История

 

Юноша из хасидской семьи, проходя по улице Жаботинского, соединяющей Бней-Брак с Рамат-Ганом, прочитал объявление, в котором говорилось: «Молодой человек, страдающий тяжелой болезнью, срочно нуждается в пересадке костного мозга. Все, кто готов помочь, удостоятся вознаграждения Небес…» Движимый состраданием, юноша отправился в поликлинику, чтобы сдать анализы. Когда через несколько дней ему сообщили, что он может стать донором, молодой человек обратился к лечащему врачу с просьбой позволить ему навестить больного, которому он готов был пожертвовать костный мозг. Войдя в палату, будущий донор увидел молодого человека, лишь немногим старше его самого. Между ними завязалась продолжительная беседа о болезни, о религии и о жизни вообще, беседа, которая сблизила их сердца и души…

 

По возвращении домой, молодой хасид рассказал отцу об этой волнующей встрече. Внимательно выслушав сына, отец спросил, кто этот больной и из какой он семьи. Узнав, о ком идет речь, отец в ужасе закричал: «Кто?! Он?! Этот!.. Только через мой труп! Я запрещаю тебе спасать сына этого человека!» Напуганный реакцией отца, сын промолвил: «Как же так, папа? Ведь это пикуах нефеш – спасение жизни!» Однако тот продолжал настаивать на своем.

 

Не понимая, что происходит с отцом, юноша обратился за советом к уважаемому раввину, который без промедления отправился к ним домой и попытался достучаться до сердца отца. «Почему вы так резко настроены против решения вашего сына?» – спросил раввин. В ответ он услышал: «Лишь благодаря тому, что я отношусь к вам с большим уважением, я не гоню вас из моего дома. Но если вы будете продолжать свои попытки убедить меня, я уйду сам!». Раввин сказал: «Ведь сказано в Талмуде, что тот, кто спасет хотя бы одну душу, спасет целый мир…» – но отец юноши остался равнодушным к этим словам. Более того, к глубокому изумлению присутствующих, он и в самом деле покинул дом!

 

Ошеломленный раввин обратился к сыну: «За этим скрывается какая-то большая тайна, которую нужно разгадать». «Отец мой – человек скрытный и немногословный, – сказал молодой человек, – но когда он выпьет немного вина, его сердце смягчается. На Пасхальном Седере полагается выпить четыре бокала. Может, вы придете к нам в конце праздничной трапезы, и отец тогда будет более разговорчив?..»

 

Так все и случилось. Раввин пришел к ним домой в конце Седера. Отец, пребывавший в благодушном состоянии от выпитого вина, обратился к нему: «Я прошу прощения за мое недостойное поведение в тот день и готов поведать историю, которая все объяснит…

 

Во время Второй мировой войны я жил в гетто в ужасных условиях. Несколько мужчин ютились в крошечной комнатушке, тяжело работали и практически не получали еды. Мой маленький сын был с нами, но немцы не знали о нем – мы спрятали его на чердаке и только по ночам позволяли ему выйти на прогулку, во время которой он ухитрялся украсть у немцев немного еды для нас. Тогда я и познакомился с отцом того молодого человека, с которым готов поделиться костным мозгом мой сын. Он работал на военном заводе в нашем городе и был единственным, кто мог управляться с уникальным станком, без которого невозможно было бы изготавливать взрыватели для бомб и снарядов. За это он получил у нацистов статус «нутциге юде» («полезного еврея») и пользовался их благосклонностью. Он гордо ходил по улицам гетто в сопровождении двух приставленных к нему телохранителей.

 

В один из дней этот «полезный» неожиданно зашел к нам в комнату, держа в руках дубинку. Он начал с силой стучать по стенам и потолку. Несколько досок с потолка отвалилось, и мой сын упал вниз. Пришедший схватил мальчика и выволок на улицу, закрыв за собой дверь. Затем раздались два выстрела, навеки ранившие мое сердце…

 

А теперь скажите мне, рабби, могу ли я его простить? Могу ли допустить, чтобы мой сын спас его сына?!»

 

«Я понимаю и уважаю ваши чувства, – сказал раввин, по лицу которого текли слезы, – но в чем вина его сына?! К тому же, возможно, за всем этим скрывается что-то, о чем мы не знаем – ведь пути Г‑сподни неисповедимы… Давайте пойдем и поговорим с этим евреем».

 

После долгих уговоров отец согласился, и они пришли домой к отцу молодого человека, нуждавшегося в операции. Отец донора узнал его сразу, встретившись с ним глазами, он едва не потерял сознание от волнения. Но удивительное дело – второй мужчина был точно так же взволнован!

 

«Я знаю – вы ненавидели меня каждый день каждого года, прошедшего с нашей последней встречи, – сказал он. – А я все это время мечтал еще раз увидеть вас, хотя до сегодняшнего дня был уверен, что сумею это сделать лишь в Мире истины!

 

…В тот день немцы хотели убить всех, кто находился в вашей комнате, потому что прознали, что там живет ребенок, который ворует у них еду. Чтобы спасти остальных, я сказал немцам, что сам убью мальчика, но когда я вытащил его на улицу, то понял, что не в состоянии это сделать. Охранники подняли свои винтовки, и я… застрелил их (звук двух моих выстрелов вы наверняка слышали, сидя в своей комнате). Нельзя было терять ни секунды, поэтому я не мог забежать к вам в комнату и сказать, что мальчика жив. Я спрятал его в одном из соседних домов, где жили мои знакомые поляки. Позже они перепрятали его в монастыре.

 

Когда я вышел от соседей, меня уже ждали немцы, догадавшиеся, что это я застрелил охранников. Они не убили меня, потому что нуждались в моих умениях и в моем станке, но это не помешало им избить меня до такой степени, что я лишился способности иметь детей…

 

После окончания войны я отправился в тот монастырь и попросил вернуть мне ребенка, которого прятали там. Будучи уверенным, что все его близкие сгорели в огне Катастрофы, я вырастил его, отдав ему все тепло и любовь своей души. Но этот мальчик, которого я называю своим сыном и который нуждается сегодня в пересадке костного мозга, на самом деле – ваш сын!!!»

 

 

Улыбка под занавес

 

Молодой немецкий политик Юлиан Виллмес рассказывает:

 

– Берлин. Пришел в бассейн отеля. В бассейне находится большая арабская семья с детьми, плещется в воде.

 

Вешаю халат, прохожу мимо них, дружелюбно кивая, и говорю: «Шаббат шалом!»

 

Через 10 минут в воде я один.

 

Религия – это прекрасно. И при этом я даже не еврей.