Евреи и «Советский проект», том 1 «Советский проект»

Часть 1. Идея справедливости

ЧАСТЬ 1. ИДЕЯ СПРАВЕДЛИВОСТИ

Сын моей двоюродной сестры, по образованию программист, в возрасте 25-27 лет с женой и ребенком лет 10 назад переехал в США. Как всем эмигрантам, первое время им пришлось преодолеть значительные трудности. Но, когда через несколько лет его мать спросила у него, как бы он мог кратко охарактеризовать суть Америки, тот ответил: «Справедливая страна». Потом он расшифровал: это страна, где каждый имеет возможность проявить свои способности и получает по труду, под чем подразумевается не количество затраченного пота, а продукты этого труда, физические или умственные. Как же так, человек вырос в Советском Союзе, где, если верить моему оппоненту, справедливость была одной из «священных идей», и вдруг находит истинную справедливость в стране – антиподе Союза?

Глава 1.

Советская уравниловка, или винегрет из марксизма,  народничества и православия

Иисус сказал ему: если хочешь быть совершенным, пойди,

продай имение твое и раздай нищим; и будешь иметь сокровище на небесах

Матф. 19, 21

Каждой бабе дадим по мужику, каждому мужику – по бутылке

Владимир Жириновский

Сколько талантов и просто способностей было загублено в СССР! Сколько одаренных людей было уничтожено, выслано из страны или сами бежали из нее, пока еще было можно! Леонид Шорохов привел [5] высказывание коллеги Дзержинского по ВЧК: «Всех талантливых людей следует расстреливать, ибо именно в них источник социального неравенства». С течением времени углы этой «мечты чекиста» несколько сгладились, но суть осталась. Виктор Мельниченко приводит, по оценкам американских специалистов, такие данные [6]: «Уровень раскрытия способностей работников в Японии составляет 70-85%, США – 65-75%, России и Украине – 10-15%».  Как-то в одной статье мне встретился вопрос: интересно, сумел бы Билл Гейтс, живи он в Советском Союзе, заработать себе на трехкомнатную квартиру?

Французская революция провозгласила замечательный лозунг: «Свобода, равенство, братство!» Но постепенно стало выясняться, что не все так просто: свобода и равенство не только плохо стыкуются между собой, но во многом выступают как антагонисты. Жизнь в самой своей основе иерархична, это условие ее развития и сохранения. Люди от рождения не равны по своим способностям, уравнять их можно только методом Прокруста: отрубать «лишнее» тем, кто выдается за общий уровень. То есть, чтобы достичь равенства, надо ограничить свободу: свободу развития, свободу таланта, свободу инициативы. Стремление к абсолютной справедливости (по Шарикову) приводит к чудовищной несправедливости и, что, может быть, еще хуже, к непродуктивности.

На Западе о продуктивности не забывали никогда. Даже тамошний социализм (марксизм) первым и главным своим преимуществом по сравнению с капитализмом называл более высокую производительность труда, из чего выводились все остальные его преимущества. В этом марксизм «мал-мал ошибка давал»: именно в производительности труда все формы социализма проигрывали капитализму. Но русский социализм, унаследовавший дух народничества, вообще не слишком был озабочен этой стороной дела. На это еще cто лет назад указывали русские философы идеалистического направления. Николай Бердяев [7]: «Экономический материализм… ставит в центре социальной жизни общества объективные начала производства, а не субъективное начало распределения… Марксизм подвергся у нас народническому перерождению… Русскими марксистами овладела исключительно любовь к равенству». Семен Франк [8]: «Победоносный и всепожирающий народнический дух поглотил и ассимилировал марксистскую теорию… Дух социалистического народничества, во имя распределения пренебрегающий производством… в конце концов подтачивает силы народа и увековечивает его материальную и духовную нищету». Так и хочется спросить: кто здесь материалист, а кто идеалист?

