Записки экскурсовода
Юрий БУЖОР
Созвездие Монтекатини
Кто первый сказал: «изумрудные холмы Тосканы»? Где и как начинается бесконечное кочевье подобных клише по рекламным брошюрам? По-итальянски dolce colline, «нежные холмы». Имеются в виду вот именно холмы, неровности почвы – характерный «волнистый» тосканский ландшафт. Неитальянцы же порой ошибочно говорят так о горах, хотя и не высоких, твердой породе.
Монтекатини – такой квази-холм, на самом деле двугорбый пригорок высотой под 300 метров.
Похожих мест в Италии полно. И не сумасшедшие миллионеры или пастухи там живут, а обычные люди в основном. Работа чаще где-то внизу, и всюду можно проехать на машине. Школьный автобус развозит детишек, старички занимаются сладким ничегонеделанием.
История – как у всех. Феодал поставил замок, рядом церковь, с кем-то заключали союз, с кем-то воевали. Старый город неплохо сохранился. Можно подняться туда на фуникулёре и обозревать живописные окрестности.
Нелепым довеском выглядит бывший отель Paradiso. Задумали лет тридцать назад подкачивать воду наверх, что само по себе предполагало огромную себестоимость. А построили какой-то унылый дом колхозника. Богом забытая полуразрушенная недвижимость стоит олицетворением бестолкового маркетинга. Вот тебе и Paradiso.
Тут мы добрались до главного.
Вода.
Когда-то внизу не селились, и не только потому что враг мог объявиться в любой момент. Не мотыгой же обороняться, а стен нет. Еще и потому, что кругом были лужи, и в них вода теплая или даже горячая, в результате сплошные грязь и антисанитария.
Кто-то напился пьяный, но упал, по счастью, лицевой частью не вниз в такую лужу, а вверх. А поутру не обнаружил в организме привычного бодуна, голова была на редкость ясная, и кожная болячка, которой упавший маялся много лет, сама по себе прошла.
Стало ясно, что воды целебные. Источники стали окультуривать; к XVIII веку населенный пункт разросся книзу и мало-помалу превратился в престижный курорт. То, что внизу, называют Монтекатини Терме. Двугорбый пригорок – Монтекатини Альто.
Кто только ни лечился здесь!
Еще каких-нибудь лет 40 назад вы могли, прогуливаясь, увидеть за столиком, допустим, Джину Лоллобриджиду, крикнуть: «Привет, Джина!» – и махнуть ей рукой. Она наверняка махнула бы в ответ.
Сегодня это невозможно. Слишком много отморозков ходят по нашей земле и вокруг. Да и рук не напасешься всем махать. Знаменитости забираются куда-нибудь, где очень высоко и безлюдно. Но, бывает, промелькнут метеором.
Я последовательно (сейчас говорят: тупо) прошел своеобразной Аллеей славы, запечатлевая не все подряд, но вызывающие во мне особый отклик имена. Это было увлекательное, эмоционально насыщенное занятие, хотя со стороны, должно быть, выглядело потешно.
Вот – о них. Великие тени Монтекатини.
Начнем, пожалуй, с Пуччини. Тем более ему недавно там памятник поставили. Если можно сказать «поставили» о памятнике, который сидит.
* * *
Скульптуру отлил и в сентябре 2016-го г. подарил городу москвич Айдын Зейналов.
Пуччини был стильный, красивый мужчина. Очень, очень не бедный. В пересчете на покупательную способность в то время – мультимиллионер. Завидовал успеху другого завсегдатая Монтекатини Масканьи (опера «Cельская честь»), не мог поделить с постоянным обитателем курорта Леонкавалло либретто «Богемы», ну и что? Нормальные недоразумения среди творческих людей.
Признанный из признанных, классик при жизни – безусловно. Только грустный. На всех своих поздних фотографиях грустный. И в бронзе – грустный.
Он серьезно болел на склоне лет. Диабет. Сломанная в автомобильной аварии голень плохо срасталась. Поперхнулся косточкой за ужином – в результате опухоль в горле.
Когда-то не успевал записывать мелодии одна прекраснее другой – под конец сочинялось медленно, тяжело.
