Дело «Сети»
Последнее слово Василия Куксова
Василий Куксов, 31 год. 9 лет лагерей. Отказался давать показания, заявлял о пытках и избиениях, за время пребывания в СИЗО заразился туберкулезом, диагностирована открытая форма туберкулёза. Вот его последнее слово на суде.
* * *
Я начну с того, что я бы хотел
поблагодарить и благодарю всех участников процесса, и тех, кто присутствовал на
наших заседаниях, слушателей, наших защитников, подсудимых и уважаемый суд. Я
хотел бы отдельно поблагодарить суд за то, что процесс сделали открытым. Это
дало возможность увидеть все многим людям, кому небезразлична наша судьба. Эта
мысль меня согревает.
Также согревает мысль, что я не забыт до
сих пор, и, надеюсь, никогда не буду забыт своими родителями, супругой,
друзьями. Хотел бы отдельно поблагодарить свою маму и отца. Мама у меня сама
кротость, скромность, отец правдоруб, наверно я взял от них эти качества.
Отдельно хотел бы поблагодарить СМИ, потому что они освещают наше дело. Я
благодарен, что хотя бы наше дело освещено, а сколько таких – возможно сотни и
тысячи тех, кого возможно уже осудили, а про них никто и не вспомнит.
Мы с подсудимыми и с адвокатами прошли
долгий путь, было много всего, начиная с… Разные сложности были, мы с ребятами и
не знакомы были, кроме Ильи я никого не знал. Но я очень рад, что мы
подружились. Всех подсудимых, как я понял за время судов, так как до этого мы
практически не общались, объединяет, что мы все верим в добро и что-то лучшее.
Это по-разному можно назвать, вегетарианство, антифашизм, мы схожи в этом. Мне
жаль, что я не знал их раньше даже. Огромное уважение у меня, конечно, к Илье
Шакурскому, очень приятно, что в такую минуту есть такой крепкий друг и товарищ
рядом, но лучше бы он находился дома. Я до последнего времени надеялся, что
сторона обвинения откажется от такого обвинения, возвратит дело на доследование,
что-то изменится. Я до сих пор верю, что может быть что-то изменится, здравый
смысл во всем этом возобладает. Я хочу сказать, что в общем мне не о чем жалеть.
Многие говорят, знал бы где упадешь, – соломку бы подстелил. А я бы не подстелил
никакую соломку. Я не жалею о дружбе с Ильей, о своих жизненных принципах, в
которые я верю. Ведь судя по нашему процессу, упасть можно везде, даже абсолютно
ничего для этого не делая, поэтому непонятно, куда нужно стелить эту соломку.
Чего-то плохого я не делал. Покажите мне
того человека, которому хоть кто-то из нас причинил зло. Вот Илья правильно
сказал, у него возникает вопрос, – за что? Меня тоже волнует этот вопрос, и
постоянно этот вопрос возникает, когда сидишь уже третий год, разбираешься в
этих бумагах, что-то выписываешь, отмечаешь и думаешь, – вот зачем мне все это
надо? То есть просто ни за что взяли, посадили, сказали, – вот тебе 39 томов,
сиди с ними и разбирайся.
Следователь мне еще в середине следствия
говорил, что этот процесс будет показательным, – вас посадят, чтобы другим
неповадно было. Антифашистам, анархистам. Чтобы не собирались, не кучковались.
Но по-моему всем стало очевидно, что этот показательный процесс теперь работает
в другую сторону. Я надеюсь, что есть еще неравнодушные люди, которые наблюдают
за этим, которые все это осознают. Надеюсь, что когда-нибудь в будущем на
каком-нибудь уроке права лектор придет и скажет, – сегодня мы рассмотрим дело,
которое началось в 2017 году. Вот так делать нельзя, таких нарушений допускать
никак нельзя.
Еще конечно пару слов вообще про обвинение.
Тысячу раз говорили, что абсурдно и так далее, но ведь это просто невозможно.
Даже то, в чем нас обвиняют, просто невозможно. Ну это как, – всемером какие-то
перевороты. Я не могу этого понять… Это все равно, что найти группу грабителей,
которые хотели ограбить банк с помощью телефона. И все равно мы третий год
здесь, никого это не волнует.
Закон должен защищать человека,
поддерживать принцип справедливости, правду, в конце-концов, мораль. А какая
мораль по поводу того же Зорина, в чем тут мораль? Человек оговорил друзей, и
ему за это свобода. Ну как же… Нас с детства учат доброте, дружбе. Кому эти
сказки добрые пишут, книги, потом просто вот так… Показательное поощрение, что
Зорин так поступил – он молодец, а кто остался на своем, кто с самого начала
говорит правду – тот сидит. Страдаем не только мы, не только я боюсь, что меня
осудят, дадут мне большой срок. Да, конечно, я этого боюсь, не скрываю. Но ведь
действительно страдают не только семь человек, – страдает вся наша семья.
Я уже начал говорить про смысл правосудия,
я не особо владею юридическими терминами. Но вот что от меня хотят? Я об этом
думаю постоянно. Тюрьма, как написано в законодательстве, должна исправлять
человека. Что еще во мне должно исправиться? Был я антифашистом, я и сейчас
антифашист. Кем я должен стать, фашистом? Занимался я любительским спортом. А
сейчас превратился в скелет, потерял здоровье. Какой прок, для кого это нужно?
Итак уже все настрадались. То, что произошло, уже имеет необратимые последствия.
Заключение повлияло на наше здоровье, психику родственников, моя семья
разрушена. С этим заболеванием я теперь просто изгой. Даже если я выйду из
тюрьмы, как я пойду в гости к друзьям, у которых уже дети маленькие? Все от меня
будут только сторониться. Ради чего все это? Чтобы кто-то получил свои награды,
премии?
Хотел бы сказать, – то, что запросил прокурор – это просто несообразно всему,
что мы здесь слышали. Это сумасшедшее количество лет за какие-то походы,
фримаркеты, акции. Я так и не понял, извините, какой я террорист, и цифры эти,
это просто… Приговор – страшное слово в обиходе, но это я даже не знаю… Это я
так думаю, а что думает Дима Пчелинцев или Илья? Им же вообще…
По поводу того, что вообще осталось. Если честно, эти цифры опять же, меня они
поразили. Я просто не знаю, куда потом возвращаться. Мою жизнь растоптали, из-за
этого ломать еще и жизнь супруги я не хочу. Родители у меня пожилые люди, им по
60, то есть куда мне потом? Возвращаются туда, где ждут. Получается, что и
возвращаться будет некуда. Наверно, на этой печальной ноте я и закончу.