В. Х. Беленький определил [9] взгляды Кара-Мурзы как неонароднические. Действительно, больше всего в них махрового народничества, слегка присыпанного марксистскими догмами и приправленного религиозным елеем (чем, кажется, народники Х1Х века не страдали). Сам Кара-Мурза пишет даже [2, т. 1, стр. 391], что «роль народников в становление советского проекта… гораздо больше, чем роль марксистов». А что, не лишено оснований…

Пренебрежение производством во имя распределения достигает у Кара-Мурзы степени мании. Его экономические взгляды вытекают из твердого убеждения, что политэкономия – это наука только о капиталистической экономике. 9-я глава 1-го тома его «Советской цивилизации», которая называется «Советская экономическая система», вся посвящена доказательству этого тезиса. Он пишет (стр. 439): «В 20-30-е годы в СССР стал складываться особый тип хозяйства и жизни людей. Это была разновидность хозяйства, присущего традиционным обществам. Экономическая теория (политэкономия) принципиально не изучает хозяйства такого типа».

Как он «доказывает» свой тезис, иллюстрирует Дмитрий Ниткин [3]. Кара-Мурза пишет: «О непригодности категорий политэкономии для верного описания советского, явно не капиталистического, хозяйства, предупреждал А.В.Чаянов». И приводит цитату из него: «Обобщения, которые делают авторы современных политэкономических теорий, порождают лишь фикцию и затемняют понимание сущности некапиталистических формирований как про­шлой, так и современной экономической жизни». Ниткин спрашивает: «Ну и где здесь о непригодности категорий политэкономии для советского хозяйства? Да, часто неправомерные обобщения приводят к фиктивным выводам в любой отрасли знаний, и сама книга С.Г.Кара-Мурзы – лучший тому пример. Но достаточно пролистать любую книгу Чаянова, и ясно видно, что сам он пользуется при описании некапиталистического трудового крестьянского хозяйства всем классическим понятийным аппаратом политэкономии, идет ли речь о «советском» или «досоветском» периоде существования таких хозяйств». То есть попытка Кара-Мурзы представить Чаянова своим союзником – обыкновенный мухлеж.

В этой связи интересна выдержка из другого места его труда [2, т. 2, стр. 559]: «Во время "родовых мук" становления советского строя многие его самые чуткие и верные выразители и пророки подверглись гонениям или поплатились жизнью. Погиб Н.Клюев, бедствовал А.Платонов, томился в лагере А.Ф.Лосев, а в ссылке М.М.Бахтин, пошел на расстрел А.В.Чаянов. Все это были люди, провидевшие и выразившие, не всегда ясно, самые фундаментальные черты советского проекта». Как видим, мой оппонент записал  в свои союзники не одного Чаянова. Если все эти лица были «выразителями советского строя», а строй с ними столь подло обошелся, не является ли это его лучшей характеристикой? Ах да, то были «родовые муки». Наш аналитик всегда найдет оправданьице мерзостям его любимой власти. Но самое интересное – продолжение приведенной тирады: «Подлость антисоветских идеологов я вижу в том, что они представили этих мучеников-пророков своими политическими и идеологическими союзниками». Держите вора!

Но вернемся к представлениям оппонента о предмете политэкономии. Ниткин приводит определения предмета политэкономии, данные видными экономистами. Все они близки между собой и ни одно не ограничивает область предмета капиталистическим хозяйством. Вот, например, определение Фридриха Энгельса: «Политическая экономия, в самом широком смысле слова, есть наука о законах, управляющих производством и обменом материальных жизненных благ в человеческом обществе». Далее Ниткин приводит ряд других примеров научной недобросовестности и невежества Кара-Мурзы и пишет: «Схема воспроизводства общественного богатства изучена экономистами детальнейшим образом, построены сложнейшие многосекторные и многорегиональные экономико-математические модели, изучено движение вновь создаваемого продукта в натурально-вещественной и стоимостной форме – и тут выходит С.Г.Кара-Мурза со своей «теорией», который ничего об этом не знает и знать не хочет, – он не читатель, он писатель. И легко, шутя, в двух словах опровергает все эти мудреные теории, что является верным признаком шарлатанства…» И еще: «Имеет  место или крайняя степень экономического невежества, или открытый мухлеж в стиле базарного торговца».

