизации. «Впрок» стала своеобразным, при этом сатирическим откликом на сталинскую директиву. Один из персонажей повести товарищ Упоев восклицает: «Перегибщик иль головокруженец есть подкулачник!» Реплика, помещенная в гротескный контекст, звучала комично, но, главное – высмеивала пустословие и одновременно жестокость самого процесса «раскулачивания». Ведь никто, кроме самого Сталина, не имел право определять, что же является «перегибом». Повесть, тем не менее, была напечатана, а едкая сатира на новую колхозную жизнь вызвала личный гнев Сталина.
Прочитав повесть, генсек написал: «Талантливый писатель, но сволочь». В редакцию журнала «Красная новь», где была напечатана повесть, Сталин отправил письмо, в котором охарактеризовал произведение как «рассказ агента наших врагов, написанный с целью развенчания нашего колхозного движения», потребовав наказать автора и издателей. Фактически эта публикация сломала жизнь А. Платонова.
Благо, по совершенно счастливой случайности он не загремел в Гулаг, куда к тому времени уже начинала постепенно «стекаться» лучшая часть советской интеллигенции! Лишь после того, как писательская организация РАПП сама через некоторое время подверглась серьезной критике за допущенные «перегибы» и была распущена, бремя тяжелого обвинения, наложенного на писателя, несколько ослабло. Тем не менее, все это для него имело самые прямые последствия: в 1937 году Платонов вынужден был покаяться за отдельные свои произведения. Он писал: «Мои литературные ошибки не соответствовали моим субъективным намерениям».
Как писатель, Платонов совсем не соответствовал идеологическим соображениям вождя, и это фактически поставило крест на его творческой карьере. Через какое-то время он смог все же опубликовать свои рассказы, но главные произведения Платонова (такие, как драмы «Чевенгур» и «Котлован») так и не смогли увидеть свет при его жизни.
Не прошли для Платонова бесследно и годы войны с Германией. В этот период писатель в звании капитана служил военным корреспондентом «Красной звезды», на страницах которой появлялись его военные рассказы. Известно, что много времени он проводил на передовой, участвовал в боях, превышая при этом свои обычные военкоровские обязанности, однако, в отличие от других известных военкоров (Симонова, Шолохова, Шевцова и других), он был награжден лишь медалью «За победу над Германией».
Сразу же после войны Андрей Платонов опубликовал рассказ «Возвращение» о жизни людей в послевоенное время, который власти посчитали клеветническим. Это сильно повлияло на дальнейшую судьбу писателя. Последние годы своей жизни он доживал в нищете и голоде.
В 1938 году, незадолго до войны, был арестован пятнадцатилетний сын Андрея Платонова Платон, вернувшийся после множества хлопот друзей писателя в 1940 году из заключения неизлечимо больным туберкулезом. В январе 1943 года его сын скончался. Ухаживая за ним, заразился и сам писатель, что и явилось в итоге причиной его ранней смерти.
Жертвоприношение во имя социализма
Феномен Андрея Платонова с первых перестроечных лет приковывал к себе внимание не только литературных критиков, но и широких читательских слоев. Творчество писателя с трудом поддается толкованию, давая свободу прямо противоположным оценкам, при этом всегда оставляя возможность нового подхода к нему. Особое удивление вызывает язык платоновских произведений. Это специально изобретенный автором «неправильный язык», на котором говорят его герои, дающий почти физически ощутимую возможность вплотную соприкоснуться с миром лозунгов, директив, указов и речевых оборотов, характеризовавших те смысловые сдвиги, которые происходили в сознании его персонажей. Одно лишь ясно: писатель пытался по-своему осмыслить окружающий его мир и сам ритм эпохи в преломлении к людским судьбам и стране в целом. Благодаря своеобразной стилистике Платонову в своих произведениях удалось отразить жизнь первых послереволюционных десятилетий с необычайной полнотой и дальновидностью.