Но что толку сетовать на старость?
Неудачное оперативное вмешательство убьёт его в Брюсселе в 1924 году – кто же мог знать об этом заранее.
Нет, он грустный не поэтому.
Но было отчего грустить, врагу такого не пожелаешь.
* * *
26-летний Пуччини уводит Эльвиру, жену своего школьного товарища, бакалейщика из Лукки, с которым та успела прижить двоих деток. Сын останется у покинутого мужа, дочь воспитывается на вилле Пуччини неподалеку от Виареджо.
Чтобы понять, как к этому отнеслись их земляки, вспомните, а, может, кто и не знал, что разводы в Италии были разрешены только в 1970 г. Делайте что хотите, живите отдельно, лезьте на стену – но узы, скрепленные браком и освященные церковью, разорвать было невозможно.
А теперь вернитесь еще лет на сто назад.
Сожителям в Лукке лучше не показываться. Тому, что они совершили, нет оправдания.
Италия – одна большая маленькая деревня, где все всё друг про друга знают. Итальянцы гордятся своим прославленным соотечественником, копят кто победнее деньги, чтобы попасть на спектакль, когда будут давать его оперу – и энергично порицают за аморальный поступок.
Падчерица Пуччини росла законнорожденной, его родной сын от Эмилии – нет.
Так продолжалось 15 лет.
Затем, рассказывал я экскурсантам, муж благородно умер. Вся Италия вздохнула с облегчением. Создатель всенародно любимых мелодий прощён. После приличествующего траура Джакомо и Эльвира сочетаются браком.
Я был не совсем точен. Спешу поправиться. Мы ведь дилетанты широкого профиля, не всегда поспеваем копнуть глубже. Ну, хоть честно признался.
Во-первых, муж не просто умер. Он был убит. С ним разделался некто, ставший рогоносцем по милости убиенного – страшного бабника. И всегда был, пока жил с Эльвирой – тоже.
Во-вторых, уговаривать Пуччини оформить законным образом свои отношения с супругой де факто собралась вся родня с подключением к этому друзей и собратьев-музыкантов. Он упирался.
Такова правда.
Что до Пуччини, то сказать, что он пользовался успехом у женщин – значит, ничего не сказать. Они его буквально преследовали везде. Будучи человеком воспитанным, он им порой не отказывал.
Эльвира все понимала, до поры терпела, потом чаша терпения её переполнялась и она разъезжалась с мужем. Он писал ей письма, в которых, надо отдать должное, довольно-таки красноречиво убеждал супругу в том, что нехорошо из-за его минутной слабости приносить в жертву многолетнее супружество. Она прощала, они съезжались, и все продолжалось по-старому.
По-настоящему вознегодовала она, когда ей донесли, что в любовницах у Пуччини недавно поступившая к ним в услужение молоденькая (16 лет) Дориа Манфреди.
Я боюсь вас запутать и сам запутаться, но донесла на Дорию дочь Эльвиры. Эту самую дочь, к тому времени уже выданную замуж, Дория нечаянно увидела в неподобающем виде с кем-то посторонним. Собиралась Дория докладывать об увиденном хозяевам или нет, мы уже не узнаем. Неверная дочь дискредитировала служанку заранее.
И солгала.
Слушайте дальше.
Эльвира, забыв, кто она и кто эта несчастная Дория, прилюдно закатывает девушке сцену, буквально носится за ней с обвинениями, умудряется даже в оскорбительной форме выговорить родителям Дории за неправильное воспитание дочери.
Все винят Дорию, не Пуччини же.
Он всё отрицает. Ему никто не верит.
Не в силах вынести презрения окружающих, Дория принимает средство от насекомых и умирает в мучениях через несколько дней.
Во время полагающегося по закону вскрытия выясняется, что Дория умерла девушкой. Она никогда не состояла в интимной связи с Пуччини. Она никогда не состояла в интимной связи ни с одним мужчиной на свете.
Новость немедленно распространилась. Эльвира испытывает страдания. Из-за её необоснованных подозрений невинная христианская душа наложила на себя руки. Дело доходит до суда.