Не лишним будет привести оценку, которую Ниткин дает труду Кара-Мурзы в целом: «Неоднократно приходилось убеждаться, что книга С.Г.Кара-Мурзы полна натяжек, искажений фактов, умолчаний, поверхностного анализа. Чаще всего это относится к тем местам книги, где автор пытается связать воедино факты и выводы, сделанные до него самыми разнообразными исследователями. Но воистину забавной книга становится там, где начинаются самостоятельные рассуждения автора на темы, о которых он имеет лишь самое отдаленное представление».

Если законы политэкономии в советской экономике не действуют, каким законам она тогда подчиняется? Послушаем Кара-Мурзу (стр. 447):  «В чем же суть советской системы? Сталин буквально определил советское хозяйство в категориях Аристотеля. А именно, его цель – удовлетворение потребностей». Аристотель, как это часто бывает у нашего автора, притянут сюда не по делу, а для большей солидности. Но и ссылка на Сталина лукава: вождь действительно называл целью советской экономики удовлетворение потребностей населения, но не считал, что законы политэкономии не для нее. Известно – и это весьма убедительно показывает Ниткин, – что Сталин был инициатором и активным участником разработки учебника «Политическая экономия социализма». А Кара-Мурза в свойственной ему манере пытается использовать авторитет любимого вождя, чтобы доказать: «удовлетворение потребностей» – это единственное, чем руководствуется (или, по крайней мере, должна руководствоваться) социалистическая экономика. Посмотрим, что у него из этого получается.

Вот он рассказывает (стр. 457-458) о своем участии в семинаре ОБСЕ в Минске в 1998 году. Участники семинара говорят, что советское хозяйство было нерентабельным. А он отвечает: «Что за чушь! При чем здесь рентабельность, если хозяйство было нерыночным и его цель – не прибыль, а чтобы все были сыты?» Ему говорят: «Советскую систему надо было менять, потому что низка была экономическая эффективность». А он в ответ: «Это - из той же оперы. Само понятие "эффективность" придумали недавно, а до этого тысячи лет вели хозяйство и следовали простым, житейским меркам».

Хотелось бы спросить у доктора химических наук: а что, до того, как придумали понятие «реакция», химических реакций в природе не существовало? Каким бы простым ни было хозяйство, если урожай меньше того, что в землю брошено, хозяин и его семья погибнут от голода. Вот тебе, в упрощенном виде, и вся эффективность, и вся рентабельность. Рыночное хозяйство или нерыночное, но если полученная продукция не покрывает затрат, сытость очень быстро кончается.

Но Кара-Мурза продолжал «доставать» участников семинара: «Как, спрашиваю, вы определили, что советское хозяйство было неэффективным? Почему финский фермер, которого нам ставят в пример, эффективный, а колхозник - нет? Ведь колхозник на 1000 га имел в 10 раз меньше тракторов, чем европейские фермеры, и давал всю последнюю советскую пятилетку пшеницу с себестоимостью 92-95 руб. за тонну. А у финского фермера себестоимость 482 доллара за тонну. Объясните, говорю, почему же производить один и тот же продукт вдесятеро дороже - это эффективно? Молчат. Ну хоть бы что-нибудь ответили. Какой же это диалог!»

Постойте, постойте, – а почему это у советского колхозника вооруженность техникой была вдесятеро меньше, чем у финского фермера? Ведь колхозы, как он сам неоднократно пишет, создавались и потому, что крупные хозяйства легче вооружить техникой. А главное – поражает «глубина» экономического мышления доктора наук и системного аналитика. Он не понимает, что себестоимость зерна определяется множеством факторов, и прежде всего – уровнем оплаты труда колхозника и всех, связанных с ним производственной цепочкой. И если наш хлеб был вдесятеро дешевле финского (и, видимо, вообще европейского), что же мы не выходили с ним на международные рынки? Сколько заработать могли!