В юности писатель искренне поверил в неизбежный рай военного коммунизма, который раздувался огнем революции. Вот что писал он в октябре 20-го года: «Дело социальной коммунистической революции – уничтожить личность и родить ее смертью новое живое мощное существо – общество, коллектив, единый организм земной поверхности, одного образца и с одним кулаком против природы». Однако вскоре мощный аналитический ум писателя приводит его к горестному прозрению. Платонов приходит к неутешительному выводу, что пролетарская религия ненависти есть обратная сторона христианства, где на смену любви к ближнему приходит ненависть к классовому врагу. Эти идеи религии пролетарской ненависти развиты и доведены до абсурда в его романе «Чевенгур». Роман Андрея Платонова – это одновременно сатира на первые послевоенные годы в России. Это трагедия, хроника, социальная фантастика, а фактически антиутопическая исповедь о том времени, когда люди верили, что «что еще рожь не поспеет, а социализм будет готов».
Действие в романе происходит в 1919-1921 годах, однако ясно, что ставить проблему начала коллективизации в стране.
Чевенгур – небольшой город, в котором «группа товарищей» пытается построить коммунизм. Описывая этот фантастический город, автор подчеркивает, что люди в нем ничего не делают, так как «труд способствует происхождению имущества, а имущество – угнетению». Работа объявлена «пережитком жадности и эксплуатации». Как пишет автор: «За всех и каждого работало единственно солнце, объявленное в Чевенгуре великим пролетарием». Первая часть романа повествует о том, как некие странники в поисках счастья бродят по России, охваченной войной. Во второй части показано, что герои-странники пришли в Чевенгур, где коммунизм уже построен. Сам город, однако, как бы изымается из потока истории. Чевенгурцы живут для товарищей, но предварительно они истребляют всех «недостойных коммунизма»
«Буржуев в Чевенгуре перебили прочно, честно и даже загробная жизнь их не могла порадовать, потому что после тела у них была расстреляна душа». Изображая в Чевенгуре поселение коммунизма, автор воспроизводит страшную картину вымирания города, показывает смерть массы людей, охваченных безумством перемены всего, включая семью, традицию, веру. Народ в этом романе ждет коммунизма, очищенного от человеческих слабостей, где не нужно работать, где не нужны женщины и дети, где не жаль тех, кто умирает либо убит. Жители Чевенгура, одураченные своими руководителями, считают, что все эти преобразования нужны для победы над смертью в сверхчеловеческом коллективе. Описанные Платоновым картины очень напоминают события, происходившие во время коллективизации и раскулачивания зажиточных крестьян.
На поиски исчезнувшего из-под власти государства города отправляются регулярные части, которые истребляют чевенгурцев. При этом совсем не удивительно, что жители умирают с облегчением, освобождаясь от скуки «построенного рая». На самом деле герои романа – жертвы неправильно поставленной цели. В этом их беда, а не вина. Романом «Чевенгур» Платонов показал всю бесперспективность пути, по которому пошла Россия после революции.
«Могильник светлых надежд»
Другое произведение А. Платонова повесть «Котлован», написанная в 1929-1930 годах, представляет редкое исключение в творчестве писателя. Впервые она была опубликована в журналах «Грани» (ФРГ) и «Студент» (Англия) в 1969 году. В 1973 году повесть вышла отдельной книгой с предисловием И. Бродского в издательстве «Ардис». До 1987 года «Котлован» распространялся в СССР в самиздате.
Для «Котлована» характерен многослойный философский фундамент, к которому всегда тяготел Платонов. Как и «Чевенгур», повесть отражает главные события первой советской пятилетки (1928 – 1932 годов): индустриализацию и коллективизацию.
В первой части произведения изображено строительство «общепролетарского дома», своеобразного «дома счастья», который представляется символом социализма. «Здание социализма» предназначено для вселения туда трудящихся целого города, но стройка застопорилась на стадии рытья котлована под фундамент. Аналогом «общепролетарского дома», но уже в деревне, «подвигнутой сплошной коллективизации», становится так называемый «оргдвор», где колхозники сбиваются в «покорное стадо», провожая к холодному морю раскулаченных крестьян.