Пуччини включает все свои связи.
Эльвира отделывается мягким условным приговором – родители самоубийцы простили ее. Это прощение стоит Пуччини 12 тысяч тогдашних полновесных лир – более 100 тыс. евро сегодня.
Пришел черед Пуччини негодовать и разъезжаться с женой. Вот до чего доводит беспочвенная ревность.
Но вскоре наступит примирение.
Из-за этого грустный? Не может быть, скажете вы, чтобы трагедия, произошедшая за 15 лет до его ухода из жизни все эти годы так мучила его.
И будете правы.
* * *
Любовница была. Но, понятно, не Дория Манфреди. Стареющий композитор увлекся её энергичной и общительной двоюродной сестрой Джулией. Говорят, Минни, главный персонаж оперы Пуччини «Девушка с Дикого Запада», похожа на реальную Джулию.
Дория была вроде посыльной и помогала паре уединяться без опаски. И ребеночек от этой связи на свет появится, по прихоти отца названный так же, как и сын от Эмилии – Антонио. Новорожденного определят в приют с содержанием 1000 лир в месяц, сумма тогда изрядная. После смерти маэстро в 1924 г. денежные поступления прекратятся. Жизнь Антонио не будет проходить в окружении вилл, яхт и автомобилей, как папина. Он трудился разнорабочим при какой-то больнице и умер в бедности в 1988 году.
И того, что сказано, хватило бы для всепоглощающей оперной драмы, но нет, еще одна грустная подробность. Ребеночек родится в 1923 году – за год до смерти самого Пуччини. Выходит, отношения продолжались и после самоубийства Дории?
Да. Они продолжались.
Оболганная Дория поняла, что, отпираясь, она неизбежно переведёт стрелки на истинную виновницу. О том, чтобы выдать кузину, не могло быть и речи. Девушка ушла в мир иной, взяв вину на себя, и спасла честь близкой родственницы.
Тайное стало явным почти через сто лет. Режиссер Бенвенути, в 2007 году собирая материал для фильма о Пуччини, услышал от кого-то из местных, что вроде бы у композитора имелся толком не учтенный сын и что этот сын тоже в свою очередь оставил потомство. Такие байки ходят о многих ходоках десятилетиями после их смерти. Но режиссер стал проверять.
Расспросы привели в окрестности Пизы. Некая синьора по имени Надя Манфреди достала с чердака чемодан, о содержимом которого она знала. В этом чемодане были открытки и письма, неопровержимо свидетельствующие о том, что она – если можно так выразиться, конечно – незаконнорожденная внучка великого композитора.
Но и без писем все понятно. Взгляните на фото. Эти благородные черты, эти фамильные припухшие веки... Взгляните на юного Пуччини и его правнука – сына Нади.
Какой, однако, мощный ген.
При жизни Пуччини посвящены в тайну были, может быть, двое или трое человек. Так бы и не узнал никто, а слухи остались бы слухами, если бы Бенвенути не докопался.
Но Пуччини-то знал. Его гнев на Эльвиру был наигранным. Он лицемерил. Убийственно точна русская идиома – кривил душой. Ревность жены не была беспочвенной, она была не по адресу направленной.
Он знал и молчал.
Сказал бы он правду жене, если бы предвидел, чем это обернётся для Дории? Это нам неведомо.
Эмилия переживет мужа на 6 лет и до последнего дня будет сокрушаться, что из-за её, как она думала, беспочвенной ревности бедная девушка наложила на себя руки.
Постмодернизм, слезоточивый катарсис, разлитие адреналина. Великая, великая музыка! Но и порицали, да и сегодня критика в адрес Пуччини слышна: неправдоподобные коллизии, преувеличенные страсти. Так не бывает, говорят критики.
Критики ошибаются.
Нет ничего более печального – и более неправдоподобного, чем то, что бывает на самом деле.
Мы с вами сейчас выяснили, как бывает.
* * *
Есть в этом cлавном городке отель «Пуччини». Номера махонькие, но опрятно везде, кормят сносно, 5 минут пешком до самого что ни на есть центра. Имеется просторный холл. И в этом холле – всё в тему. Раскрытый рояль, бюст, партитуры.