Так ведь не с чем было выходить. Сами хлеб в больших количествах закупали, а ведь царская Россия, без колхозов, хлебушек вывозила. Себестоимость себестоимостью, но сколько производили хлеба на гектар пашни советский колхозник и финский фермер? То-то и оно. Федор Абрамов еще в 1969 году, побывав в Финляндии, записал в дневник [10]: «Все с ума нейдет Финляндия. Маленькая страна, бывшая царская колония, земля – один камень, а ведь не знают, куда девать хлеб. Крестьянам государство деньги платит – только не усердствуйте, пожалуйста, не делайте зерно. И с маслом не знают, что делать, – забиты склады…» Что, на Кубани или Украине земли  хуже, чем в Финляндии? Или климат более холодный?

А вы заметили: Кара-Мурза постоянно обижается на то, что на его доводы собеседники не реагируют. Вот и на этом семинаре: он все так хорошо объяснил, а они «молчат, ну хоть бы что-нибудь ответили». Представим себе, попал химик какими-то судьбами на астрономический конгресс и обращается к участникам: что вы тут рассуждаете об изучении лунной поверхности, нас здесь много, давайте станем друг другу по-братски на плечи (по-братски – это обязательно, просто так становиться друг на друга было бы нехорошо) и достанем луну с неба. Станут «коллеги» с ним дискутировать? Я, конечно, утрирую, но не так уж сильно: реакция специалистов на «экономические» доводы Кара-Мурзы должна быть примерно такой же. Не объяснять же, например, системному аналитику, приехавшему на международный семинар, что процессы в экономике являются многофакторными. Системный анализ, кстати, потому так и назван, что он изучает всю систему связей явления.

Приведу оценку уровня теоретической подкованности Кара-Мурзы, данную не противником его, а союзником и во многом единомышленником В. Д. Пихоровичем. Правоверный марксист, заместитель главного редактора издающегося в Киеве журнала «Марксизм и современность» рецензию на «Советскую цивилизацию» [11] начинает  панегириком: «Среди марксистов сегодня нет публицистов, равных С.Г.Кара-Мурзе… Цель рецензируемой книги – апология советского строя, демонстрация его превосходства над западной культурой… Это беспощадная критика капитализма и гневный протест против разрушения советской науки и культуры, это невероятная масса переработанного материала и блестящая публицистика… В описании виденного и пережитого им лично С.Г. Кара-Мурза вполне может быть поставлен в один ряд с самыми талантливыми русскими писателями. Книгу пронизывает ненависть к пробуржуазной интеллигенции, особенно столичной». Ну, новый Пушкин или Гоголь, никак не меньше…

Но сразу за этим следует: «Тем более становится неловко, когда этот блестящий публицист вдруг ударяется в не совсем удачные теоретические изыски. Фабула этой «теории» проста до неприличия: Маркс не прав, а Ленин – и подавно… В основании претензий Кара-Мурзы к Марксу лежит какая-то смешная идея: Маркс, мол, евроцентрист, а Россия, она – самобытная. Для нее законы общественного развития, которые открыл Маркс, не писаны. Эдаким способом недолго договориться и до того, что… закон земного тяготения Ньютон открывал без учета русской специфики. Суть «теории» С.Г.Кара-Мурзы в том, что он запрещает рассматривать нашу историю с точки зрения открытых Марксом законов исторического развития и старается вывести советскую историю не из революции пролетариата, а из развития русской крестьянской общины». Совершенно верно: как мы уже отмечали, в аннотации к 1-му тому «Советской цивилизации2 так и написано: «В недрах общинного крестьянского коммунизма зародилась советская цивилизация». При чем здесь марксизм?

Далее автор рецензии высмеивает литературный стиль «нового Пушкина»: «Взяв в качестве знамени постулаты марксизма, «советский проект» представлял собой совершенно иную цивилизационную траекторию, нежели социал-демократический проект Запада». Рецензент удивляется: «Как „проект“ может  взять постулаты? Да еще в качестве знамени? И при этом „представлять собой траекторию“? Что-то совсем негладко получается». А вот что пишет Пихорович о «философских» упражнениях своего союзника: «Не только любой специалист в области философии, но и просто сдававший экзамен по философии в вузе, без труда заметит, что все эти «философии бытия» и «философии становления» есть бессмысленный набор слов и не имеют никакого отношения ни к марксизму, ни к философии, ни к мышлению вообще (чего стоит одно выражение «процесс как состояние»?)».