«Общепролетарский дом» как «стройка социализма» изображен в повести как своего рода строительство библейской Вавилонской башни, как некая новая попытка коммунистов построить «город и башню высотой до небес». Таким способом коммунисты как бы пытаются исправить несовершенство сотворенного Богом мира, бросая ему вызов.
Однако котлован под это «общее здание человеческого счастья» таит в себе массу испытаний для людей. Строительство котлована ведется бригадой из множества людей под руководством Чиклина. Характерен образ одного из членов бригады – Вощева. Уволенный с механического завода по причине «задумчивости среди общего темпа труда», он и на этот раз пытается вдуматься в смысл начатого строительства. Из вощевской реплики «Без думы люди действуют бессмысленно» завязывается конфликт между «общим темпом труда и задумчивостью». На стройке котлована применяется каторжный труд, людей лишают способности мыслить, радоваться воспоминаниям. Землекопы живут в ужасных барачных условиях, некоторые даже спят в деревянных гробах вместо постелей, в то время как их начальники, наоборот, живут припеваючи. Писатель в антиутопической форме изображает так называемое социалистическое строительство, сопровождаемое унижением и гибелью людей. Для понимания смысла повести исключительно важен образ маленькой девочки Насти, живущей на строительстве вместе с землекопами. Настя – дитя октябрьской революции 1917 года. У девочки была мама, но она «буржуйка», отживший класс. Внутренний мир Насти психологически изуродован, ибо своими идейными родителями она почитает Ленина и Маркса. Девочка так и заявляет одному из персонажей, Сафронову, что не хотела рождаться, пока к власти не пришел Ленин, так как боялась, что ее мать будет буржуйкой. Настоящая мать, чтобы спасти ребенка, внушает ей скрывать от людей свое непролетарское происхождение Однако пропагандистская машина уже внедрилась в голову ребенка. Читатель ужасается, когда она советует одному из героев повествования Сафронову убить крестьян за дело революции. И в кого вообще вырастает ребенок, игрушки которого хранятся в... гробу?! В конце повести Настя умирает и смерть ребенка как символа будущего является полным развенчанием всех светлых надежд тех, кто копал котлован, надежд на то, что удастся построить общепролетарский «дом счастья». В своеобразном поединке котлована и ребенка побеждает котлован, а в основание будущего дома ложится мертвое тело Насти. В такой «социализм», калечащий и убивающий людей, Платонов отказывается верить.
Понятно, что название повести символично. «Котлован» это не столько стройка, сколько огромная яма, могила, которую, погибая, роют рабочие для самих себя. Платоновская мысль сколь проста, столь же и очевидна: нельзя построить счастливый общепролетарский дом на рабском отношении к труду и человеческому достоинству. Образ котлована – это ответ, который давала советская действительность на вечный вопрос о смысле жизни. Персонажи произведения не идут в ногу со временем, они совсем не вписываются в бодрую поступь советской литературы с положительными героями-коммунистами, партийными собраниями и перевыполнением намеченных планов. Не идет в ногу со временем и сам автор «Котлована», он пророчески его опережает. Время, как известно, подтвердило пророчество автора: нельзя бросать вызов человеческой природе, совести и человеческому достоинству!
Следует отметить, что интерес к творчеству А. Платонова и сегодня весьма высок, поскольку не может не вызывать определенных исторических ассоциаций. В 20 – 30-е годы прошлого столетия писатель с пугающей точностью предсказал, куда завезет Россию неверно избранный маршрут «паровоза истории». Будь писатель нашим современником, он, несомненно, изобразил бы cвою страну в очередной раз наступающей на собственные грабли, «не успевшую подняться с колен, но тут же присевшую на корточки», строящую уже теперь не котлован для «дома общего счастья», а проектирующую всеобщий ядерный могильник.