Как-то заселяемся с группой после тяжелого переезда. Какой-то жиклёр в дороге меняли, теряли время. Жара стоит несусветная. Все голодны. В рядах уныние, в любой момент оно может перерасти в фрустрацию. Еще и чемоданы пришлось пару кварталов катить-тащить. Автобус подъехать к отелю никак не может. Там почти везде так. А виноват ты, кто же еще.
И слышу я за спиной обидное в свой адрес. И сейчас начнется: а у нас кровать узкая, а почему у нас в номере утюга нет, вот мы отдыхали на Коста-Брава, и там...Ну, и так далее, по нарастающей.
На самом деле виноват сирокко. Он настойчивее обычного дул в тот день во время транзитной экскурсии в Вероне. Вот и надуло – через глаза, ноздри и прочие поры. Серьезно вам говорю. Мельчайшие частицы песка попадают в организм, циркулируют там с кровью и вызывают агрессию, часто немотивированную. Знай, путник: если тебе вдруг стало невмоготу и вот прямо сейчас надо дать кому-то в глаз – это сирокко.
Хорошо я не первый раз в этом отеле и знаю, что довольно пожилой, но всегда элегантный и приветливый Паскуале встретит и подыграет в случае чего.
Вот именно подыграть бы не помешало. Что-нибудь не бравурное как раз, не тупо противоположное настроениям масс, это могло бы даже и усугубить негатив, а нежное и печальное, ибо светлая грусть выводит человеческую личность на некий более высокий уровень эмоционального осмысления себя в этом лучшем из миров. Что, не так? Я бы спел, например, Un bel di vedremo, а Паскуале сбацал на рояле. Тут же впавших в светлую прострацию путешественников распихиваем по номерам, а сытный ужин окончательно все разрядит.
Вообще-то он не играет, а я не пою. То, что я делаю голосовыми связками, должно называться иначе. Таких э... вокалистов хозяева просят спеть, когда надо спровадить засидевшихся гостей. Однажды при свидетелях правильно взял первые такты песни, как сейчас помню, «Поле, русское поле» – об этом потом лет десять вспоминали, как в казино где-нибудь вспоминают о трех семёрках стрейт-ап, подряд угаданных на одну фишку.
Сейчас бы я не замедлил найти искомую арию в инете. Только что проверил – в закрытом помещении слышно нормально. Но тогда такого еще не было, чтобы любую мелодию по ходу поймать в сети. И таких голосистых смартфонов тоже не было.
Так что подыгрывает мне Паскуале не буквально, а в переносном смысле.
– О, Пуччини. Ноты. Его собственные, наверное. Он что, и жил здесь?
Паскуале (выдержав короткую паузу):
– Да.
Потом подумал еще секунду-другую и добавил:
– Рояль другой. Тот не сохранился.
Вот как учил кто. Неправду завернуть в правду. Рояль точно другой...
Поверили мгновенно. Понятно, кто о Пуччини вообще слышал. Может, у кого-то одного и копошилось в дальних уголках памяти, что признанный при жизни классик был очень, очень не бедeн и вряд ли он останавливался в отеле, скажем, явно не самом дорогом здесь, но так это там, в уголках, и осталось.
Конечно. Он жил когда в роскошном Le Pace, а когда и над городом, где снимал крутейшую виллу.
И тихо стало. Пуччини (– а кто это? – та музыкант), смотри-ка, жил, вон и бюст стоит, а ты тут бухтишь как последний.
Скажете, пустяк.
Не пустяк. В нашем деле реплика-другая, но в нужном месте и в нужное время может снять напряжение. Или, наоборот, неосторожное слово – и озлобление до конца поездки.
Меня, конечно, совесть потом мучила, что наврали людям. Но не сильно мучила. И не долго. Да он и жил ведь в Монтекатини. И многие еще. Долго я охотился за списком увековеченных и – о радость! нашел-таки в местной сетевой малотиражке. Правда, по состоянию на 2015 год.
Вот он. Коллеги, не жалко.
(продолжение следует)