А вот рецензент характеризует «творческий метод» автора: «Диалектика не действительность выводит из каких-то невесть откуда взявшихся „постулатов“, принципов («проектов»), а наоборот, сами принципы выводит из анализа соответствующей действительности. Спору нет, что работа это весьма трудоемкая. Значительно легче «взять в качестве знамени» какие-нибудь „постулаты“, как, скажем, постулат о вечности и неуничтожимости русской общины, и подбирать для его „доказательства“ удобные исторические примеры, аккуратно обходя примеры неудобные». И еще: «Напала на человека блажь профессорская, что он умнее Маркса, Энгельса и Ленина вместе взятых (а как же, они ведь не были «системными аналитиками»)… Для того, чтобы доказать несостоятельность марксизма, Кара-Мурза не брезгует ничем».

Вот как интересно получается: пока Кара-Мурза нахваливает советский строй и шлет анафемы Западу и «пробуржуазной интеллигенции», то «среди марксистов нет публицистов, ему равных» и «он может быть поставлен в один ряд с самыми талантливыми русскими писателями», но, как только он добирается до марксизма, выясняется, что он просто-напросто безграмотный фальсификатор, не брезгующий ничем ради доказательства своих бредовых идей.

Но что же стоит за «справедливостью», «братством» и прочими красивыми понятиями, которыми все время жонглирует Кара-Мурза? Обратимся снова к Пихоровичу. Он приводит отрывок из «Советской цивилизации», в котором Кара-Мурза пытается расшифровать некоторые из этих понятий: «Ключевыми идеями, воспринятыми советской идеологией из марксизма, были следующие: справедливость (уничтожение эксплуатации человека человеком), всеединство («Пролетарии всех стран, соединяйтесь!»), нестяжательство («каждому – по труду», возврат к истокам, к братству в общине), построение светлого царства счастья и воли (прогресс, неисчерпаемые силы науки, ликвидация государства). Понятия и термины марксизма наполнялись при этом своим, часто существенно иным, нежели на Западе, смыслом».

И вот как комментирует это рецензент: «Согласитесь, что было бы исключительно интересно узнать, когда и при каких обстоятельствах произошло это непривычное для нас «наполнение». Из каких источников почерпнул наш „системный аналитик“ эту сенсационную информацию?.. Оказывается, весь этот поповский бред о „справедливости“, „всеединстве“, „нестяжательствe“, „братстве“ и т.п. приписывается Ленину. Прямо невозможно понять, как это все уживается у нашего автора с проникновенными призывами к научной добросовестности». Тут Пихорович совершенно прав: Ленин благоглупостями типа «справедливости», «братства», «всеединства» не занимался, называл разглагольствования на подобные темы поповщиной, что было в его устах наихудшим ругательством. А что касается призывов к «научной добросовестности», то мы уже видели выше, что стоит за призывами Кара Мурзы бороться с демагогией: держите вора…

Приведу еще пример «экономического мышления» системного аналитика. В Приморье закрыли нерентабельные шахты. Я не берусь судить, возможно, с их закрытием и поторопились. Но Кара-Мурза оценивает этот шаг с принципиальных позиций [2, т.2, стр. 280]: «В советском хозяйстве, ориентированном на потребление, а не на прибыль, эти шахты были разумны и эффективны, а в обществе, основанном на конкуренции, они неразумны и неэффективны». «Удовлетворение потребностей» – и все,  это единственный критерий «эффективности» социалистической экономики, остальное – от лукавого. Кстати, а где было общество потребления – на Западе или у нас?

Ладно, шла бы речь о такой «эффективности» на длительное время. Но при нерентабельном производстве, как уже отмечалось, потребление не может долго продолжаться, разве что это производство будет на ком-то паразитировать (то есть уравниловка распространится уже не только на людей, но и на целые производства). Но не может же долго паразитировать целая большая страна. 

А вот и теоретическое обоснование уравниловки (там же, стр. 271-272): «Наши отцы и деды, следуя главному закону крестьянской общины, заключили важнейший общественный договор: каждому человеку в России будет гарантирована работа… Мы обязались делиться друг с другом работой и никого не отправлять на паперть или в банду, или в сумасшедший дом – три пути для безработного… Равное право на доступ к работе возникло при советском строе вследствие обобществления средств производства. Религиозный запрет на безработицу обрел социальную и правовую базу. Будучи частичным собственником всей суммы средств производства, человек имел право на использование какой-то части средств производства, имел право на рабочее место».

Таким образом, принцип «полная занятость любой ценой» приобретает двойную легитимность: общинно-религиозную (народническую) и социалистическую. Ничего, что кто-то работает вполсилы,  главное – чтобы все были при деле. Уволить кого-либо – ни в коем случае. И даже перевести бездельника на социальную помощь нельзя – он может посчитать это унизительным, ему надо дать возможность и дальше делать вид, что он работает.

Но это еще не все, читаем дальше (стр. 272-273): «Наличие общей собственности на средства производства автоматически и неизбежно порождало уравнительную часть и в распределении плодов труда, материальных благ, общественного богатства…Всякие разговоры о „ликвидации уравниловки“ означали неявное отрицание общенародной собственности и советского строя. Эти разговоры к тому же выдавали полное отсутствие правового сознания – ведь речь шла о том, чтобы лишить собственника его дохода на собственность. На каком же основании? По той причине, что кому-то не нравится, как этот собственник ведет себя в совершенно иной сфере – как работник. Именно в требовании устранить уравниловку содержался самый дикий произвол…»

Создать условия, чтобы миллионы крестьян, гонимых голодом и страхом репрессий, бежали на промышленные стройки – это не произвол, а необходимость индустриализации (об этом мы подробнее будем еще говорить), а уволить или лишить части материальных благ лодыря – это страшный произвол: кому какое дело, как он работает – он собственник, не замай. Вы случайно не знаете, как называлось  наше государство – «государство трудящихся» или «страна лентяев»?

Но хватит иронизировать, если хорошенько подумать, надо признать: в этом вопросе Кара-Мурза, в принципе, прав. Ибо, если собственность общественная, то есть принадлежит всему обществу, значит, каждый имеет в ней свою долю – со всеми вытекающими правами, на которые и указал аналитик. Он, правда, сетует на то, что такие-сякие бюрократы часто отступали от принципов. И это тоже справедливо, я тоже зол на бюрократов: если бы они скрупулезно соблюдали принципы, советская власть вместе со своим единоутробным братцем-близнецом социализмом рухнули бы намного раньше. Как работали эти принципы, хорошо видно на следующем примере.

Выше мы уже говорили, что одним из принципов советской цивилизации Кара-Мурза считает «равный доступ к минимуму пищи, то есть право на жизнь». В СССР этот принцип воплощался в жизнь «в лоб» – путем искусственного поддержания на низком уровне цен на «продукты первой необходимости». Что из этого выходило, рассказал в книге воспоминаний бывший председатель КГБ СССР и один из ведущих членов ГКЧП Владимир Крючков (мнение такого человека должно быть для Кара-Мурзы весомым). Он пишет [12]: «Известно, что хлеб у нас был самый дешевый в мире. Не случайно примерно семь миллионов тонн хлебобулочных изделий ежегодно выбрасывалось на помойку. 10-12 миллионов тонн хлебного зерна скармливалось скоту… Существовавшие цены, словно тяжелый камень, тянули экономику ко дну. Цены не соответствовали реалиям, спросу и предложению, не влияли на производство товаров, не стимулировали его, порождали спекуляцию. Все в руководстве это понимали, возмущались, но, исходя из популистских соображений, не позволяли к ним притронуться… Не поддерживал стремление задействовать рычаг ценообразования и Андропов, усматривая в этом отказ от революционных завоеваний».